Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

— Друсы, пли! — откуда-то слева доносится запоздалый приказ, и я слышу дикий яростный рев врага, в которого ударило сразу несколько десятков копий.

Еще один зеленокожий бросается на меня, и я отрубаю ему руку — и снова так легко, словно его кости сделаны из воска. Их плоть слаба, но ярость придает им сил — и скоро кровавое безумие битвы охватывает пространство вокруг меня, наполняет меня, заставляя меня рычать и реветь, как животное, почуявшее кровь охотника.

— Друсы, пли! — И снова слева раздается дружный рев, видимо, на том краю битвы побережники еще не дошли до берега. Я слышу высокие отчаянные стоны женщин, но их заглушают свирепые вопли побережных мужчин.

Я не сразу понимаю, что мы отступаем. Побережники рвут зубами все, до чего могут дотянуться, их кривые мечи с зазубринами наносят страшные раны, и вскоре в горле начинает бурлить горячее дыхание, а руки, держащие меч, начинают гудеть от усталости. Удар — я оказываюсь на земле. Удар — рванувшийся к моей шее побережник рычит и плюет кровью мне в лицо. Я успеваю выставить перед собой меч только чудом, и теперь он почти по рукоятку вошел в вонючую плоть врага. Побережник падает на меня, хрипит в последней яростной вспышке и дергает головой в отчаянной попытке все-таки вцепиться в меня.

Я кое-как сбрасываю с себя застывшее тело и пытаюсь подняться, когда замечаю занесенный над головой зазубренный меч.

Его держит человек с кожей такого же цвета, что и у меня. Зеленокожие звери рвут мясо, повсюду раздаются крики и рев, но этот человек сражается молча, как и другие такие же рядом с ним.

Удар — и от силы, с которой встречаются наши мечи, мои руки пронзает страшная боль. Удар — и человек выбивает у меня из рук меч, и тот отлетает куда-то в сторону. В его глазах вспыхивает радость, и он высоко поднимает свой зазубренный меч, чтобы отсечь мне голову.

С жалобным криком я выставляю руку, и лезвие скользит по ней, прорезая плечо до кости. Вспышка боли вспарывает мое тело огненной рекой.

Я падаю на землю, чувствуя, как утекает из меня этой же огненной рекой моя короткая жизнь.

Я проваливаюсь в небытие.

39. ПРАВИТЕЛЬНИЦА

Я не могу спать — меня тревожат мысли. Ребенок беспокойно мечется во мне, и все повторяет и повторяет одни и те же слова.

«Они перешли реку. Они перешли реку!»

И мне не спится.

Я верю в то, что он видел будущее, но я бессильна перед властью своего мужа и правителя Асморанты. Ребенок спрашивает меня, когда мы поедем дальше, но мой ответ всегда только «не знаю». Он постоянно говорит о Серпетисе, и мне приходится изо всех сил стараться, чтобы скрывать свои чувства.

Мне все равно, где он. Все равно, что с ним.

Мне все равно, погибнет он в этой войне или нет.

Мланкин отдал приказ вернуть правительницу в Асму как можно скорее, но я пока не могу заставить себя усесться в повозку. Фиур видел, как мне больно, и я снова изображаю боль уже следующим утром, и кричу так, что Кмерлан затыкает уши и плачет. Я не могу сказать ему, что притворяюсь, но сердце разрывается от любви и жалости, и я целую его и макушку и говорю, что все будет хорошо столько раз, сколько он позволяет.

Я должна что-то сделать со временем, протянуть его до момента, когда на взмыленной лошади или пешком в Асмору примчится вестник войны. Мне нужно найти Л’Афалию. Я должна поговорить с Унной и Цили, но их все еще держат в дровяном сарае, куда меня не пускают, как бы я ни просила и не угрожала.

— Правитель отдал приказ, — льстиво улыбается жена фиура.

Она все норовит коснуться рукой моего живота, все расспрашивает о том, когда же мне рожать. Считает в уме дни с момента моего возвращения в Асму? Шепчется с мужем о том, что син-фира Асморанты могла наставить мужу рога?

Мой большой живот теперь не скрыть самой свободной одеждой. Становится труднее делать самые обычные вещи: наклоняться, чтобы завязать сокрис, встать, после того, как присела по нужде. Ноги кажутся большими и мягкими, и по утрам я едва заставляю себя встать с постели. Кмерлана я носила не так легко, но он и не рос во мне так быстро.

— Мама, тебе лучше?

Я обнимаю Кмерлана и целую в макушку.

— Лучше.

Он кажется словно придавленным к земле, мой мальчик, мой сынок. Пусть и не по-взрослому, но Кмерлан понимает все, что происходит, и страдает так же, как и я, если не сильнее. Умершая и снова вернувшаяся мать, отец, который после возвращения своего первого сына забыл о нем, магия, которая помогает, а не убивает, как ему внушали всю жизнь… мой мальчик вынес за последнее время столько, сколько не под силу вынести иному взрослому.

Он верил отцу и безоговорочно доверял, и тот предал его.

Он верил, что магия — это зло, но вот оказывается, что только магия в силах спасти страну от порабощения и гибели.

Я рассказала ему об Энефрет той первой ночью, вчера… кажется, это было вчера. Кмерлан выслушал меня серьезно и молча, а потом кивнул.

— Она права, мам. Я слышал, что говорили девушки в доме, когда ты вернулась. Все вспоминали прошлую жену отца, Прекрасную Лилеин. И прошлые времена, когда была магия. Говорят, мой отец навлек на Асморанту проклятие тем, что решил очистить ее от