Кто стоял за спиной Сталина? - Александр Островский

Свои Саввы Морозовы были и на Кавказе.

Кто же здесь мог финансировать революционное движение, если вплоть до начала XX в. Кавказ представлял собой отсталую аграрную окраину Российской империи?

Когда дается подобная характеристика Кавказа, не учитывается, что в XIX в. здесь возникло два важных промышленных центра: Баку и Чиатуры, значение которых выходило далеко за пределы не только данного региона, но и России.

Революционное подполье и «нефтяные короли»

Город Баку приобрел широкую известность после того, как здесь в середине XIX в. началась добыча нефти. На протяжении нескольких десятилетий темпы развития бакинской нефтедобывающей промышленности опережали темпы развития этой отрасли в других странах. В 60-е гг. на долю России приходилось 0,2 % мировой добычи и 0,3 % добычи нефти в США, в 70-е гг. соответственно 9,3 и 10,7 %, в 80-е гг. — 30,8 и 47,6 %, в 90-е гг. — 45,6 и 92 %. В 1898 г. Россия обогнала США и удерживала лидерство до 1901 г., после чего начался спад, продолжавшийся до 1906 г. Затем добыча нефти стабилизировалась примерно на уровне 30 % мирового производства и 50 % производства США, а в 1911–1917 гг. сократилась соответственно до 15 и 25 %{1}.

Начавшийся в 60–70-е гг. XIX в. нефтяной бум вызвал приток в нефтедобывающую промышленность иностранного (главным образом английского, немецкого и французского) капитала, на долю которого к началу XX в. приходилась половина всех капиталовложений в эту отрасль экономики{2}.

В 1908 г. в Баку действовало 170 нефтяных фирм с производительностью 487 млн. пуд. Почти половина добычи нефти приходилась на 10 фирм: Братья Нобель (1879 г.) — 63,4 млн, Каспийско-Черноморское товарищество (1883 г.) — 34,3 млн, А. И. Манташев и Ko (1899 г.) — 24,9 млн, Каспийское товарищество (1887 г.) — 24,7 млн, Бакинское нефтепромышленное общество (1874 г.) — 22,9 млн, Питоев и Ko (1907 г.) — 13,9 млн, Братья Мирзоевы (1886 г.) — 13,3 млн, Московско-Кавказское товарищество (1902 г.) — 13,1 млн, Арамазд (1901 г.) — 12,8 млн и Муса Нагиев — 12,2 млн. Всего 235,7 млн пуд.{3}.

Следующие 15 фирм (1. Общество для добычи русской нефти и жидкого топлива (1898 г.) — 11,3 млн. 2. Русское нефтяное общество (1896 г.) — 11,3 млн. 3. Биби-Эйбатское нефтепромышленное общество (1899 г.) — 11,0 млн. 4. Наследники Зубалова — 11,0 млн. 5. Шибаев и Ko (1885 г.) — 9,4 млн. 6. Нефть (1913 г.) — 8,2 млн. 7. Нафталанское нефтяное общество (1905 г.) — 8,0 млн. 9. Европейская нефтяная компания (1901 г.) — 7,2 млн. 10. Шихово (1901 г.) — 7,0 млн. 11. И. Н. Тер-Акопов (1899 г.) — 7,0 млн. 12. Кавказ (1896 г.) — 6,3 млн. 13. А. С. Меликов и Ko — 5,7 млн. 14. Тифлисское товарищество (1905 г.) — 5,6 млн и 15. Бенкендорф и Ko — 5,5 млн) добывали еще 120 млн пуд.{4}.

Таким образом, 25 фирм давали около 70 % всей нефти.

Особое место в нефтедобывающей промышленности занимали братья Нобель. Сами Нобели были выходцами из Швеции, однако их превращение в нефтепромышленников произошло главным образом при содействии немецких банков: Берлинер хандельгезельшафт[75] и Дисконтогезельшафт[76]. Неудивительно поэтому, что отчетность «Товарищества братья Нобель» велась как на русском, так и на немецком языках, а в конторе товарищества накануне Первой мировой войны размещалось германское консульство. Немаловажную роль в становлении «Товарищества братьев Нобель» сыграли инженеры — выпускники Петербургского технологического института А. М. Белоножкин, М. Л. Белямин, И. Г. Гарсоев, Е. К. Петров и С. С. Тагианосов{5}.

21 января 1914 г., когда открылось очередное собрание акционеров товарищества, оказалось, что из 24,4 млн руб., на которые были предъявлены акции, братьям Нобель принадлежало всего 2,7 млн. Лидировали банки: Дисконтогезельшафт — 6,0 млн, Азово-Донской банк — 5,6 млн, Петербургский торговый (бывший Вавельберг) — 5,2 млн и Волжско-Камский — 1,7 млн. Названные четыре банка держали в своих руках более 75 % всех акций{6}.

Нобели сотрудничали не только с русскими и германскими, но и со шведскими банками. «Как показывает конфиденциальная нобелевская переписка, „Эншильда банк“, — пишет И. А. Дьяконова, — крупнейший банк Швеции, традиционно принадлежавший финансовой династии Валенбергов, вместе с тем находился под значительным влиянием семейства российских Нобелей, хотя далеко не столь решающим, как российский Волжско-Камский банк, где Э. Нобель был непосредственным председателем совета»{7}.

Второе место по объему производства долгое время занимало «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное товарищество», контрольный пакет акций которого первоначально принадлежал семье французских Ротшильдов{8}. Главой этой семьи до 1905 г. был Альфонс Ротшильд, затем им стал его сын Эдуард. Сестра последнего Шарлота Беатрикс находилась замужем за одесским купцом Морицем (Морисом) Иоахимовичем Эфруси, который не только входил в правление общества, но и фактически руководил им{9}.

«Французские предприятия в России, — отмечал Л. Эвентов, — имели главный свой центр в лице банкирского дома Луи Дрейфус. Последний финансировал Бакинское нефтяное общество, Русское товарищество „Нефть“, „Тер-Акопов“, нефтепромышленное товарищество Рыльских наследников, братьев Мирзоевых и др. Представителем интересов французских капиталов выступала также банкирская контора „Розенберг и Ko“. Кроме того, финансовые операции производились через отделения Лионского кредита, а также Северный банк, преобразованный позднее в Русско-Азиатский, и Петербургский международный коммерческий банк»{10}.

Первоначально Нобели ориентировались главным образом на внутренний рынок, Ротшильд — на экспорт. Затем по мере наполнения внутреннего рынка нефтью и нефтепродуктами нобелевская группировка тоже устремилась на внешние рынки. Здесь кроме Ротшильда они столкнулись с сильной конкуренцией американской нефтяной империи Рокфеллера и быстро поднимавшейся англо-датской группировкой Детердинга («Royal Datsh Schell Со»). В этих условиях Нобель и Ротшильд предпочли заключить между собой союз, который был скреплен созданием на основе нижегородского торгового дома «Поляк и Ko» совместного нефтепромышленного и торгового общества «Мазут»{11}.

Однако удержать полностью под своим контролем русский рынок им не удалось{12}. «В 1912 г. „Royal Datsh Schell Со“ приобрела у парижских Ротшильдов сначала 80, а затем 90 % акций Каспийско-Черноморского общества, капитал которого составлял к этому времени 10 млн. руб., а также „Мазута“ — с капиталом в 12 млн руб. Взамен этого парижские Ротшильды получили крупный пакет акций „Royal Datsh Schell Со“ <…>. К 1915 г. Детердингу принадлежало около 15 % добычи русской нефти»{13}.

Накануне войны нефтедобывающая промышленность России сконцентрировалась в руках трех фирм: «Рашен женераль ойл компани», «Ройяль Дэтч Шелл» и «Т-во братьев Нобель».

«Перечисленные три группы Ойль, Ройяль Дэтч Шелль и Т-во братьев Нобель, — писал Л. Эвентов, — различными путями были связаны друг с другом. Связь основывалась, во-первых, на личной унии: Манташевы, Гукасовы, Нобели, Путилов, Лианозов и другие владели пакетами акций почти в каждой из названных групп. Манташевы и Гукасовы были тесно переплетены с Лианозовым, а в Т-ве Нобель видными акционерами являлись Манташев и Гукасов. А. И. Путилов — председатель Ойля был членом совета Т-ва братьев Нобель, а Э. Л. Нобель — членом правления Т-ва нефтяного производства „Лианозова сыновья“. Во-вторых, общность интересов основывалась на совместном участии всех трех групп в одних и тех же предприятиях. В 1913 г. три эти группы добывали 290 млн пуд. нефти из 564, т. е. более 52 %, и концентрировали в своих руках 75 % всей торговли нефтью (Ойл — 131, Детердинг — 80, Нобель — 79 млн пуд.)»{14}.

Соперничество между тремя названными группировками продолжалось. К 1917 г. «Товариществу братьев Нобель» удалось получить более половины акций «Рашен женераль ойл компани» и объединить вокруг себя 22 нефтяные компании, что позволило ему не только сохранить, но и укрепить свои позиции{15}.

Имеются многочисленные свидетельства о том, что бакинские нефтепромышленники оказывали революционному подполью самую разную, в том числе и материальную, поддержку.

«Из коллоссального количества конфликтов, разрешенных Союзом нефтепромышленных рабочих (1907–1908 гг.), — вспоминал социал-демократ А. Рохлин, — подавляющее большинство принималось нефтепромышленными фирмами почти безоговорочно; безоговорочно эти фирмы вносили в кассу союза штрафы за те или иные проступки. Представители крупнейших фирм не раз и не два вносили деньги на те или иные нужды партийной организации (наша большевистская организация, нечего греха таить, не брезговала и этим источником дохода, хотя — это надо отметить — тут не было ничего похожего на те даяния, которыми пользовались шендриковцы; укажу хотя бы на 10-тысячный куш, полученный ими от нефтепромышленников при заключении декабрьского (1904 г.) договора, т. е. при обстоятельствах, которые [придавали получке характер подкупа[77]. Те же крупнейшие фирмы не раз и не два искали у нас защиты (помню случай обращения Манчо к Биби-Эйбатскому райкому уже в самое тяжелое время, кажется в 1911 г., от приставаний и налетов разного рода „эксов“)»{16}.