Ведущий в погибель. - Надежда Попова

— Если я вам скажу, Келлер, — серьезно ответил Курт, — мне придется вас убить.

— Сдается мне, это того стоит, — буркнул шарфюрер, отходя. — Ждите. Через полчаса привезу вам вашего хлыща.

Хлыщ явился лишь спустя час, подчеркнуто безмятежный и при этом невыносимо учтивый; Келлер, отправившийся добывать ценного агента лично, шагал чуть позади, недовольно супясь и явно с великим трудом удерживая рвущиеся на язык слова нелестного свойства.

— Тебя за смертью посылать, — заметил Курт укоризненно, и фон Вегерхоф коротко усмехнулся:

— Учту.

— Ты что же — с вещами? — уточнил он, кивнув на внушительную клеть в руке стрига, в которой под темным покрывалом что-то шебуршалось и царапалось. — Намерен поселиться в соседней камере?

— Отказался идти сюда, — хмуро отрапортовал Келлер, — и потащил меня на торжище. Купил зайца. Надеюсь, мысли, возникшие у меня по поводу употребления сей Божьей твари, ошибочны.

— А что вы предлагаете посулить вашему пленнику за интересный рассказ, майстер… как вас…

— Шарфюрер!

— Comme vous voudrez[221], — отмахнулся фон Вегерхоф равнодушно, не глядя на зеленеющего служителя. — Разумеется, можно скормить ему одного из арестованных. Если этот вариант вам более по душе…

— Моя работа убивать этих тварей, — сухо заметил Келлер. — А я вынужден выслушивать такое. Гессе, вы впрямь намерены подкармливать выродка? Понимаю — девка, но…

— В этом вопросе предлагаю согласиться с бароном, — пожал плечами Курт; фон Вегерхоф, не дожидаясь продолжения, зашагал по лестнице вниз, к камерам, и шарфюрер убежденно предположил, понизив голос:

— Так стало быть, парень эксперт по стригам. Тогда почему его не знаю я?

— Будь на моем месте Хауэр, он сказал бы — «значит, не положено», — отозвался Курт, ступая следом. — Но я скажу — «спросите у начальства»… Прежде, чем войдем, — удержал фон Вегерхофа он, оглянувшись на оставшегося позади Келлера, — краткая вводная лекция. Совершенно неожиданным образом мне подвернулся свидетель славных дел нашего покойного мастера. Думаю, тебе полезно будет это знать.

Историю Арвида стриг выслушивал, шагая все медленней, совершенно остановившись чуть поодаль от камеры с заключенным, молча глядя в пол перед собою.

— Это многое объясняет, — произнес он, наконец, нескоро, и Курт непонимающе свел брови:

— В самом деле? К примеру, что?

— К примеру — то, что я сумел одолеть его. Подумай — ему даже и от рождения всего-то лет сорок с небольшим. А для меня больше времени минуло только со дня обращения, я вдвое его старше. Будь он хотя бы моим ровесником — вообрази, какой степени силы он бы достиг. Боюсь, тогда я так легко не отделался бы.

— Молодой, да ранний, — пожал плечами Курт, и стриг мимолетно усмехнулся:

— Возможно. Но это в любом случае повод задуматься.

— О чем?

— О себе, — пожал плечами фон Вегерхоф. — Обо всем. О том, что он же и говорил; как ни крути, а каждое его слово было справедливым, не находишь?

— О том, что из меня выйдет отпадный кровосос?

— Выйдет неплохой, — согласно кивнул стриг, и Курт проглотил ухмылку. — Но в данный момент меня волнует вопрос — какой получится из меня самого… Еn voilà suffit[222], — сам себя оборвал тот. — Если я не ошибаюсь, сейчас ты был намерен допросить другого стрига — того, что в камере.

— Уверен, что тебе там стоит быть?

— Не уверен, что тебе стоит, — отозвался фон Вегерхоф, — но ничего не поделаешь… Насколько он вменяем?

— Пытался тяпнуть охранника, но от того, чтобы тянуться к собственным рукам, еще далек. Сейчас уже не буянит; возможно, выдохся.

— Это временно, — возразил стриг, вновь зашагав вперед. — Запомни главное, Гессе: даже сейчас он прекрасно понимает, что его ждет в конце концов. Не пытайся обещать то, чего не можешь дать; он не дурак. Много ты из него выпустил?

— Думаю, не меньше, чем я сам потерял той ночью.

— Хорошо, — коротко отозвался фон Вегерхоф, чуть замедлившись шагах в десяти от ряда камер. — Теперь тихо.

Курт кивнул, умолкнув, пока дверь темной каморы не закрылась за их спинами.

Конрад не стоял — почти висел в браслетах, в алом свете факела в руке фон Вегерхофа похожий на древнее привидение, за свои прижизненные прегрешения приговоренное к обитанию в фамильном замковом подвале. Три дня, минувшие с момента примененной Куртом экзекуции, почти высушили и без того не слишком упитанного птенца, выкрасив его в синюшно-белый цвет и сделав похожим на скелет, затянутый в сухой тонкий пергамент, и лишь глаза на заострившемся лице горели по-прежнему ожесточенно.

— Ну, вот и пришло твое время, да? — сквозь сжатые губы выговорил Конрад и запнулся, вцепившись взглядом в клеть в руке стрига.

— Я вижу, ты уже все понял, — кивнул Курт, остановившись у стены напротив, подле узкого окна, нарочно по случаю забранного толстой ставней. — Мне надо, чтобы ты дожил до появления моего начальства, а после этого — до того момента, как я вывезу тебя на площадь. Посему можешь даже не сомневаться: ответив на все мои вопросы, ты получишь те несколько глотков, что погасят твою жажду. Придется поплеваться шерстью, но я полагаю, что с этим маленьким неудобством ты смиришься.

— А почему, ты думаешь, мне есть что тебе сказать?

— Ты его первенец, — тихо откликнулся фон Вегерхоф, аккуратно поставив клеть на пол. — У него не было от тебя тайн. Или было мало. Даже если ты и не знаешь чего-то наверняка, даже если Арвид и не рассказывал тебе всего — кое-что, хоть что-то, тебе все же известно. Или ты догадываешься.

— Не представляю, что вы хотите услышать, — возразил Конрад, складывая слова с видимым усилием. — Расположение других гнезд мне не известно — Арвид не слишком любит… любил шумные компании. Все, кого нам доводилось повстречать за эти годы, считанные единицы…

— Подозреваю, что в живых их уже нет, — предположил Курт, когда тот замялся. — Верно?

— Радовался бы, — неискренне улыбнулся птенец. — Тебе меньше работы.

— Да я на седьмом небе, — согласился он. — Однако говорить мы будем не об этом. Я, конечно, не отказался бы узнать и о безвестных гнездах и кланах, однако получить сведения о том, что их больше просто нет, тоже неплохо… Для начала я хочу восстановить некоторые пробелы в известной мне истории. Что случилось в ту ночь, когда ты был пленен Арвидом?

— Не помню.

Мгновение он стоял неподвижно, и, вздохнув с показательной усталостью, рывком распахнул ставню, бросив на птенца яркую полосу света. Конрад зажмурился, отвернувшись и зашипев, рванулся прочь, натянув цепь, как струну, и Курт вновь закрыл окно.

— Чтоб не тратить слов, — пояснил он, глядя на обвисшего в оковах стрига. — Так будет всякий раз, когда я услышу неправду… Сегодня пятница, Конрад. Тринадцатое. Символично, верно? Для тебя лично более невезучий день придумать сложно, поверь.

— Это не может не остаться в памяти, — произнес фон Вегерхоф по-прежнему чуть слышно и неспешно. — Последняя ночь перед смертью, последние часы перед тем, как перемениться навсегда… Это запоминается. Это помнят все, сколько бы лет им ни было, а ты был обращен не столь уж давно.

— И это мое личное дело, — через силу вымолвил Конрад, — мое и мастера.

— Твоего мастера больше нет, — пожал плечами Курт. — Зато есть я и без минут полдень за этим окном. Весна в этом году приятная, солнечная… Я жду ответа.

— Для чего это тебе? Чем будет полезно? Что даст?

— Ничего. Но мне отчет писать… Итак?

— Не помню, — повторил птенец, напрягшись, когда на ставню легла рука. — Никогда не стремился сохранить эти воспоминания. Ни к чему.

— По какой причине Арвид выбрал обращение? Насколько мне известно, его сородичи обыкновенно пускали пленников на вырезки.

— По той же, по какой не был убит в ту ночь ты. Хотя я предупреждал его, что это кончится плохо… Если б он послушал меня, сейчас я не слушал бы тебя. Сейчас ты слушал бы его.

— Давай-ка проповедовать друг другу прелести жизни на стороне каждого из нас мы не будем — все равно не сойдемся, — поморщился Курт. — Прими как факт: убедить меня в том, что я много потерял — идея гнилая на корню. Итак, почувствовав в тебе большой potential, он создал своего первого птенца… Почему он ушел?

— Он впервые увидел чужаков, — пояснил фон Вегерхоф, когда тот не ответил. — Ведь так? Его поразили эти люди в броне, которую не берут ножи, этот размах… В сравнении со всем, что, думаю, рассказал ему ты о мире за пределами его леса, все, виденное им прежде, показалось неважным и мелким…

— Как, кстати, тебе это удалось? — уточнил Курт, не увидев и не услышав возражений. — Полагаю, в те дни он по-немецки не говорил, что понятно, да и ты на языке дикарей, думаю, был ни в зуб ногой. Как вы общались?