Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

к политическим классикам, в том числе одному здравствующему, некоторые пассажи этой книги, казалось бы, совершенно однозначной, могли по окончании войны быть расценены как низкопоклоннические. К примеру, разбирая оду «Вольность», Гуковский пишет:

«Каждый гражданин-воин, отстаивая свою свободу, свою родину, теперь еще более любимую им, будет сражаться, не жалея сил и жизни, сражаться сознательно, не так, как сражаются его противники, “рать зверства”, войско рабов зверской тирании. Каждый боец свободной страны будет сознательно подчиняться дисциплине, будет инициативен, будет непобедим, как непобедимыми оказались ополчения американской революции, возглавленные Джорджем Вашингтоном, первым президентом Соединенных Штатов Северной Америки ‹…›. В конце оды Радищев, горячо приветствуя войну за освобождение североамериканского народа, приведшую к установлению государства США, выражает уверенность, что русский народ тоже поднимет восстание и, победив, устроит свою жизнь на началах свободы и счастья»[1209].

В марте 1943 г. на пост декана филологического факультета был назначен и, вследствие отсутствия проблем с пятым пунктом, быстро утвержден в Москве заведующий сектором новейшей русской литературы Пушкинского Дома С. Д. Балухатый[1210]. Г. А. Гуковский же с 1944 г., по совместительству с работой в эвакуированном ЛГУ, стал проректором Саратовского университета при назначенном туда А. А. Вознесенском[1211]. (Поскольку А. А. Вознесенский был утвержден и ректором СГУ, то многие ленинградцы преподавали одновременно в двух вузах, а некоторые даже перешли в его штат[1212]; любопытно, что в каждом из подчиненных ему университетов проректором служил один из братьев Гуковских.) Оговоримся, что А. А. Вознесенский не оставлял профессорам выбора, притом запрещал им уезжать из Саратова в Казань, Алма-Ату и позднее в Москву[1213].

«С началом Великой Отечественной войны основной темой работы литературоведческих кафедр стала проблема патриотизма, героизма и мужества в освещении литературы. С. Д. Балухатым был опубликован ряд статей, в которых он выступил как пламенный патриот Родины и талантливый публицист»[1214].

Кроме разнообразных, хотя и однонаправленных статей, в 1942 г. была издана агитационная книжка о Горьком «Великий сын великого народа»[1215]. С. Д. Балухатый, еще до войны занимавший пост профорга Пушкинского Дома, активно совмещал свою административную должность на факультете с общественной работой: состоял членом Саратовского бюро Антифашистского комитета, выступал с лекциями в воинских частях и госпиталях… Он же, являясь уполномоченным Института литературы АН СССР, руководил работой его сотрудников, эвакуированных в Саратов, – в основном профессоров филологического факультета. На академических выборах 29 сентября 1943 г. он был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР.

Однако, занимая пост декана филологического факультета, он чувствовал себя лишним. 19 марта 1944 г., перед реэвакуацией ЛГУ, он писал В. А. Мануйлову[1216]:

«Ленинградский Университет имеет слишком много забот, да и случайный я в нем человек, хотя и оказался на посту высоком – им обо мне заботиться не интересно. (Я договорился с ректором, что по возвращении в Ленинград слаживаю [sic!] с себя деканские полномочия и целиком вновь возвращаюсь на работу в Академию, где как член-корреспондент я уже имею дополнительные ответственные поручения)»[1217].

Так и случилось – С. Д. Балухатый по возвращении в Ленинград оставил пост декана, уступив его 16 января 1945 г.[1218] профессору Михаилу Павловичу Алексееву (1896–1981)[1219]. На этом месте, в силу эрудированности, действительных знаний и достаточно мягкого характера, он устраивал многих. Однако административная ноша в условиях сталинского времени неизбежно оставляла нравственную печать на несущих ее: необходимость принимать и подтверждать «нужные» решения, неминуемое соглашательство пагубно сказывались на личности любого, обнажая и обостряя отрицательные черты характера[1220]. Но, несомненно, М. П. Алексеев был одним из лучших деканов факультета всего послевоенного периода, и относительно сдержанная идеологическая активность на факультете в 1945–1946 гг. – во многом его заслуга.

В Ленинграде деятельность университета де-факто началась 14 сентября 1944 г. В этот день состоялось первое по возвращении из эвакуации заседание Ученого совета ЛГУ, оно прошло в Петровском зале. Основным было выступление ректора, а главным обсуждавшимся событием (кроме начала 1944/45 учебного года, назначенного на 2 октября) – проведение Юбилейной научной сессии, посвященной 125-летию университета. Хотя юбилей был с помпой отпразднован уже в Саратове, Вознесенский решил отметить его таким же образом и в Ленинграде.

Сессия открылась 20 ноября 1944 г. пленарным заседанием, на котором в своем вступительном слове А. А. Вознесенский очертил славный путь университета за 125 лет. Работа сессии продолжалась 18 дней и торжественно была окончена пленарным заседанием 8 декабря. Всего было проведено шесть пленарных и 76 секционных заседаний, а общее число докладов на них достигло 216. Масштаб сессии был столь необычен для военного времени, что Вознесенский был вынужден несколько поумерить размах мероприятия: ректорат ЛГУ отказал многим иногородним в выступлении на Юбилейной сессии «вследствие необходимости сохранить за сессией характер творческого отчета Ленинградского университета, не превращая ее в подобие всероссийского научного съезда»[1221].

В секции филологических наук на сессии было прочитано 16 докладов, причем, что удивительно, не прозвучало ни одного доклада с явной идеологической подоплекой. Аполитичность, если так можно выразиться, вообще сделала Юбилейную сессию уникальной для постэвакуационного периода ЛГУ: превалировала научная проблематика даже в традиционно идеологизированных областях науки – философии и истории. Было прочитано всего по одному откровенно агитационному докладу; больше прочих были наполнены этим лишь доклады секции юридических наук. Проректор ЛГУ по научной работе географ С. В. Калесник даже попенял им: «К числу недостатков сессии надлежит отнести не вполне удачный подбор тематики по некоторым секциям (в частности, философских наук) и отсутствие докладов из кафедры основ марксизма-ленинизма»[1222].

Кроме Юбилейной сессии, в ноябре 1944 г. в университете с помпой прошло «собрание научных работников, посвященное докладу тов. Сталина о 27 годовщине Великой Октябрьской социалистической революции», где кроме ректора, сделавшего основной доклад, выступили еще несколько профессоров, среди которых было особенно отмечено выступление заведующего кафедрой русской литературы Б. М. Эйхенбаума; в конце «собрание единодушно приняло текст письма товарищу Сталину, в котором ученые университета взяли на себя конкретные обязательства, могущие способствовать движению науки вперед»[1223].

Также в конце 1944 г. началось награждение работников университета медалью «За оборону Ленинграда». Первое вручение – наиболее торжественное – состоялось 21 октября 1944 г.; наградой были отмечены более 100 сотрудников ЛГУ во главе с А. А. Вознесенским; среди филологов – В. Е. Евгеньев-Максимов, А. П. Рифтин, И. М. Тронский… В начале декабря награждали «второй поток», награждения производились и в дальнейшем.

Отношение к этой медали (да и к наградам вообще) среди профессоров факультета было различным.

М. К. Азадовский писал из Иркутска И. Я. Айзенштоку:

«…Поздравляю Вас с медалью за оборону Ленинграда. Вот где я Вам завидую! Право! Вот награда, которую