Неравный брак - Анита Берг

Пришла весна. Солнце порой грело так ощутимо, что Роберто вывозили в прогулочном кресле в сад. Однако бывали такие дни, когда Роберто чувствовал себя плохо и о прогулках не могло быть и речи. Ее неукротимый дух и преданность мужу поражали всех, кто был в курсе их отношений. Джейн решительно отказывалась говорить о смерти, и, когда весна плавно перетекла в лето, Джейн показалось, что ей удалось победить болезнь. Месяц — так говорили врачи, а прошло уже целых семь.

Роберто мирно спал. Она сидела у постели, держа его за руку и с любовью глядя в его лицо. Наконец Роберто проснулся, открыл глаза и улыбнулся ей.

— Обещай, что не будешь жить одним прошлым, — прошептал он. — Старайся не растрачивать жизнь впустую. Мы и так потеряли слишком много времени. Обещаешь, а, контесса? — с неожиданным пылом спросил он.

Это были его последние слова. Роберто погрузился в сон, однако на сей раз более уж не проснулся. Сон тихо и незаметно перешел в глубокую кому. Это состояние длилось три дня и закончилось смертью. Джейн не могла поверить своим глазам: она по-прежнему сидела и разговаривала с Роберто, стараясь вернуть его к жизни. Она была уверена, что Роберто слышит и понимает ее: несколько раз он даже слабо ей улыбался. Но на четвертый день Роберто умер — умер у нее на руках.

Возвращение в замок было очень грустным. Поезд с телом Роберто подошел к перрону, и показалось, что все жители городка собрались на станции. Процессия двинулась в церковь, отслужили панихиду. Затем гроб поставили на сверкающий серебряно-черный катафалк, запряженный тремя парами породистых черных лошадей. Лошадей обули в специальные бахилы, чтобы они бесшумно тащили скорбный груз по дороге к замку. Роберто упокоился в мраморном белом мавзолее вместе с предками. Во время всей этой церемонии у Джейн было такое чувство, что душа ее окаменела. У нее не было сил плакать, лицо ее заострилось, превратившись в подобие вытянутой маски.

Члены семейства Роберто плотным кольцом окружили Джейн, защищая от любопытных. Впервые она ощутила себя частью этой большой итальянской семьи. Франческа взяла Джованни к себе — пусть пока поиграет с ее сыном. Поддерживаемая под руку Эмилио, Джейн заставила себя войти в замок. В большой зале для особых торжеств все окна, зеркала и картины были затянуты черным крепом: при всяком дуновении легкого ветерка траурные складки скорбно вибрировали, и только большие арумные лилии, чей сладковатый аромат наполнял помещение, — только они одни украшали залу. Все пришедшие сюда с головы до ног были облачены в траурные одежды, и речи не могло быть о том, чтобы поминки превратились в некое подобие вечеринки, как на похоронах Онор. Торжественность достигла такого напряжения, что у Джейн сердце разрывалось.

Эмилио вывел Джейн на середину залы, подвел к креслу, в котором восседала высохшая старуха.

— Джейн, я хочу вам представить мою тетку, принцессу Ренату Виллициано, мать Роберто. — Джейн с волнением приблизилась к старухе, лицо которой было скрыто под густой вуалью. Эмилио что-то быстро произнес, та на удивление проворно откинула вуаль. На желтом, высохшем и изрядно сморщившемся лице сверкнули черные живые глаза. Они так походили на глаза Роберто, что Джейн не без труда подавила готовый вырваться крик. Старуха пристально изучала ее взглядом.

— Да, грустный сегодня выдался день, доченька, — твердым голосом произнесла старуха на безупречном английском.

— Такой грустный, что у меня и слов нет, принсипесса, — мягко откликнулась Джейн.

— Я счастливее тебя, я вскоре с ним опять увижусь, — без тени смущения произнесла женщина, и Джейн на мгновение позавидовала ей. — Но у нас остается его сын, за которого я очень благодарна тебе, Джейн. — Джейн поклонилась в ответ. — Я полагаю, мой сын сказал тебе о том, что хотел бы, чтобы Джованни рос как настоящий итальянец?

— Да, принсипесса, можете на этот счет не волноваться. Я непременно исполню волю Роберто.

Старуха откинулась на подушки, взгляд "ее неожиданно потух, словно кто-то властной рукой отключил свет в глазах.

— Слава Богу, — проговорила она тихим, усталым голосом, сделала знак рукой. Слуга, бесшумно приблизившись, взял ее на руки и унес из залы. Старуха только ради этого и пришла сюда.

Джейн сумела найти в себе силы выдержать всю церемонию до конца и даже проводила пришедших. Наконец в замке остались только Эмилио и Джеймс: он специально прилетел сюда, чтобы поддержать мать в трудную минуту. Остались также несколько юристов. Об имениях Джованни не приходилось беспокоиться: они, как и прежде, будут в надежных руках, за ними присмотрят должным образом. Однако Джейн приняла решение закрыть все дома, с тем чтобы Джованни использовал их по своему усмотрению, когда вырастет. Джейн очень любила этот замок, однако без Роберто находиться тут не могла.

Когда наконец юристы были отпущены, Джеймс попросил разрешения осмотреть замок.

— Дорогой, у меня совершенно нет сил. У меня все еще так свежо в памяти, и все вызывает такую острую боль… Может, Эмилио будет так любезен? — Они удалились, и Джейн прошла в комнату, которая прежде служила их приватной гостиной. Может, здесь, где она провела столько счастливых часов с Роберто, ей удастся выплакать слезы… Вдруг послышался негромкий скрип, и в комнату осторожно вошел золотистый терьер. Джейн нагнулась и погладила собаку.

— Ну, здравствуй, приятель. Ты кто же такой будешь? Тоже, наверное, очень любил его, да? — Собака жалобно заскулила, Джейн потрепала пса по холке. Но и теперь у нее не было слез.

— Ма, ма! Иди скорее, — позвал ее Джеймс. Волнуясь, она побежала к нему. Он стоял на ступенях лестницы у входа в картинную галерею. — Ты никогда не говорила нам об этом. — Он быстрым шагом направился к галерее фамильных портретов. — Посмотри!

Джейн вскрикнула от неожиданности. Рядом с изображением Роберто висел ее собственный портрет в полный рост. На нем Джейн была изображена в изумрудного цвета платье, в каком она была, когда они впервые встретились. Изумруды Онор украшали ее шею. Художнику удалось очень точно передать выражение ее лица.

— Ты никогда не говорила про этот превосходный портрет!

— Не говорила, потому что сама не знала.

— Это все Роберто, — объяснил Эмилио. — Пригласил к себе художников, раздал им твои фотографии, Онор дала ему твое платье и украшения. Ему написали не менее дюжины портретов, пока он наконец не остался доволен. Он очень любил тебя, Джейн.

— Я знаю, Эмилио. Я тоже любила его. Мы были идиотами, в первую очередь я. Но, Эмилио, почему ты не сообщил мне, что он так серьезно болен? Почему не послал за мной раньше? — Этот вопрос не оставлял Джейн с тех самых пор, как она увидела Роберто. Почему, почему никто, даже Мэй не рассказала?