Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса - Филип Пулман

намеревались уморить его голодом, раз уж не попытались сделать это раньше. Ужин должен прибыть в свое время. Джим подумал даже, не стоит ли привлечь внимание сторожей стуком и криком, но решил, что это может встревожить их; нет, лучше уж не нарушать впечатление упадка и безволия. «Подожди», – велел он себе и, встряхнув кишащий блохами матрас, засунул кинжал себе в носок, свернулся, как кот, в клубок и безмятежно задремал.

Аделаида поправила огонек небольшой керосиновой лампы, которую им внесли, и повернулась к Бекки:

– Ну что, ты сделала эти фигурки?

– Почти.

Соображая, чем бы получше занять ее величество, чтоб ее не хватил удар от всех волнений, Бекки надумала предложить ей партию в шахматы. Шахматную доску нарисовали прямо на полу, с фигурами дело обстояло сложнее. Бекки смастерила кое-какие фигурки из кусочков бумаги и обрывков материи с оборок ветхих занавесей. Работа была нелегкая, она даже сломала ноготь, натирая пешки сажей камина, – ту половину пешек, которые должны были стать черными.

– Нужны ленточки с бахромой, чтобы сделать королей с королевами. У меня хватило только на две фигуры, нужно достать еще на две. Может быть, застрелить охрану и сбегать домой за ленточками? – сострила Бекки.

– Если говорить о стрельбе, то стрелять я готова. Но только не в охрану. Она делает то, что ей приказали. Я знаю, кого бы я застрелила первым… А где же офицеры?

– Какие офицеры?

– Ну конечно! Ты забыла сделать офицеров. Пусти-ка, я попробую.

Заткнув за уши мешающие пряди волос, Аделаида опустилась на колени и принялась мастерить фигурки. Бекки подошла к окну. Было уже почти темно, но внизу во дворе что-то происходило. Из боковой двери вышла команда солдат с фонарем. Она безразлично наблюдала, как они очистили от снега участок двора у дальней стены. Двое выкопали там маленькую яму, а четверо других притащили большой и крепкий столб и прислонили его к стене. И вдруг до Бекки с тошнотворной ясностью дошел смысл этих приготовлений. Она торопливо отвернулась от окна, чтобы отвлечь внимание Аделаиды и ни в коем случае не позволить ей выглянуть наружу.

– Ну, как идут дела? – спросила она с наигранной оживленностью.

– Офицеров я сделала, – ответила Аделаида. – Их можно узнать по таким маленьким штучкам на головах. А где наш пистолет? – Она встала и взяла в руки Беккин саквояжик. – Тяжелый, правда? Сколько в нем пуль, ты знаешь? Шесть… Жаль, что с нами нет мисс Локхарт. Уж она бы не сплоховала на нашем месте!

– Она бы не сплоховала… – Бекки тяжело вздохнула.

Она вспомнила о матери, и перед ее глазами сразу возникла картина: знакомая уютная гостиная с выцветшими обоями, стол с мамиными красками в ярком круге от абажура, горячая булочка на длинной вилке, бабушка, улыбающаяся в своем кресле, проказник Том, мурлычущий у камина… Все это представилось ей так живо, что она невольно шмыгнула носом и вздохнула.

– Хныкать бесполезно, – резко сказала Аделаида, снова поворачиваясь к сумке с пистолетом. – Соберись с духом. Я не плакала… знаешь, как долго? Даже вспомнить трудно. Кажется, в последний раз это было у миссис Катлетт на Шепард-Маркет. Это было, когда… – Аделаида не знала, как лучше выразиться. – Она нашла меня на улице, когда я буквально подыхала с голоду. Привела в дом, накормила, вымыла… Я сначала не понимала для чего. Потом поняла. Вот тогда я и расплакалась, осознав, до чего докатилась. Рыдала на этих проклятых шелковых простынях… Только я могла бы скатиться и ниже, если бы не старая Бесси Катлетт. Мне еще повезло, что я попала к ней. О, эта была такая пройдоха! Она знала всех герцогов и графов, умела угодить, умела услужить. И нас этому учила. Натаскивала. Держала в чистоте и в холе. Раз в месяц нас обязательно осматривал доктор. Одна наша девушка, моя подружка, заразилась. Но Бесси не привыкла тратить денег на лекарства и на докторов. К чему возиться с одной бездельницей, когда на улице десятки, сотни других девушек. Так что бедняжку Этель просто выкинули вон. Я часто думала, что с ней случилось. Может быть, она выправилась и нашла себе какого-нибудь приличного парня… Хотя их так чертовски мало попадается, приличных-то…

– Это там ты познакомилась с принцем Рудольфом?

– Ну да. Какой-то гуляка затащил его вместе с компанией приятелей. Но Руди претило все это.

Так вышло, что мы нечаянно разговорились… Остальное ты сама знаешь.

– Сколько же ты там пробыла?

– Два года.

– А что делала перед этим?

– Не помню… – Она резко уставилась в пол. – Ну что, мы собираемся играть в шахматы или нет?

Бекки опустилась на колени с другой стороны доски. Света в комнате было мало, но маленькая лампа, поставленная на пол, их выручала.

– Даю тебе ладью вперед, – сказала Бекки. – Твои белые, начинай.

Глухие, равномерные удары со двора доносились слабо, еле слышно, но Бекки их различала. Оттого и болтала без перерыва, чтобы их заглушить. Ее первый ход был королевской пешкой на две клетки вперед. Аделаида пригладила одной рукой волосы, удовлетворенно вздохнула и погрузилась в игру.

Джим проснулся. За дверью звенела связка ключей, и тусклый свет пробивался через открытый глазок. В одно мгновение он приготовился, правая рука нащупала камень на плетеном ремешке. Дверь со скрипом растворилась. Сквозь щелки прикрытых глаз Джим видел, как охранник вошел с подносом, оставив лампу на полу в коридоре.

И самое главное, он пришел один. В прошлый раз их было двое. Наконец-то подфартило…

Опасливо косясь на Джима, охранник наклонился, чтобы поставить поднос на пол. Он был достаточно осторожен, чтобы не повернуться к узнику спиной, но не очень молод и недостаточно быстр; потому, когда Джим неожиданно вскочил с матраса и взмахнул своим кистенем, он не успел вовремя увернуться. Джим заставил себя сделать это. Ему не доставляло радости бить людей по голове, но мысль о том, что Аделаида в опасности, ожесточила его, и каменный голыш, точно нацеленный, глухо стукнул по макушке стражника и свалил его на пол.

Джим сорвал связку с ключами с ремня распростертого навзничь врага. Схватил и сунул в карман ломоть хлеба с подноса (пригодится!) и выскользнул из камеры.

Ключ от камеры легко было отличить – он был самым большим и старым. Джим запер охранника внутри, поднял лампу и отправился вдоль коридора, неслышно ступая в своих ботинках с каучуковыми подошвами, держа наготове камень.

Он помедлил на углу, прислушался, выглянул. Перед ним была лестница, ведущая наверх, а в конце нее открытая дверь, из которой лился свет. Джим на цыпочках поднялся по ступеням и затаился у двери.

Из комнаты доносилось лишь шуршание бумаги. Он посмотрел в щелку и увидел неподвижную спину человека, сидящего за столом; потом человек шевельнулся, и Джим понял, что он