Чародей - Джин Вулф

— Ничего, — сказал я, — покуда не увижу местность.

Граф-маршал потряс головой:

— У меня есть карты.

— Они ровным счетом ничего для меня не значат. Скорее всего они введут меня в заблуждение. Мне нужно объехать город. На это потребуется день, а лучше два.

Граф-маршал протер ладонью лицо и лысый череп, но не промолвил ни слова.

В комнате воцарилось молчание, которое никто из нас, казалось, не хотел нарушить. Я встал и принялся рассматривать малиновые занавеси и многочисленные бюро из навощенного дерева цвета дикой розы, с эмалированными деталями отделки.

Наконец Идн подала голос:

— Я хотела рассказать вам про леди Линнет и ее дочь. Вы позволите? Возможно, другого случая мне не представится.

Я сказал:

— Разумеется.

Пока Идн говорила, вернулся Пейн с подносом, нагруженным разными лакомствами, бутылкой вина и бокалами. Он наполнил наши бокалы, и мы продолжили разговор, потягивая вино и закусывая.

— Она заявила о своих правах на владение Голденлауном, — сказала Идн. — Это произошло на нашем обратном пути на юг, и мы задержались там на несколько дней, чтобы помочь леди Линнет, все мы. Она и Вил собираются восстановить дом, и они сочетались браком. Они… прошу прощения. Ее сердце просто завоевать.

Я кивнул и попросил Идн продолжать.

— Вил не благородного происхождения, но какой человек благородного происхождения женится на ней теперь? Вдобавок он отец Этелы — во всяком случае, так говорят, — и он любит ее. — Поскольку я молчал, Идн добавила: — Линнет по-прежнему не в своем уме, хотя и не столь безумна, как прежде. По крайней мере, она стала более разговорчивой.

— Это хорошо.

— Она воображает, будто рядом с ней постоянно находится какая-то женщина — по имени Мег.

Не знаю, удалось ли мне сохранить невозмутимое лицо, но я постарался.

— Женщина, которую никто, кроме нее, не видит. — С улыбкой, исполненной жалости, Идн обратилась к граф-маршалу: — Муж Линнет слеп, и потому он подтверждает ее слова.

— А Бертольд со своей женой по-прежнему остаются с вами, ваше величество? — спросил я. — Я не видел их в тронном зале.

— Нет. Я отпустила их посетить родную деревню.

— Она разрушена.

— Я этого не знала, — пожала плечами Идн. — В таком случае, несомненно, они скоро вернутся.

— Возможно, деревню отстроили заново. Мне бы очень хотелось побывать там и посмотреть. А Бертольд Храбрый доверяет избраннику леди Линнет?

— А, понимаю. — Идн снова обратилась к граф-маршалу. — Бертольд — мой слуга. Он тоже слепой.

— Но он говорил о присутствии упомянутой выше женщины? — спросил я.

— Не знаю. Я никогда не спрашивала. Возможно, моя сестра могла бы… могла бы освободить вас досрочно. Я буду настаивать на этом.

— Она не осмелится, — помотал головой граф-маршал.

Я совершил побег той ночью, хотя сам не считал случившееся побегом. Облако позвала меня усилием мысли и задолго до того, как я достиг конюшни, сообщила мне, что Анс находится рядом с ней. Я разбудил Анса, и в самом скором времени мы нашли для него крепкую, коренастую лошадку и покинули замок. Покружив по залитому лунным светом городу (на что ушло добрых три часа), мы приехали в нашу гостиницу, разбудили Поука и позавтракали.

Затем они отправились на работу, и я вместе с ними. На удаленной от моря границе города рылся глубокий ров под фундамент для крепостной стены. Поук и Анс трудились здесь землекопами; ров уже был шириной десять шагов и такой глубокий, что требовались приставные лестницы, чтобы выносить из него красную глину. Мы поставили лошадку Анса на привязь, чтобы вернуть ее в конюшню в конце рабочего дня, и я снова поехал по городу, примечая при свете дня вещи, которые просмотрел несколькими часами ранее. Я проделал уже треть пути, когда натолкнулся на патрульных стражников.

Мы обратились в бегство, Облако и я. Стрела вонзилась ей в шею, и она развернулась и набросилась на преследователей, страшная, как Гильф. Двое погибли под ее копытами. Я изо всех сил натягивал поводья, пытаясь остановить Облако, когда меня выбили из седла.

Меня отвели в караульную Тортауэра, где держали связанным целых три дня, предварительно обобрав до нитки, и пинали, когда я протестовал. Потом меня привели к Гейнор. Она смертельно боялась Арнтора и потому приказала поместить меня в камеру, находящуюся на самом нижнем уровне подземной тюрьмы, и заковать в цепи.

По правде говоря, приказ королевы не был выполнен. Ни Гед, ни стражники не хотели спускаться ниже двенадцатого уровня и не знали, сколько еще уровней находится под ним. Тортауэр был построен на руинах более древнего здания, и общая площадь двенадцатого уровня равнялась площади Форсетти. Привели кузнеца, молчаливого, сурового мужчину, который не преследовал цели обидеть меня, но и не желал со мной разговаривать. Он раздул угли, надел кандалы мне на запястья и щиколотки и крепко-накрепко сварил железные кольца. Потом начался период моего настоящего заключения, поскольку я поклялся, что не попытаюсь освободиться, пока Тортауэр не падет или король Арнтор не вернется с победой, коли такова воля Вальфатера.

Что же касается Вальфатера, то ни одного часа не проходило без того, чтобы я не надеялся, что он появится и освободит меня от клятвы. Поначалу я ожидал его появления с уверенностью и обдумывал все дела, которые мы сделаем перед возвращением в Скай, — как мы установим порядок во всем мире.

Шли дни, а я все лежал, час за часом, зарывшись в солому и дрожа от холода, и наконец со мной в камере стал сидеть Орг, свирепый и безмолвный, согревая меня своим теплом; он изнемогал от голода, и я разрешил ему убивать любых незнакомых людей.

Время от времени Орг выходил из камеры и вскоре возвращался с окровавленной пастью и снова садился рядом, чтобы согревать меня. Наконец настал день, когда никто не принес мне еды.

Я ждал, говоря себе, что к часу следующего приема пищи надзиратели придут, а в противном случае я позову Баки и прикажу освободить меня. Они не пришли. Я позвал Баки — раз, другой, третий, десятый, двадцатый, — но она так и не появилась. Наконец я понял, что она больше не боится меня, поскольку я закован в цепи. Срок службы, на которую она поступила в башне Глас, истек, и она, чью любовь я так часто отвергал, наконец обрела свободу. Отныне она будет жить жизнью огненного эльфа и ни разу не вспомнит обо мне, умершем в подземной темнице Тортауэра.

Я не знал, что мне делать. Я мог нарушить клятву и выйти на свободу. И уже начинал потихоньку склоняться к такой мысли. Я мог умереть, как решил с самого начала. Жажда меня не особо мучила в таком холоде, а голода я уже не испытывал.