Синдзи-кун. Тетралогия (СИ) - Хонихоев Виталий

– Эти идиоты тебя любят, Акира. – сказал я и обнял нашу Мисс Совершенство. Тут же к нам присоединилась Майко. А через несколько секунд – и Читосе.

– Не переживай, ты таких как этот Джун сотню найдешь. – говорит Майко и трется носом об щеку Акиры: – ты у нас – просто огонь!

– Когда‑нибудь. – задумчиво говорит Акира: – вот когда‑нибудь я так надеру тебе задницу, Майко за все твои шуточки. Твою… изменчивую задницу.

– О! – говори Читосе: – Акира пошутила за триста.

– Это событие, да. – говорю я, опуская руки. Девушке и дышать надо в конце концов: – и где ты сейчас жить будешь? На базе? Тут пока не совсем удобно, воды в трубах еще нет.

– Я вещи уже перевезла. – говорит Акира: – поживу у Майко некоторое время.

– Что?! – говорит Майко, ее глаза округляются: – как?

– Ну ты же не выгонишь на улицу, одинокую бедную девушку, подруга? – говорит Акира, протягивая слово «подруга» так, что становится очевидно, что Майко не выгонит. Ни сейчас ни потом.

– У тебя ж денег дофига, могла бы и квартиру купить и в отеле пожить… – обреченно говорит Майко: – у меня ж личная жизнь…

– Нету у тебя личной жизни. – наябедничала Читосе: – ты целыми днями пиво пьешь и в видеоигры рубишься.

– Мне необходимо тепло человеческого общения. – Акира отвергает вялые попытки Майко отстоять свое жилище: – поскольку у меня сейчас тяжелый эмоциональный период. Я буду много плакать и есть мороженное. Кстати, хорошо, что ты тот раз морозильник купила, я с собой ящик мороженного привезла. А руки в холодильнике хранить –

– Знаю. Неэтично, негигиенично и прочее… я может руки Сина собираю. – ворчит Майко: – ты поди уже и убралась?

– Это твоя квартира, Майко и ты там хозяйка, я всего лишь гостья. – говорит Акира и поднимает палец вверх: – тем не менее хочу заметить, что хранить белье в ящиках кухонного стола – как минимум вызывает вопросы к твоим умственным способностям. Я так и не смогла определить какой схеме сортировки вещей и продуктов ты привержена.

– Грр… – сказала Майко и смирилась с ситуацией, опустив руки и тяжело вздохнув.

– Как здорово! – захлопала в ладоши Читосе: – и Акира с нами жить будет! Син, переезжай, будет весело!

– Не, спасибо. – говорю я, представляя, что там творится будет. Женский коллектив – это страшно, мальчики и девочки.

– Я вас всех люблю, но пожалуй, буду просто в гости приходить, а то Нанасэ расстроится.

– Жаль. – говорит Акира. Акира?! Да, это говорит Акира. Что‑то с ней определенно случилось. Ну да, тяжелый разговор с Джуном, по итогу которого – разгромленная квартира, сам Джун в больнице, а у Акиры вон, глаз дергается. В общем укатали сивку крутые горки. Досталось переживаний за последние два дня.

– Ну… ладно. – сказал я, чтобы хоть что‑то сказать и бочком‑бочком отошёл в сторону от продолжающейся непринужденной беседы. Мне надо было подумать. Я предполагал, что моя способность – помимо того, что излечивала, давала кратковременный эффект, что‑то вроде алкогольного снижения степени критического мышления и прочее. Что и послужило причиной всех этих, как говорит Акира – языческих забав. Но, что если основной эффект импринтинга – продленный? Действительно ли Акира бросила своего парня просто потому, что, цитирую тот «ревнивый придурок»? Положа руку на сердце, было с чего ревновать. Лично я вот не ревную, но это у меня полжизни ушло на то, чтобы научится этому и понять почему ревность – это бред. Любому обычному человеку расскажи про то, что там в онсэне творилось – он немедленно взбеленится. Потому что это затрагивает глубокие инстинкты небезопасности, понижения социального ранга и рисков тратить свои ресурсы на выращивание чужих детей. Это инстинкты. Как говорят по телевизору в передачах про здоровье – это норма. Вот и среагировал Джун нормально, хату вон Акире разнес. Акира в свою очередь среагировала нормально – у нее триггер на зависимость от мужчин, вообще от кого‑либо, она всю жизнь сильной становилась не для того, чтобы ей тут устраивали… в результате Джуна жалко.

Я остановился перед бумажной мишенью, которую мы прикрепили к картонным щитам и посмотрел на пулевые отметины. Пригляделся. Мурашки пошли у меня по коже.

– Майко! – крикнул я от мишеней: – пожалуйста, подойди сюда. Хотя… все подойдите. – я снял мишень с картонной подставки и держал в руках.

– Что там у тебя? – расстояние небольшое и тройка девушек уже рядом. Идут – заглядишься. Акира как всегда в красном, ей только широкополой шляпы не хватает, а покрасить ее наряд в такой темный, строгий – вылитая Мэри Поппинс. Майко. О, Майко всегда двигается как большая кошка, все ее движения плавные и мягкие, она словно вода перетекает из шага в шаг. И Читосе… раньше она так не ходила. Она ставит ступню уверено, но осторожно, словно сканирует окружающее пространство, перед тем как поставить ногу. Хищницы. Молодые, сильные, уверенные в себе.

– Чего уставился? – спрашивает Майко, подойдя поближе.

– Красиво идете. – отвечаю я: – вот, смотрите. – я поднимаю мишень. На мишени три пулевых отверстия, как обычно при работе Читосе. Два – в груди, кучно в десяточке, посредине, но слегка смешены влево, туда, где сердце. И одно – в голову. Тоже слегка смещено влево. В глаз.

– Ну, три дырки. – пожимает плечами Майко: – и три дырки. Убивашка у нас дыроколит картонки направо и налево.

– Не об этом. Сколько раз она стреляла в эту мишень?

– Что? Мы же тут… – до Майко начало доходить: – Нифига себе! Серьезно?!

– Да. Вглядись, отверстия больше, чем стандартный девятимиллиметровый патрон. Вот. – я протянул руку и вытащил один магазин из паучера на ремне у Читосе. Та только моргнула, недоуменно. Щелкнул патроном, извлекая. Отдал магазин обратно. Просунул маслянисто поблескивающую головку патрона в отверстие. Было видно, что отверстие больше пули как минимум в два раза.

– Ого. – говорит Акира и с уважением смотрит на Читосе: – я такого в жизни не видела. Кто она у нас?

– Хороший вопрос. – мы, все втроем внимательно смотрим на Читосе. Читосе смущается, убирает руки за спину и опускает взгляд вниз. Такая лапочка.

– Погоди, так ты признаешь мою правоту? – говорит Майко: – ты признаешь, что она – супер?!

– Боюсь тут все еще хуже. – говорю я: – а скажи‑ка мне, Читосе, ты на ярмарках хоть раз из пневматической винтовки на призы стреляла?

– Было дело. – говорит все еще смущенная Читосе: – но никогда ничего не выигрывала.

– Хорошо. Майко, золотце, метнись кабанчиком, принеси сюда все, что у нас есть – пневматику, дробовик, который у Антимагии отжали, револьвер наш старый… все.

– Ай‑ай, кэптан! – Майко тут же уметелила, а я, увидев недоуменный взгляд Акиры пояснил. Что да, слишком уж легкомысленно я отнесся к подавляющим успехам Читосе, потому что занят был другими мыслями. А не был бы – так обязательно внимание обратил, что у нее рука в бою твердая и не дрогнет. Для новичка – нехарактерно. Как там написано – в бою вы не подниметесь до уровня своих ожиданий, а опуститесь до уровня вашей подготовки. Любой дурак может натренироваться посылать пули в мишень в тире, и это же самый дурак в первом же бою может прострелить себе ногу. Или не суметь вставить магазин дрожащими руками. Палить в белый свет как в копеечку.

Я же предполагал, что миссия будет без проблем, а мы нарвались будь здоров, и Читосе сыграла там ключевую роль, да, еще раз – ты молодец. Но главное тут в том, что не может обычный человек так легко к бою адаптироваться. Не может. Чем ветеран отличается от салаги – а вот как этим. У ветерана в бою руки не дрожат. Или дрожат, но он это контролирует. Вот, и Читосе действовала не просто как ветеран, а как настоящий ганфайтер – быстро, уверенно и хладнокровно. И я не обратил на это внимания, увлекшись другими вопросам.

А тут – ну повезло так повезло, может природный талант у человека, плюс психопатия. Нет, Читосе, это не оскорбление, нормальному человеку, чтобы убить другого человека – нужно преодолеть некий барьер внутри. Эволюция так сделала, что мы – стадные животные и сперва нужно преодолеть этот порог. Потом – когда ты уже убивал подобных себе – привыкаешь. Это не самая хорошая привычка, но для таких как мы она необходима. Без сомнений и терзаний убивают только психопаты. В армии любых государств есть такие. И как всегда в мирное время они бесполезны и даже опасны, они не дослуживаются до высоких должностей, не являются отличниками и примером. Но как только наступает война – такие вот становятся на вес золота. У них отсутствует эмпатия, они не понимают, что другому человеку тоже может быть больно. Но обычно таких людей видно, если они не умеют хорошо маскироваться.