Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как дела, как живёшь?
– Нормально, жаловаться не на что. Что-то случилось?
– Да нет, как обычно, сегодня срыв эфира, окно образовалось, решили тобой заткнуть. Тем более к нам тонны писем приходят с просьбами повторить многие песни, причем, чтобы ты снова исполнял. Очень у тебя, Саша, много поклонников образовалось. А песни у тебя действительно хорошие.
– Ну да, слышал я по радио, как некоторые певцы и певицы мои песни исполняют. Между прочим, даже не спросив разрешения.
– Ой да ладно, война.
– Война, а бардак разводить не надо. Всё равно как-то подло выглядит, как будто они их у меня украли.
Когда я это говорил, по моим губам скользнула усмешка, но Лабухин этого не заметил, да и не нужно мне это было, так, свои мысли о плагиате. Хотя я сам хорош. Ладно, хоть все эти песни я успел зарегистрировать в нужной службе.
– Это ты с главредом говори на эту тему, ему указание сверху пришло. Я о другом сказать хочу, у тебя полчаса времени только на песни. Начало эфира в восемь вечера. Но ты приезжай пораньше, часов в пять, у нас будет собран совет, послушать решили, какой ты юморист. Если что понравится, выпустим сегодня вместе с песнями пробно. Всё что хотел, сказал.
– Это да. Кстати, что там с призами?
– Ах да, призы. Наверное, слышал имена победителей?
– Да, конечно.
– Во Владивосток я лично летал попутным самолётом и вручал подарок на работе победительнице. На фронт улетел военный корреспондент, он и вручит. У меня лично всё хорошо прошло, торжественно, только обратно долго добирался на поезде. Вчера вернулся. А так, просили тебе передать большую благодарность. Вот, передаю.
– Спасибо.
Ещё немного поговорив, мы разошлись. Лабухин по своим делам, а я в класс. Ученье свет, как говорится.
Месяц и двенадцать дней спустя. Одиннадцатое ноября
1941 года. Москва. Дом Поляковых. 16 часов дня
Оббив ноги на входе, я ещё прошёлся дополнительно по валенкам веником, специально стоявшим в сенях. Миновав кухню, зашёл в свою комнату и стал собираться, открыв два шкафа: бельевой и оружейный. Путь предстоит долгий, нужно подготовиться ко всему. За последние два месяца время пролетело как-то не заметно. Больше схваток с бандитами не было, они как будто забыли обо мне. Кстати, я чуть позже встречался с тем следователем, и тот сообщил, что Король не сам действовал, навели его на меня недоброжелатели в верхах. Какие – он не говорил, но признал, что их серьёзно прижали, а некоторые потеряли свои места, кто на лесоповал, а кто и на фронт отправился. Значит, не один был.
Я у себя в ангаре организовал неплохую мастерскую и работал. Машина у меня там как стояла, так и стоит, о ней никто не знал, в ангар я никого не пускал, моя вотчина. Машина не пригодилась, откровенно говоря, Егор все проблемы снимал, когда была у него такая возможность, но всё равно терять этот трофей не хотелось. Стоит и ладно, всё равно когда-нибудь пригодится. Жаль, движок на ней откровенно слабый, на баркас не поставишь, но была у меня одна идея. О ней чуть позже.
Ну а о жизни я скажу так, она у меня вошла в привычную колею. Учился в школе, выступал на радио с песнями или юмористическими рассказами с анекдотами, даже время эфира в определённые дни недели своё, там было много свежих, так что встречали анекдоты с охоткой. Известность моя, надо сказать, росла, что меня не особо радовало. Много раз подкатывали ко мне, что нужно произнести патриотичную речь тут или там. В общем один раз скатался, а в следующие разы всегда твёрдо отвечал – нет. Не моё.
Учился, дважды в неделю в двух госпиталях небольшие концерты дал, радиовыступления, ну и по дому дела, как же без них. Наконец открыли выставку с моими фото на дороге смерти, большие, качественные с описанием, где снято и кто на снимках. Выставка пользовалась огромным успехом. Мы при торжественном открытии присутствовали всей семьёй, по приглашению. А так туда и бойцов водили перед отправкой на фронт, что хорошо мотивировало их. Про охоту я тоже не забывал, хотя бы раз в неделю обязательно. Так что свежее мясо на столе было. Участковому своему иногда тушку зайца отправлял с кем-нибудь, бонус к столу. Тот же Пахомыч, мой старый участковый, тоже не обходился без таких приятных подарков. Да и жена у него часто у нас бывает, говорил же, они с мамой подружки. А так они переехали в квартиру сослуживца Пахомыча и жили там. Мы у них на новоселье были.
Мама училась. Вечерами или в воскресенье только дома была, дед работал через день. Бабушка по дому и хозяйству. Изредка к Тане ездили проведать, вкусностей завезти, яиц или сала. В общем, нормально жили, я бы даже сказал хорошо. По крайней мере, куда лучше, чем многие другие беженцы. Сравнить было с чем. Всё это при том, что немцы, усилив свою группировку, двигались к Москве, и некоторые дивизии вермахта уже находились где в двухстах, а где и в ста пятидесяти километрах от окраины Москвы. Начались строительства баррикад, узлов обороны по Москве. Я в этом не участвовал, своя жизнь, больше давал настрой на оборону в своих передачах. Сталин один раз отзвонился после особо разгромной передачи о действиях немцев, передавал благодарность за рассказы и военные песни. Я с того первого раза с ним так и не встречался, да как-то и не нужно. Что плохо, Ленинград снова в блокаде, но в городе остались только нужные специалисты, рабочие заводов, остальных успели эвакуировать, и того геноцида жителей, как в моей истории, уже не будет. Хоть в чём-то рад за свои действия с теми письмами. Хм, неделю назад ещё одно письмо отправил, в основном это казалось внешней политики.
Песни мои, конечно, выстрелили, ещё бы их в той моей жизни слушали целые поколения, отшлифованные, доведённые до полного идеала. Ранее я пел то, что помнил, и сказать, что у меня был прямо такой большой репертуар, не могу. Однако ещё на дороге
