Нерассказанная история США - Оливер Стоун

Этому примеру последовали и другие восточноевропейские страны. В октябре правившие в Венгрии коммунисты объявили себя социал-демократами и установили в стране республику[144]. В том же месяце, после визита Горбачева в Берлин, протестующие вынудили Эриха Хонеккера уйти в отставку. И наконец, 9 ноября 1989 года восточные и западные берлинцы начали вместе рушить Берлинскую стену, ненавистнейший из символов холодной войны. Советник Горбачева по внешнеполитическим вопросам Анатолий Черняев записал в дневнике: «Берлинская стена пала. Закончилась целая эра в истории социалистической системы… Это конец наследия Ялты [и] сталинизма… Это сделал Горбачев… Он ощутил течение истории и помог направить ее в нужное русло». Но до окончания перемен в Европе было еще далеко. Чешский парламент ответил на демонстрации и всеобщую забастовку избранием поэта Вацлава Гавела на пост премьер-министра. В Восточной Европе коммунистические правительства теряли власть одно за другим. Мир смотрел на это и не верил. По социалистическому лагерю прокатилась мирная революция – его граждане, уставшие от репрессивных правительств и нелепой бюрократии, требовали лучшей жизни. Горбачев отказался от долго бытовавшего мнения, что контроль над Восточной Европой является ключевым для безопасности СССР. Он верил, что отказ от расходов на поддержку старых коммунистических режимов в восточноевропейских странах позволит СССР и его союзникам быстро создать систему гуманного и демократического социализма.

Горбачев считал перестройку началом новой эпохи, но многие заправилы американской политики видели в ней главное доказательство победы капиталистического Запада после десятилетий холодной войны. Эксперт Госдепартамента Фрэнсис Фукуяма провозгласил «конец истории» и назвал западную либеральную демократию «самой совершенной формой правления». В сентябре 1990 года Майкл Мендельбаум, руководивший изучением проблем Востока и Запада в Совете по международным отношениям, торжествовал: «Советы… сделали возможным окончание холодной войны, а значит, впервые за 40 лет мы сможем вести военные операции на Ближнем Востоке, не опасаясь начала Третьей мировой»18. Вскоре США проверят эту гипотезу.

Во время своей поездки в Польшу и Венгрию в июле Буш намеренно избегал любых высказываний, которые могли бы спровоцировать СССР. Он неоднократно высмеивал тех, кто был склонен делать «поспешные выводы», и даже падение Берлинской стены не заставило его начать триумфальные речи. «Я – парень неэмоциональный», – объяснял он. Горбачеву он сказал: «Я вел себя так, чтобы не осложнить вам жизнь. Именно поэтому я не лез на Берлинскую стену». – «Да, мы видели и оценили», – ответил Горбачев19.

Готовый допустить радикальную трансформацию Восточной Европы, Горбачев надеялся, что окончание холодной войны приведет к упразднению не только Варшавского договора, но и НАТО. Но понимал, что этого может и не случиться, поэтому настаивал, чтобы НАТО хотя бы не расширялось на восток. Он даже соглашался на объединение двух Германий в случае, если натовские войска и системы вооружений не будут размещены на восточногерманской территории. Но он, а затем и российские лидеры, поверившие в нерушимость обещаний американцев и немцев не расширять НАТО на восток, были жестоко разочарованы, когда правительства Клинтона и Буша-младшего расширили западный блок до самого порога России. Российские лидеры возмущались, поскольку чувствовали, что их предали. И хотя руководство США долго утверждало, что подобных обещаний не было, недавно оно рассекретило документы, доказывающие обратное.

В феврале 1990 года Буш, Бейкер и немецкий канцлер Гельмут Коль начали искать способ убедить Горбачева вывести 380 тысяч советских солдат из ГДР и отказаться от законной оккупации, восходящей ко временам капитуляции Германии в 1945 году. Они хотели избежать все громче и громче звучавших требований освободившихся от старых режимов стран демилитаризовать Центральную и Восточную Европу, что привело бы к ослаблению американского влияния на континенте. Бейкер встретился с Горбачевым 9 февраля и спросил его: «Предпочли бы вы видеть объединенную Германию вне НАТО, независимую и без американских войск, или хотите видеть ее подконтрольной НАТО, но с гарантией, что юрисдикция альянса никогда не распространится ни на дюйм восточнее его нынешних границ?» Бейкер вспоминал, что Горбачев ему ответил: «Любое расширение зоны НАТО будет неприемлемо».

На следующий день с Горбачевым встретился Гельмут Коль, который заявил: «Само собой разумеется, что НАТО не расширит свою территорию», включив в нее Восточную Германию. 10 февраля германский министр иностранных дел Ганс Дитрих Геншер сделал аналогичное заявление Э. А. Шеварднадзе, сказав: «Мы осознаем, что членство объединенной Германии в НАТО чревато серьезными осложнениями. Однако с уверенностью мы можем заявить об одном: НАТО не станет расширяться на восток». Чтобы советский коллега понял, что это касается не только Германии, но и всей Восточной Европы, Геншер добавил: «НАТО не будет расширяться в принципе».

Горбачев, получив заверения Коля, одобрил объединение Германии. Но не было подписано никаких юридически обязывающих документов, соглашение было устным. Позже Горбачев урегулировал эту проблему, согласившись в сентябре на вхождение Восточной Германии в НАТО в обмен на финансовую помощь от ФРГ, в чем отчаянно нуждался.

Горбачев считал, что заключено соглашение, и поэтому впоследствии чувствовал себя обманутым. США и ФРГ пообещали не расширять НАТО «ни на дюйм на восток», – настаивал он. Аналогичное возмущение в 2009 году выразил и Президент РФ Дмитрий Медведев, заявивший, что «ни одно из обещаний, данных Советскому Союзу, не было выполнено – в особенности заявления о том, что НАТО не будет бесконечно расширяться на восток, а наши интересы будут учитываться». Американский посол в Москве Джек Мэтлок соглашался, что СССР получил «совершенно недвусмысленные заверения». Немецкий еженедельник Der Spiegel в 2009 году провел свое собственное расследование и написал: «После бесед со многими участниками событий и детального анализа ранее засекреченных английских и германских документов наш журнал пришел к выводу, что Запад сделал все, чтобы создать у СССР впечатление невозможности членства в НАТО таких стран, как Польша, Венгрия и Чехословакия. В этом нет ни малейших сомнений». Историк Мэри Элайза Сарот, получившая премию за книгу об этом периоде, объясняла: «Если подытожить, то Горбачев поддался на двухдневные уговоры Бейкера и Коля, заверявших, что НАТО не будет расширяться на восток, и согласился позволить Германии объединиться»20.

США оценили сдержанность Горбачева в Восточной Европе, но без тени сомнений продолжили применять силу на Американском континенте. Панамский диктатор Мануэль Норьега долго был любимчиком США в Центральной Америке. Он дважды обучался в их Школе Америк в зоне Панамского канала и находился на содержании у ЦРУ с 1960 года. Продажный и беспринципный, он получал доход от содействия колумбийскому наркокартелю «Медельин» и сдавал его конкурентов американскому Бюро по борьбе с наркотиками. Его помощь никарагуанским контрас позволяла ему пользоваться защитой высших правительственных чиновников Рейгана, включая Уильяма Кейси, Эллиота Абрамса и Оливера Норта. Но обвинение в торговле наркотиками, выдвинутое против него федеральным судом США в 1988 году, и то, что в 1989-м Норьега объявил себя президентом, в итоге убедили Буша, что от него больше проблем, чем пользы. С одобрения США панамские офицеры попытались совершить переворот. Американцы, однако, не предоставили им никакой поддержки. Глава комитета палаты представителей по разведке Дэвид Маккерди посетовал на «второе пришествие фактора слабака»21.

Ликующие жители на Берлинской стене 9 ноября 1989 года. Горбачев видел в падении советского коммунизма начало новой эры, но многие заправилы американской политики сочли это своей победой.

В декабре 1989 года Буш решил действовать в одностороннем порядке, в обход конгресса и в нарушение Закона о военных полномочиях 1973 года. Он послал 12 тысяч солдат на подмогу уже находившимся там 12 тысячам. Вместе они должны были свергнуть Норьегу и победить его Войска национальной обороны Панамы, а также различные военизированные формирования. В США это назвали операцией «Правое дело». Буш попытался оправдать вторжение, заявив, что принял решение «лишь после того, как пришел к выводу, что другого пути нет, а жизни американских граждан находятся в серьезной опасности»22. Один из журналистов потребовал объяснений у Чейни: «Господин министр, сразу после неудавшегося переворота в Панаме вы пришли сюда и убеждали нас в правильности решения воздержаться от серьезного вмешательства. Вы… сказали, что США не должны… по своему хотению свергать правительства по всему миру… Как же вышло, что ваша предыдущая оценка, данная в этой комнате два месяца назад, устарела?» Чейни был невозмутим. Он ответил: «Полагаю, правительство должно делать все для того, чтобы избегать военных действий», вторгаясь лишь в случае, если становится ясно, что «под угрозой находятся жизни американцев»23.