Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Андрей Валентинов

За окном промелькнул высокий полосатый шест. Кажется, станция! Поезд начал сбавлять ход, бесконечный лес отступил, сменившись широким гладким пустырем. Будки, металлические фермы, ряды пустых товарных вагонов… Вновь поразила тишина – ни гудков, ни свистка паровоза. Наконец, показался перрон, шеренга солдат в одинаковых темных шинелях, тускло блеснули штыки…

Вагон качнуло, негромко взвизгнули тормоза. Дверь купе медленно отъехала в сторону, на пороге стоял молчаливый проводник. Ника встала. Проводник вежливо кивнул в сторону коридора. Она заторопилась, но, выйдя из купе, удивленно замерла – вагон оказался пуст. Виктория Николаевна быстро сбежала по ступенькам железной лесенки на перрон и оглянулась. Из соседних вагонов выгружались пассажиры. Их было много, но ничто не нарушало тишины. Люди беззвучно сходили на перрон, так же молча шли мимо цепи солдат к пропускному пункту. Еще одна странность бросалась в глаза – все были без вещей, даже женщины не держали в руках привычных сумочек. Ника посмотрела вперед. За пропускным пунктом людей собирали в огромную колонну. Солдаты в темных шинелях с черными звездами на фуражках быстро и четко формировали группы, выстраивая их одну за другой. Чуть дальше за пустырем начинался лес, через который вела широкая грунтовая дорога.

Виктория Николаевна подождала, пока схлынет основной поток, а затем направилась вдоль перрона. Тут только она вспомнила, что не захватила документы. Правда, как Ника успела заметить, пассажиров пропускали без проверки. Осмелев, она пристроилась вслед небольшой группе мужчин и женщин в странных одинаковых робах. Но как только Ника поравнялась с проверяющими, один из них, до этого глядевший куда-то в сторону, внезапно заступил дорогу, глядя на нее пустыми остановившимися глазами. Виктория Николаевна шагнула вперед.

– Извините, мне нужно!..

Звук собственного голоса почему-то испугал. Проверяющий опустил руку, на неподвижном лице промелькнуло что-то похожее на удивление. Двое солдат сняли винтовки с плеч. Проверяющий на мгновение задумался, достал из нагрудного кармана свисток…

– Виктория Николаевна!

Живой человеческий голос прозвучал настолько неожиданно, что она вначале не поверила. Но ей не показалось. Проверяющий сделал шаг назад, на лице вновь проступило удивление.

– Проходите, Виктория Николаевна, вас не тронут.

Солдаты отошли в сторону, и Ника неуверенно шагнула вперед. Человек в темной форме приложил руку к козырьку, вежливо уступая дорогу. Впереди было несколько ступенек. Ника сбежала вниз, оказавшись на пустыре. Слева конвойные строили колонну, подгоняя опоздавших. Справа не было ничего, лишь голый пустырь до самого леса.

– Добрый вечер…

Она обернулась. Рядом стоял высокий старик в темном плаще. Ника вздрогнула от неожиданности:

– Варфоломей Кириллович? Вы? Откуда?

На бледных губах мелькнула улыбка:

– Подумал я, пособить вам должно. Не ошибся?

Виктория Николаевна облегченно вздохнула:

– Спасибо! Я совсем растерялась…

Хотелось тут же спросить обо всем, что довелось увидеть, но она не решилась. Вспомнились слова старика, сказанные на прощание. «Трудно будет, позовите…» Так и вышло. Она действительно просила помощи, правда молча, не сказав ни слова…

Варфоломей Кириллович провел Нику мимо равнодушных солдат с черными звездами на фуражках к небольшому зданию. Возле запертой на замок двери стояла простая крестьянская телега, запряженная неказистой гривастой лошаденкой. Старик кивнул:

– Подвезу вас немного. Идти далеко, да и хлопотно.

– А… нас пустят? – Ника неуверенно поглядела на солдат, выравнивавших выстроившуюся на пустыре колонну. – Меня чуть не арестовали!

– Пустят… – Варфоломей Кириллович ловко забрался на край телеги, взял в руки вожжи. – Тут всех пускают. Дорога широкая, идти легко…

Прибывшие тем же поездом пассажиры уже были выстроены. Солдаты заняли места вдоль и впереди строя, какой-то начальник в такой же темной форме быстро пересчитал своих подопечных, и колонна дружно, без всякой команды, двинулась к просеке. Телега ехала медленно, и Ника смогла разглядеть тех, кто шел под конвоем. Мужчины, женщины, дети, большинство в обычной одежде, кое-кто в уже виденных робах, все без вещей. Все шагали спокойно, не переговариваясь, не пытаясь посмотреть в сторону…

– За что их?

Старик ответил не сразу:

– Как обычно, Виктория Николаевна. Вины у многих и нет.

Ника кивнула. Странно лишь, что никто не думал сопротивляться, не пытался бежать…

– Некуда, – понял ее Варфоломей Кириллович. – В сей лес человеку не попасть.

Лес и в самом деле был странным. Огромные деревья, поросли седым старым мхом, между стволами плавали клочья сизого тумана, земля была покрыта слоем гниющей ломкой листвы. По небу мелькнула тень – огромная стая воробьев беззвучно пролетела над дорогой.

– Воробьи…

Старик обернулся:

– Дивно?

Конечно, стаи серых птиц – не самое странное в безмолвном мире, но Нику удивило именно это. Разве городские воробьи живут в лесу?

– Еллины птиц сих «психопомпами» называли, – подсказал Варфоломей Кириллович. – Не забыли?

Слово показалось знакомым. Да, Орфей рассказывал! Древние греки относились к этим смешным пичугам с большим почтением. «Психопомпы» – проводники душ. Птицы, сопровождающие умерших…

– Значит, все-таки правда! – Ника поглядела в серое тусклое небо и произнесла то, о чем подумала сразу, как только очнулась в сумраке подземелья: – Я… умерла?

Варфоломей Кириллович молчал. Телега не спеша обогнала колонну и теперь ехала по просеке. Слева и справа тянулся лес, такой же безмолвный, затянутый туманом. Нике показалось, что где-то далеко промелькнул небольшой синий огонек, за ним – другой.

– Я… я не думала, что это будет так…

Страха почему-то не было. Он остался где-то позади, далеко отсюда…

– И что вам дивно?

– Поезд, охрана, конвой. Будто и здесь – лагеря!..

Варфоломей Кириллович обернулся:

– Каждый видит край сей по-своему, Виктория Николаевна. Мы ведь и мир Божий по-разному представляем. Вы увидели так, другой – иначе. Не сие важно…

Вновь вспомнилось: «Не знаю, что именно вы увидите…» Товарищ Иванов знал и об этом… Но почему? Ведь Орфей жив!

– Не бойтесь, Виктория Николаевна, – тихо проговорил старик, – не бойтесь…

– Я не боюсь, – поспешила ответить Ника, но все же не сдержалась. – Но я не могу понять. Объясните, Варфоломей Кириллович! Я думала, Орфей… Юра… Он просто болен. Мне сказали, его можно вылечить, я поверила…

– Верьте и сейчас. Не тому, кто вам сказал вам. Себе верьте…

– Мне сказали, что меня встретят, – заспешила Ника, – я должна буду попросить кого-то, чтобы Юру… Юрия Петровича… отпустили. Это правда?

– В том есть правда…

Ника вновь поглядела на мертвый лес, на круживших над головою птиц, на огоньки среди поросших мхом стволов.

– А разве это возможно? Ведь отсюда нельзя вернуться!

Старый священник обернулся. Темные, близко посаженные глаза взглянули в упор. Ника, не договорив, замолчала.

– Возможно. Невозможного в мире мало. Чего ждали вы от того, кто вас послал сюда? Пощады? Милосердия?

– Нет… – Ника грустно усмехнулась, – только не этого.

Она вспомнила слова Пустельги и добавила:

– Я надеялась, что здесь буду свободна и смогу что-то придумать. И… мне помогут.

– Вы свободны. Вам помогут…

Голос старика звучал твердо и властно. Ника не нашла, что ответить. Постепенно растерянность исчезла, сменяясь твердой, окончательной решимостью. Сожалеть поздно, она уже здесь, в мертвом Воробьином лесу. Не уйти, не вернуться, остается выполнить то, за чем пришла.

Телега догнала еще одну колонну. Покорные молчаливые люди, равнодушные конвойные… На телегу никто не обратил ни малейшего внимания, лишь старший, шедший сбоку, скользнул по ней быстрым взглядом.

– А кто… кто меня встретит? Как мне говорить с ним?

Варфоломей Кириллович еле заметно пожал плечами:

– Имен у него много. Зовите Владыкой.

– Как епископа? – удивилась Ника.

– Похоже, – улыбнулся старик. – Пасет он паству свою жезлом железным… Но не спешите соглашаться, Виктория Николаевна. Ждите. Разговор может долгим быть – молчите и слушайте.

– Молчать? – Ника поразилась. – Но я ведь должна просить его…

– Ни о чем не просите! Молчите. Как только заговорите, все кончится. Ваше слово – последнее. Поздоровайтесь и слушайте.

Виктория Николаевна задумалась. Не просить? Но ведь те, кто ее встретят, могут отказать или даже не захотят разговаривать…

– Захотят, – старик словно читал ее мысли. – И будут предлагать всякое.

– Но… – вспомнились слова Иванова, – мне объяснили, что я должна сама попросить…

– Тот, кто объяснял вам, о своем печется. Что велел он? Просить, чтобы отпустили Юрия Петровича?