Другая история русского искусства - Алексей Алексеевич Бобриков

как фарфоровая кукла» (Врангель Н. Н. Иностранные художники XVIII столетия в России. СПб., 1911. С. 39).

76

Причем его примитивность выглядит подлинной, а не стилизованной, как у Гроота. Удивительно его возвращение в 1709 год — в смысле какой-то провинциально-барочной иконографии: над конной Елизаветой в рыцарских латах — в портрете со свитой (портрет императрицы Елизаветы Петровны, 1754, ГТГ) — парят орлы: один в короне и со скипетром, другой с оливковой ветвью. Совершенно поразителен другой его портрет Елизаветы Петровны (1754, ГТГ) с царскими регалиями (тоже, очевидно, написанный по заказу Михаила Воронцова и хранившийся в воронцовском поместье), на котором она предстает как мадонна из деревенской католической церкви, в пышном обрамлении из цветов. Очевидно, это именно австрийская — католическая — система эмблемат, привычная для Преннера.

77

Слишком короткие ноги Сары Фермор.

78

Эфрос А. М. Два века русского искусства. М., 1969. С. 63.

79

Влияние примитивов — как и портретов Гроота — можно увидеть в портретах раннего Ивана Аргунова, например в портрете Лобановой-Ростовской (1754, ГРМ). Потом Аргунов будет работать в духе Ротари. О его собственной манере говорить довольно трудно. В нем ощущается какой-то женский вкус — подобный тому, что был у Андрея Матвеева: в самой трактовке формы (мягкой, слегка вялой); хотя, может быть, и это результат влияния Гроота. Пример — «Умирающая Клеопатра» (1750, ГТГ), в которой «слащавая чувственная женщина, откинувшая назад голову и томно полузакрывшая глаза, приготовившаяся скорее к сладострастному, чем к смертельному укусу», — носит вполне рокайльный характер (Барокко в России. М., 1926. С. 129). Более близок к Вишнякову не так давно открытый Мина Колокольников — провинциальный художник (из Осташкова на озере Селигер в Тверской губернии), примитив, тоже использующий рокайльные портретные схемы.

80

Общее декоративное понимание искусства проявляется даже в отношении к станковой живописи — принятой при Елизавете шпалерной развеске картин.

81

Итальянцы в елизаветинское время — главным образом декораторы при Итальянском театре императрицы (Мюллер А. П. Иностранные живописцы и скульпторы в России. М., 1925. С. 27).

82

Это венецианский позднебарочный стиль Риччи и Пьяцетты, в том числе и в более позднем (почти рокайльном) варианте Тьеполо, к середине XVIII века превратившийся в международный католический стиль (распространенный в Испании и Неаполе, в Австрии и Саксонии).

83

Хотя формально большой стиль живописи новых дворцов — это публичное, риторическое, аллегорическое, возможно, даже политическое искусство (составлением аллегорических апофеозов для плафонов занимается профессор аллегорий Якоб Штелин). В те времена в этом кажущемся несоответствии грандиозности сюжетов и легкомыслия гирлянд женских тел не видели никакого противоречия, скорее наоборот. «Аллегорические фигуры приносят немалую пользу <…> в живописи, чтобы простые вещи делать приятными, дабы они нравились», — гласит Иконологический лексикон, изданный в Петербурге в 1763 году (Коваленская Н. Н. История русского искусства XVIII века. М., 1962. С. 83). Собственно, это и есть эстетика итальянской оперы XVIII века.

84

Заново воссозданы и росписи Третьей антикамеры Екатерининского дворца (Олимп), принадлежавшие, по одной версии, Валериани и Перезинотти, по другой — Градицци.

85

Итальянский стиль в скульптуре, как и в живописи (в скульптуре, может быть, особенно), — это барочная избыточность и «роскошность» декора. Это резные или лепные завитки, картуши, раковины, гирлянды в декоре интерьеров, атланты на фасадах, позолоченные статуи на карнизах (можно отметить полное отсутствие в эту эпоху какой-либо другой скульптуры, кроме декоративной). Скульпторы-декораторы, работающие с Растрелли, — это не только итальянцы (вообще термин «итальянский» в данном контексте — скорее тип вкуса, а не указание на национальность): среди них есть и немцы, и французы. Например, немец Иоганн Дункер (ближайший помощник Растрелли), автор декоративных украшений — кариатид Тронного зала и атлантов на фасаде — Большого Царскосельского дворца, а также статуй на крыше Зимнего. Или француз Луи Роллан (которому принадлежат резные двери и другие украшения Большого дворца в Петергофе).

86

К этой же категории можно отнести — как жанр — «живопись зверей и птиц» Иоганна Фридриха Гроота (изображающую зверей и птиц не мертвых, а живых).

87

Как и в других местах (например, Екатерингофе), в Ораниенбауме чистыми рокайльными стилизациями (очевидно, второстепенными по отношению к главным аллегорическим проектам, требующим барочной стилистики) занимаются скорее русские помощники, чем сами итальянцы. В Ораниенбауме (с его именно рокайльной «китайской» спецификой) это специалисты по изготовлению китайских лаков — «лакирных дел мастер» Федор Власов, Федор Данилов, Яким Герасимов.

88

Именно сейчас, а не в начале 40-х годов, в эпоху Лестока и Шетарди, когда французское влияние не слишком проявлялось в искусстве.

89

Что помешало пригласить того же Валериани в профессора исторической живописи Академии, можно только догадываться. Скорее всего, то, что Валериани уже преподавал в Академии Штелина и, таким образом, являлся представителем враждебной (именно административно, а не эстетически) партии.

90

Любитель курьезов Н. Н. Врангель находил, что в жанрах Лепренса есть «своеобразная прелесть, острая и пряная». Он писал: «для гурманов красоты, для любителей редкого и неожиданного, милы и хороши, как фарфоровые куклы, эти бутафорские мужички и чистенькие крестьянские избы. В них есть та игрушечная прелесть, что кажется теперь таким непреодолимым соблазном для всех, кто пресытился скучной действительностью» (Врангель Н. Н. Иностранные художники XVIII столетия в России. СПб., 1911. С. 18).

91

Что касается путешествия в Сибирь, то астроном аббат Жан Шапп д’Отрош действительно ездил в Тобольск в 1761 году для наблюдения прохождения Венеры через диск Солнца (по поручению Парижской Академии наук). Его сочинение о России (основанное на путевых заметках, сделанных во время поездки) было издано в Париже в 1768 году и немедленно признано в России «клеветой». Но нужно помнить, что отношения России и Франции в 1768 году — перед началом или сразу после начала Турецкой войны — носили совершенно другой характер, чем во времена петербургской жизни Лепренса: французы на протяжении всей этой кампании поддерживали Турцию и Польшу, затем княжну Тараканову и Пугачева. Таким образом, сочинение Шапп д’Отроша появилось в ситуации пропагандистской войны: в ответ в 1770 году в Амстердаме было издано анонимное сочинение «Антидот», вероятно,