Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

очень парадно, но, между нами, сама диссертация – невероятно сумбурна. Две основных темы доказываются: “Сказки” Пушкина ни в коем случае не идут из фольклора. Белинский – Азадовский оба совершают одинаковую ошибку. Белинский говорит, что Пушкин подражает фольклору и делает это скверно; Азадовский говорит то же самое, но считает, что Пушкин выполнил это блестяще. В этом вся разница: исходные же позиции их одинаковы. Между тем, Пушкин шел собственным путем, нимало не думая о фольклоре и всяких народных сказках, – это его собственная творческая линия.

Это один тезис. А другой – заключается в том, что “Евг[ений] Онегин” не из Байрона, не из какого-либо иного источника, а… из народной песни. Другими словами, “Сказки” не из фольклора, а “Онегин” – из фольклора. Каждый тезис – хорош сам по себе, но оба вместе как будто противоречат друг другу, а если и не друг другу, то общему здравому смыслу. Я, правда, чуть-чуть утрирую, но только слегка, чтоб подчеркнуть основную мысль.

Но все такие вещи имеют неожиданный резонанс. Я слышал целый ряд отзывов – восхищений перед новой постановкой вопроса об Онегине, которая, де, глубоко вдвигает роман в народную жизнь, связывает с народными корнями etc. Кое-кто усмотрел в этой диссертации прямой и замечательный ответ на новые требования к литературоведению»[1178].

ВАК отдал диссертацию на отзыв референтам Н. М. Онуфриеву и Д. Д. Благому, которые по прошествии времени представили свои отзывы. Их точка зрения резко отличалась от мнения ленинградских профессоров.

Кроме того, что Н. М. Онуфриев был автором популярных книжек о Гоголе, кандидатом филологических наук и до мая 1941 г. – директором Тамбовского пединститута, он являлся сотрудником аппарата ЦК ВКП(б) (и вскоре был назначен заведующим сектором центральных издательств Отдела художественной литературы и искусства ЦК). Будучи политически грамотным референтом, он увидел в диссертации много идеологических ошибок и дал резко отрицательный отзыв, недоумевая, почему вообще такая порочная работа могла быть рассмотрена Ученым советом ЛГУ в качестве докторской диссертации. Мало того, что «автор очень часто в качестве исходного начала творческого замысла у поэта выдвигает не его общественные взгляды и жизненные наблюдения, а узко литературные побуждения»[1179], он еще и разрешает вопрос о литературных заимствованиях великого русского поэта из иностранных источников «в обычном для формалистов и последователей А. Веселовского стиле»[1180]. К тому же Н. М. Онуфриев еще в 1947 г. выступал против формализма в методике исследования Г. А. Гуковского, являвшегося одним из официальных оппонентов[1181].

Отзыв Д. Д. Благого, конечно, не был столь циничен, но крайне осторожен – склоняя голову перед большой работой Слонимского, он обращает внимание на ошибочность некоторых положений, в особенности теорий о пушкинских заимствованиях из иностранных источников. Такую позицию Благого легко понять: как раз в момент написания им отзыва на диссертацию Слонимского в «Комсомольской правде» появилась статья «В плену отживших схем и традиций», целиком посвященная его учебнику «История русской литературы XVIII века». Автор статьи В. И. Борщуков писал:

«В основе курса проф[ессора] Благого лежит антимарксистская, идеалистическая концепция. Автор излагает историю литературы с надклассовых, объективистских позиций и ошибочно оценивает творчество отдельных выдающихся писателей XVIII века. Проф[ессор] Благой отрицает самостоятельность и оригинальность русской литературы XVIII века и явно преувеличивает роль иноземных влияний. Преклоняясь перед “столпами” университетской “науки” – Александром и Алексеем Веселовскими, Н. С. Тихонравовым и другими, проф[ессор] Благой остается в плену порочных “академических” концепций и обветшалых схем. Груз старых “традиций” мешает ему с правильных марксистско-ленинских позиций освещать сложные проблемы русской литературы XVIII века»[1182].

Экспертная комиссия ВАКа сочла доводы референтов убедительными, предложила отклонить ходатайство о присуждении докторской степени и направила дело на пленум ВАКа, куда вызван был и сам диссертант. Заседание состоялось 1 октября 1949 г. (т. е. более чем через полтора года после защиты). После кратких доводов самого Слонимского выступил представитель экспертной комиссии ВАКа профессор МГУ Н. А. Глаголев (принимавший участие в дискуссии о Веселовском на страницах «Октября»). В его словах содержится и отношение столичной филологии к раздавленному к тому времени филологическому факультету ЛГУ:

«Я считаю, что вопрос имеет большое принципиальное значение. Многие представители полагали, что вопросы методологии не имеют большого значения – важна эрудиция, представление большого материала, считается, что этого достаточно для присуждения степени доктора. Но из года в год мы замечаем, что диссертации, проходившие в ленинградских вузах, вызывали очень много возражений методологического порядка. Это понятно: оппонентами выступали такие люди, как Гуковский, Томашевский, Эйхенбаум. Все это – профессора, имеющие очень серьезные извращения в вопросах методологии. Поэтому экспертная комиссия не могла отнестись доверчиво к этим отзывам и считала, что нужно подойти очень внимательно к изучению диссертации товарища Слонимского при наличии хвалебных отзывов Гуковского, Эйхенбаума…

Речь идет о том, что диссертация вызывает сомнение относительно разрешения вопроса основного, принципиального, имеющего решающее значение. Я имею в виду вопрос народности ‹…›. Автор не берет проблему в духе современности, он не раскрывает этой проблемы в духе ее развития, а без этого невозможно решение проблемы, тем более у Пушкина. Соискатель, мне кажется, неправильно обходит вопрос о предъявлении ему обвинения в наличии формалистических приемов, формалистического подхода в решении ряда вопросов о взаимодействии русской и западноевропейской литературы. Речь идет о том, что товарищем Слонимским допущен прямой компаративизм, когда берется сказка Пушкина и сопоставляется со сказкой Вольтера. Это типичный компаративизм, это не мелочь, это вопрос большого принципиального значения, так как вопросу о заимствовании уделено очень много внимания в работе Слонимского о Пушкине»[1183].

Председатель ВАКа, министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов под занавес сам обратился к Слонимскому:

«Вы должны понять следующее. Вы взяли очень важную тему о народности поэзии Пушкина, вы ее рассматриваете после той борьбы на идеологическом фронте, которая проводилась за принципы социалистического реализма против принципов буржуазного формализма. Была разоблачена школа Веселовского с ее буржуазными толкованиями. Я должен сказать, что мы разбирали вопрос о Ленинграде на Коллегии (МВО СССР. – П. Д.), и на литературном факультете вскрыта целая группа профессоров, которая пропагандировала теорию Веселовского. И они же давали отзывы»[1184].

Поскольку рассмотрение этой диссертации казалось для ВАКа неким серьезным прецедентом, особенно учитывая ленинградскую политическую ситуацию, то рассмотрению в ВАКе диссертации Слонимского была посвящена заметка в журнале «Вестник высшей школы», которая завершалась словами:

«При рассмотрении диссертации А. Л. Слонимского в Высшей аттестационной комиссии было обращено внимание на то, что официальные оппоненты профессора Г. А. Гуковский, Б. В. Томашевский и Б. М. Эйхенбаум, автор отзыва о диссертации