Всемирная история: в 6 томах. Том 3: Мир в раннее Новое время - Коллектив авторов История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно договору 1571 г. многие монгольские племенные вожди получили от Срединной империи право на торговлю и на получение подарков. Монополия верховного хана на внешние отношения с Китаем была нарушена. Поскольку каждый вождь получил собственные источники доходов, племена стали противиться объединению под чьей-либо властью. Значительно ослабило монгольское общество и перепроизводство элиты, ставшее следствием обычая многоженства. Только у Даян-хана имелось более ста потомков мужского пола, не считая наследников других линий, идущих от Чингисхана, а также поколений его братьев и прочих родственников. В XVII в. некоторые чингизиды имели уже меньше 50 голов скота. Стремление увеличить благосостояние представителей «белой кости» за счет других категорий монгольской кочевой аристократии привело к росту внутренних конфликтов и усобиц.
Маньчжуры и Степь
На рубеже XVI–XVII вв. над номадами нависла новая опасность. На Северо-Востоке Китая формировалось маньчжурское государство. Маньчжуры (манчжуры) стали активно переманивать ханов Южной Монголии на свою сторону. Те, кто сопротивлялся, были подчинены силой. В 1632–1634 гг. было разгромлено Чохарское ханство, дольше других сопротивлявшееся маньчжурам. В 1636 г. состоялся съезд ханов, на котором великий хан маньчжуров Абахай был провозглашен богдоханом монголов. С этого времени Монголия фактически разделилась на две части — Внутреннюю и Внешнюю (Халху) Монголию. На территории Западной Монголии ойратские племена объединились в Джунгарское ханство (1635–1758). Границы ханства протянулись до озера Балхаш и верховьев Иртыша.
В 1646 г. маньчжуры нанесли первое поражение монгольским ханам из Халхи. С течением времени большая часть племен Халхи попала под влияние маньчжурской династии Цин, завоевавшей и Китай. Это привело к ухудшению отношений между восточными монголами и ойратами. Правитель ойратов Галдан-хан совершил в 1688 г. поход в Халху и разбил восточных монголов, которые были вынуждены просить поддержки у маньчжуров. В 1691 г. маньчжуры созвали Долонорский съезд всех монгольских ханов, на котором объявили о «добровольном» вхождении Северной Монголии в состав империи Цин. Маньчжуры реорганизовали институты управления степными племенами, включив монголов в военно-административную систему империи. Из племен создали так называемые «знамена» (ци). Монгольские ханы и старейшины принимались на службу и получили чиновничьи титулы. Для управления делами монголов было организовано специальное ведомство. В 1636 г. введено «Уложение», регламентировавшее правила поведения кочевников. Маньчжуры использовали самые разнообразные способы контроля за номадами: брачные союзы с ханами, институт заложничества, создание конкуренции между различными племенами, переселение на север китайцев и поощрение оседлости.
Буддизм распространялся на территории Монголии с конца XVI в. В 1586 г. на месте развалин Каракорума был основан первый буддийский монастырь Эрдени-Дзу. Сначала наиболее активно новую религию принимала элита. Простые номады были равнодушны к «желтой вере» (так монголы называли буддизм по цвету одежды его монахов). Однако в период правления Цинской династии в Монголии роль буддизма (ламаизма) резко выросла. Он помогал решению извечной для китайских империй проблемы замирения кочевников.
Номады стали вовлекаться в процессы рыночного обмена. Но китайские торговцы сознательно занижали стоимость скотоводческой продукции, поставляя кочевникам товары низкого качества. Поскольку, как обычно, у скотоводов не хватало наличных денег, жители Поднебесной с легкостью давали им средства взаймы, но под высокие проценты, что приводило к разорению многих степняков. Элита фактически поощряла такое положение дел, поскольку пользовалась у китайцев неограниченным кредитом. В целом скотоводческое хозяйство было вынуждено приспосабливаться к новым экономическим реалиям и ориентироваться на внешний рынок. С этого времени номады — некогда «бикфордов шнур» истории цивилизаций (по образному замечанию Ф. Броделя) — оказались вытесненными с авансцены мировой истории.
Народы Арктики и Субарктики
Приполярная область, включающая Арктику (тундру) и Субарктику (бореальные леса), как принято считать, с древности делилась на пять устойчивых этнокультурных ареалов: нордический палеогерманский на Севере Европы, палеоуральский на Севере Восточной Европы и Урала, восточносибирско-палеоазиатский на Северо-Востоке Азии, палеоэскимосский в Арктике от Берингоморья до Гренландии и палеоиндейский в лесной полосе Северной Америки. Долговременная устойчивость этих ареалов предопределялась системами внутренних связей и миграций, в свою очередь обусловленных экологией и традиционными схемами занятий. Все культуры Севера обладали высокой адаптивностью и подвижностью, унаследованной от предков — охотников-мигрантов каменного века, освоивших Евразию от Скандинавии до Чукотки, перешедших по Берингову мосту[9] в Новый Свет и достигших в своей экспансии 76° с.ш. в Евразии (сумнагинская культура, остров Жохова, Новосибирский архипелаг) и 83° с.ш. в Гренландии (культура индепенденс на Земле Пири). Вместе с тем они различались характером адаптаций и миграций: приморские нордическая и эскимосская традиции опирались на ресурсы моря и мореходство; материковые лесные и тундровые культуры — на промысловый потенциал внутренних территорий и транспортную сеть рек — водоразделов-высокогорий. Контакты с южными соседями не ограничивались технологическими заимствованиями и иногда приобретали вид встречного воздействия или экспансии, например в случаях заселения Америки, походов в Европу северных германцев или военной миграции на Юг Сибири носителей кулайской культуры раннего железного века.
Стратегии адаптации различались по опорным биоресурсам и способам их освоения. Каждая из культур Севера — морская зверобойная, тундровая оленная или таежная охотничье-рыболовная — по-своему вторила поведенческим циклам промысловых видов: эскимосы сезонно перемещались в зависимости от миграций китов, моржей и тюленей, северные самодийцы, саамы и чукчи — вслед за кочующими стадами оленей, таежные угры, кеты, алгонкины и атапаски — с учетом сложного переплетения биоритмов лесных зверей, рыб и птиц. В языке ненцев слово «жизнь» имеет один корень с «диким оленем», в языке восточногренландских эскимосов — с понятием «лов морского зверя».
Переменчивая Арктика с бурными сезонными миграциями зверей и птиц ставила своих обитателей в более жесткие условия, чем укрытая лесами Субарктика с устойчивым многообразием биоценоза. Если экосистема тайги позволяла бореальным промысловикам жить в равновесии с природой, исповедуя охранительно сберегающие установки, то экосистема тундры вынуждала арктических охотников вести хищническую добычу по правилу «найти и уничтожить»: массовые охоты на оленей, овцебыков, белух, стаи линных птиц широко известны в циркумполярной зоне. Этими же обстоятельствами отчасти объясняются резкие миграционные подвижки, а также решительные перестройки адаптивных стратегий, в том числе «оленеводческая революция» XV–XVII вв. на Севере Евразии.
Северные культуры приспосабливались не только к колебаниям климата и миграциям промысловых зверей, но и друг к другу, причем одни выступали в роли локальных, осваивавших местные природные ресурсы, другие были магистральными, охватывавшими большие пространства и связывавшими или подчинявшими ряд локальных культур и сообществ. В последнем случае реализовалась трехмерная модель экосоциальной адаптации, когда магистральная культура использовала не столько биоресурсы, сколько локальные культуры. На подчинении местных промысловых общин путем военно-грабительских рейдов и/или торговли строились стратегии колонизации викингов, эскимосов-туле, северных пермян, тундровых самодийцев и кочевых якутов.
Морская колонизация Севера
Средневековая морская колонизация Арктики скандинавами и эскимосами началась в X в. н. э. и завершилась распадом сети колоний около XV в. н. э. Традиции приморской адаптации в Северной Атлантике и Тихоокеанском регионе уходят корнями в каменный век, однако взлет мореходства пришелся на период средневекового климатического оптимума, когда две морские культуры вслед за отступившими льдами стремительно ворвались в Арктику на гребне Гольфстрима и через горло Берингова пролива. Подобно взрывной волне, обе морские миграции раскатились по Арктике: скандинавская — до Лабрадорского моря на западе и Карского на востоке, эскимосская — до Колымы на западе и Гренландии на востоке. Истории и фольклору было угодно сохранить свидетельства встречи мореходов двух арктических «школ», случившейся в Гренландии около 1000 г. н. э. Впрочем, диалог викингов и эскимосов мало походил на обмен опытом, он изобиловал взаимными набегами, поджогами и похищениями.