Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

23 июля в Иоанно-Богословском храме академии первую панихиду по новопреставленном Николае совершил митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (ныне – Святейший Патриарх). Как и владыка Никодим, он когда-то был питомцем маститого профессора. В субботу 25 июля в Никольском кафедральном соборе, где когда-то Н.Д. Успенский был регентом хора и церковным старостой, чин погребения совершил архиепископ Берлинский и Среднеевропейский Герман, Патриарший экзарх Средней Европы (в конце 1960-х годов – ректор ЛДАиС), которому сослужили секретарь Ленинградского епархиального управления протоиерей Борис Глебов, профессор-протоиерей Ливерий Воронов, профессор-протоиерей Василий Стойков и другие священнослужители – ученики покойного…

Литургист, магистр богословия

Несмотря на свою перегруженность, владыка Никодим всегда находил время для храма. Совершаемое им богослужение носило особый, присущий ему характер и отпечаток. Он любил повторять: «Я всё могу быстро делать, кроме службы». И действительно, когда он появлялся в храме, он как бы преображался и делал всё медленно, величественно, глубоко любя церковное благолепие. Так совершал он богослужение и в соборах, и в сельских храмах. Особое отношение у митрополита Никодима было к Божественной литургии как главнейшему христианскому служению.

Будучи правящим архиереем, владыка Никодим практиковал литургическое творчество. Так, в храме ЛДА в праздник трёх святителей: СВ. Иоанна Златоуста, св. Василия Великого и св. Григория Богослова – литургия совершалась на греческом языке. Если сам митрополит был в отъезде, то богослужение возглавлял ректор академии – викарный епископ Мелитон. Владыка Никодим мог свободно служить по-гречески, но пожилому епископу Мелитону это было трудновато. Особенно сложным был момент, когда архиерей, держа в руках дикирий и трикирий, выходит из алтаря на амвон и, осеняя народ, возглашает: «Господи! Призри с небесе и виждь…» Эту довольно длинную фразу владыке Мелитону изображали на картонке по-гречески и прикрепляли к трёхсвечнику (трикирию), чтобы она была перед глазами. Начав возглас по-гречески: «Кирие!..», владыка Мелитон стал осенять народ, картонка упала на пол, и ему пришлось продолжить по-церковнославянски, на память. Как тогда шутили: «Кирие! А остальное в трикирии…».

А если литургию возглавлял сам митрополит, то он служил по греческому чину, со всеми его отличиями от русского. Так, после пения Символа веры, когда возду́х следует убирать с престола, владыка делал им несколько кругов над чашей и дискосом, как это бывает у греков. По инициативе владыки Никодима в храме ЛДА стала практиковаться литургия апостола Иакова; её совершали в день памяти апостола. Иногда в небольшой домовой церкви, находившейся в митрополичьих покоях в здании академии, совершали литургию студенты-священники и диаконы из Эфиопии, обучавшиеся в ЛДА. Владыка с интересом наблюдал за их необычным богослужением – босиком, с приплясыванием (священный танец «тимкат»).

Иногда, сетуя на загруженность административными делами, владыка жалел о том, что он не может заняться серьёзной научной деятельностью. При этом он добавлял: «В душе я – литургист». Обладая великолепной памятью, владыка знал наизусть церковный календарь и мог безошибочно назвать имена тех святых, память которых празднуется в данный день, цитировать на память фрагменты из Минеи и Типикона.

Вспоминает митрополит Минский и Слуцкий Филарет.

Владыка Никодим любил службу Божию, жил ею и прекрасно, почти наизусть знал церковный календарь и месяцеслов. С владыкой Мелхиседеком они соревновались, кто больше знает, и я был свидетелем, как в Серебряном Бору на заседаниях нашей комиссии по христианскому единству, в перерывах или при ином удобном случае владыки начинали соревнование в пении стихир и в знании дней памяти святых [564] .

Церковным гимнотворчеством владыка мог заниматься в самых разных ситуациях: сидя в президиуме миротворческой конференции, в самолёте и просто «в обиходе». Однажды в Серебряном Бору он буквально разрывался между бумагами и телефонными звонками. Потом, отложив все дела, быстро прошёл в трапезную с блокнотом – на святителя «накатило». Присев у края стола, он быстро набросал несколько строк, а затем вырвал листки, но неудачно – часть текста осталась в блокноте на обрывках. Со словами «приведи всё в порядок, мне некогда» он передал мне это «хозяйство», а сам снова занялся «текучкой». Осторожно извлёкши обрывки из блокнота, я соединил их с основным текстом, написанным размашистым почерком, а затем склеил скотчем. Это были кондак, тропарь и величание одному из святых. Именно этот текст вскоре и был утверждён на заседании Священного синода.

Вспоминает Фэри фон Лилиенфельд.

Со временем я познакомилась с поэтическим творчеством владыки Никодима: он иногда давал мне написанные им самим службы – прекрасные литургические тексты на славянском языке. Владыка очень любил православное богослужение и в свободное время занимался составлением тропарей, стихир и канонов различным святым.

О митрополите Никодиме я много слышала и от владыки Мелхиседека, который одно время был экзархом в Германии. Владыка Мелхиседек рассказывал о своих путешествиях вместе с митрополитом Никодимом по закрытым монастырям и храмам России. У митрополита Никодима всегда был с собой малый омофор и всё необходимое для служения Литургии. И владыка Мелхиседек, который не уступал митрополиту Никодиму в знании богослужения, читал и пел во время Литургии, которую митрополит совершал где-то в потаённом месте, так чтобы никто его не заметил [565] .

Митрополит Никодим был хорошим знатоком литургии; он считал, что значение литургии не только в мистическом освящении присутствующих в церкви, но также, и в значительной степени, через осознание богослужения. Поэтому у него не вызывало никакого сомнения – тексты должны быть понятными для простого народа. Ценя всю многогранность церковнославянского языка, он всё же осознавал, что для большинства людей он не доносит подлинного значения литургических текстов. Почему нельзя, например, прочесть церковнославянское «живот» по-русски – «жизнь», а «выну» – «всегда»?

Поэтому в годы своего пребывания на Ленинградской кафедре владыка предпринимал меры к тому, чтобы богослужение для прихожан было понятным. В некоторых приходах Ленинградской и Новгородской епархий Евангелие стали читать по-русски; по-русски зазвучало и Шестопсалмие. Владыка сам занимался литургическими текстами, поощрял переводческую деятельность специалистов-текстологов.

По словам Фэри фон Лилиенфельд, митрополит Никодим отнюдь не был противником церковнославянского языка, как сейчас некоторые его представляют. Напротив, он даже сам сочинял по-церковнославянски богослужебные последования (новопрославленным святым). Тем не менее владыка стоял за то, чтобы русский язык играл за богослужением большую роль. От синодального перевода Священного Писания на русский язык он, конечно, не был в восторге, но поскольку другого не было, он поручал из него читать Апостол, а также и Евангелие. После смерти митрополита Никодима сменивший его на Ленинградской кафедре митрополит Антоний все чтения по-русски немедленно отменил [566] .

Тонкий знаток фарфора, свою