Адепты стужи - Александр Маркьянов

— Приготовиться к сбросу — заорал сержант, выпускающий в десантном отсеке — вторая группа на сброс!

Пора…

В десантном отсеке мигающим красным светофор сменился на зеленый, пошла в сторону крышка десантного люка. В отличие от легких и средних вертолетов, из этого десантироваться можно было и как с самолета, через заднюю аппарель, и через десантный люк в полу.

Выпускающий начал стравливать лебедку, Араб поднял два пальца — проверка.

Проверить, весь ли груз закреплен как следует, подтянуть в последний раз лямки рюкзака, хлопнуть рукой по автомату — на всякий случай. Хлопнуть по плечу стоящего перед тобой — все в норме…

— Готовность!

— К сбросу готовы! — за всех ответил Араб.

Выпускающий плюнул в люк — на удачу…

— Первый пошел!

Веревка обжигает руки, съезжаешь как можно быстрее, потому что каждую минуту висения в воздухе между землей и вертолетом — минута смертельного риска. Каменистая желто-серая земля стремительно летит навстречу.

— Второй пошел!

Десантирование идет плотно, один только нырнул в люк — а за ним уже идет второй, едва не наступая ему на голову.

— Третий пошел!

Земля привычно отдает в ноги, ноют обожженные руки но сейчас не до них — почувствовал ногами землю — и сразу в сторону, в сторону, потому что промедлил на секунду — и идущий следом за тобой приземлится тебе на голову. Еще летишь по тросу — а уже высмотрел укрытие на зеле — и сразу до него. Руки сами находят автомат, патрон в патроннике, предохранитель снят — грубейшее нарушение техники безопасности но на это плевать. Здесь не полигон, здесь жизнь и секунда, даже доля секунды, потраченная на досылание патрона в патронник, может стоить жизни.

— Четвертый пошел!

Первый уже на земле, второй тоже. Площадку можно считать относительно безопасной, если бы не была безопасной, кто-нибудь уже саданул бы из гранатомета. Но все равно — самое хреновое еще впереди…

— Десантирование завершено! Группа на земле!

Полковник Фахри двигает вперед ручку «шаг-газ», вертолет сдвигается с места, ползет крышка люка отсекая тех кто на земле от тех, кто там, наверху, в относительно безопасном чреве ревущей стальной птицы. Внизу четверо пацанов, почти ставших волками за эти два безумных года залегли на каменистой осыпи, целясь во все стороны света.

Не дожидаясь, пока вертолет удалится, Араб встал.

— Идем цепью, Бес, ты первым. Расстояние в цепи двадцать пять метров. Направление — север, точка сорок. Пошли!

09 августа 1996 года Исход…

Из Лондона начался исход…

Такое в истории этого древнего города уже бывало — и в средние века, и в кромвелевское правление, когда лобные места на площадях были залиты кровью. Иногда причиной исхода служила чума — в средние века большая часть таких исходов была обусловлена именно ей. Последний раз исход из Лондона был в начале двадцатых — когда чужие корабли прорвавшись к самому устью Темзы открыли орудийный огонь по городу, по столице воюющей с ними империи. Корабли потопили — слишком мала была мощь прорвавшейся эскадры по сравнению с мощью британского Гранд-флита. Но сам факт обстрела города, сам вид Houses of parliament, с полуразрушенным от тяжелого снаряда главным залом, сам вид остановившегося Биг-бэна, произвел на лондонцев столь тяжкое впечатление, что многие из них сочли нужным покинуть город. Они были испуганы — не на шутку. Война раньше им представлялась чем-то далеким, даже чуточку нереальным. Воины в алых мундирах вели войны где то на границах бесконечной империи, во славу ее Величества и старой доброй Англии, они смело бились с туземными племенами и побеждали их, даже когда туземцы числом их превосходили вдесятеро. Нет, конечно они становились героями, кавалерами боевых наград, их принимали в салонах и дамы ахая о ужаса слушали леденящие кровь истории а потом дарили им свою благосклонность где-нибудь в укромном месте. Иногда Британия воевала и с развитыми странами, даже с далекой, варварской Российской империей — но она побеждала и их. Крымская кампания, пусть и обернувшаяся для британцев морем крови, гибелью отпрысков самых родовитых семей, вызывала боль, гнев, ярость — но в то же время и гордость за то, что их маленький остров может поставить на колени даже такую необъятную и сильную страну как Россия. Самый сильный в мире, не имеющий соперников британский флот, господствовал на морях, обеспечивая безопасность своей маленькой, омываемый холодными водами со всех сторон родины.

Двадцатый век стал прозрением, последовавшие за ним годы — крахом надежд, безумно болезненной ломкой представлений Британии о самой себе. Две сильнейшие в Европе континентальные державы, вероломно объединившись и предав Британию, начали войну. Рухнула под совместным, германо-русским натиском Франция, единственный союзник Британии на континенте — германцы раз и навсегда решили для себя французскую проблему, подтвердив свои претензии на европейскую гегемонию, возникшие со времени битвы под Седаном. Затем русская армия пошла на Восток, немцам, при поддержке сильного подводного флота удалось переправить крупные наземные силы в Африку. Каждая из этих стран использовала свои преимущества. Немцы подло били из под воды, маленькие подводные скорлупки с торпедами топили британские корабли. Русские имели подавляющее превосходство в живой силе и опытных, не уступающих британским офицеров. Так же немцы имели сильнейшую в мире разведку — возможно именно они предупредили русских о готовящемся ударе по их столице Санкт-Петербургу, так удачно расположенному на самом берегу. И русские совместно с немцами предприняли безумный ответный ход. Многие говорили в те времена — что война была проиграна Британией именно тогда, когда тяжелые снаряды падали на их столицу, когда рушились не здания — рушилась сама имперская, непоколебимая сущность Британии. Унизительный Берлинский мирный договор с дополнительными протоколами лишь подтвердил, что Британия теперь — не единственная и непобедимая, а всего лишь одна из многих.

Совсем недавно, и месяца не прошло — страх, так давно забытый и проклятый вернулся снова. За то время, что прошло после двадцатых, успело родиться уже третье и даже иногда четвертое поколение людей, не ведающих что такое страх. После двадцатых, мир, еще недавно такой жестокий и яростный, постепенно стал превращаться в нечто мирное, уютное и привычное. Все двадцатые, тридцатые, и даже сороковые годы военные упорно готовились к новой, большой и страшной войне. Это было ненормально — несколько мировых гегемонов. Как говорил Горец, бессмертный воин с мечом из одноименного, прошедшего недавно с оглушительным успехом фильма — должен остаться кто-то один. Один — а остальным отруби голову мечом и пусть их сила войдет в тебя, пусть она напитает тебя, даст тебе силы для новых битв и свершений. Этот синематограф, внешне чисто художественный и развлекательный, на самом деле очень точно отражал суть и смысл международной политики. Должен остаться кто-то один. Убей своего конкурента — и возьми его силу, возьми его природные ископаемые, его науку, его землю, его людей. Убей — и сила убитого напитает тебя, сделает тебя сильнее для новых битв. Убей — воистину остаться должен кто-то один.

Но война не начиналась. Начатые еще в двадцатые годы эксперименты с ураном завершились в пятидесятых созданием оружия, равного которому не видел мир. Все дрогнули, полагая что война на пороге — но вместо войны это оружие дало мир. Мир, когда на пороге уже была война. Мир — когда все были готовы к новым сражениям, когда все в достаточной степени зализали раны, оставшиеся после мировой войны, когда накопили оружие и припасы — и уже готовы были вцепиться друг другу в глотку. Все ждали войны — пришел же мир, пусть мир плохой, мир с взаимной ненавистью и злобой, мир обеспеченный страхом перед ядерным огнем — но все же мир. Который как известно лучше доброй ссоры, даже самый худой.

А постепенно начала забываться и ненависть. Мелкие, повседневные дела вытесняли из памяти национальное унижение, все больше было людей, которые при слове «Багдад», не мрачнели, а недоуменно пожимали плечами: ну Багдад так Багдад и что дальше то? Кто-то торговал с Россией, кто-то имел там друзей, кто-то учил русских детей в престижных британских университетах. Нити обычных человеческих взаимоотношений все больше и больше связывали народы — и все больше и больше людей задавались вопросом: а нужна ли нам война, а нужна ли нам месть, а что это за национальное унижение такое, через столько лет.

Не всех такое положение дел устраивало.

Снова напомнил о себе страх. Страх, долгие годы таившийся в самых темных уголках подсознания внезапно вырвался наружу, расцвет ядовитым цветком под взрывы минометных мин в самом центре Лондона. Эффект от этого теракта не исчерпывался только разрушенными зданиями и погребенными под руинами, разорванными на куски людьми — он был куда больше, объемнее, серьезнее. Это был страх, не отпускавший ни днем ни ночью, страх от которого не спрячешься за железной дверью и тревожной кнопкой, нажав которую можно вызвать полицию. Страх, что на твой дом упадет мина или снаряд — и тебя не будет. Или не будет твоих близких.