Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) - Евгения Федорова

— Ее бомбили, — уверенно сказал Тверской.

Да, — подумал я про себя. — Точечными маломощными снарядами, словно уничтожали какие-то определенные объекты.

Челнок плыл вперед, планета надвигалась, занимая все экраны под волнительны звуки фортепиано, и от грандиозности происходящего у меня защемило сердце. Я расслабленно сидел, а джунгли вплывали в сознание подобно реминорным переливам, оставаясь в памяти чем-то… новым. Я больше не испытывал ни пустоты, ни ярости. Рик был прав: цель, хоть и ненастоящая, внезапно дала мне новые силы и новую уверенность. И если бы сейчас рядом со мной оказалась Ната, возможно, я бы попросил у нее прощения. Просто за то, что, оказавшись подле меня, она подвергла свою жизнь несомненной опасности. Просто за то, что я навлек на нее беду.

Но Натали не было, и мой порыв, рожденной прекрасной музыкой, которая не теряла свою красоту с годами, пропал зря.

Челнок затрясло — мы входили в атмосферу — на мгновение экраны запотели, словно подернулись мутью, потом все очистилось и мы, ломая ветки, со скрежетом и воем сели всеми опорами на почву.

Тверской уже стоял у выхода, подогнав ремни и держа оружие наперевес, когда я только поднимался из кресла, снимая наушники — очень хотелось дослушать произведение до конца, но пора было выдвигаться. Облачиться в комбинезон было делом пары минут, после чего я накинул на одно плечо рюкзак, закрепил за спиной мачете, подхватил автомат и как истинный дилетант повесил его на шею. В последний раз затянулся и, швырнув окурок на пол, растер его ботинком.

— Все, пошли, — скомандовал Тверской.

— Как скажешь, полковник, — мило согласился я и рванул на себя рычаг открытия люка. Плавно изменилось давление, изменилась гравитация. Я недовольно хекнул. Ощущение было такое, словно на плечи повесили рюкзак в сорок кило. Привыкать придется долго, особенно после ранения. Тверской не подал виду, только зевнул, видимо, прочищая уши. Плавно отошла створка люка, пахнуло влажным жаром.

Температура градусов сорок, влажность под сотню.

— Сказали бы, что так тепло, я бы шорты надел, — проворчал я.

— Все тебе сказали, но ты прочесть поленился, — отрезал Яр, после чего спустился вниз, поводя стволом автомата из стороны в сторону. Я последовал за ним и, стоило мне ступить с аппарели на покрытую жухлыми крупными бурыми листьями почву, как челнок задрали люки. Мы поторопились убраться подальше от вспыхнувших белыми столбами двигателей, и корабль, проломив те ветки, которые уцелели при посадке, ушел вверх, осыпав нас листьями и обрызгав соком. Я выматерился сразу же не скрывая свое отношение к планете, и принялся остервенело тереть шею, на которую попала капля. Потом находчиво плюнул на ладонь и стер. Действительно жгло как кислота.

— Ну что, гений, куда нам? — спросил я, и над головой что-то громко хлопнуло.

— Еще челнок, — констатировал Яр. — Теперь они будут хлопать часто, только всю живность здесь поднимут…

И, словно отвечая на его слова, из глубины джунглей донесся тяжелый, оглушительный рев. Завизжало на десятки голосов, захлопали крылья.

Далеко, — машинально отметил я.

— Слышал птиц?

— Зверя слышал, — сказал Яр. — Судя по всему, это и есть их пресловутый самый крупный мутант, похож по габаритам на бизона, внешне — ящерица, обладающая отличной реакцией и бегающая как гепард. Пасть широкая, состоит из костной ткани, зубы в два ряда, клыков восемь…

— А птиц? — снова уточнил я.

— Каких птиц? — Яр дернулся — над нами снова хлопнуло.

Я внимательно посмотрел на Тверского, пытаясь раскусить полковника, но тот был невозмутим, а, значит, не слышал звуков, пришедших из глубины джунглей.

Это же примерно в километре от нас, — понял я. — Что за чертовщина, у меня с головой не в порядке или какое-то из старых умений трансформировалось в утонченный слух? Разберемся.

— Так и будем тут стоять? — поинтересовался я.

— Давай без этого? — попросил Тверской примирительно и махнул в воздухе рукой.

— Нет, давай с этим, — капризно отказался я.

Яр скрипнул зубами.

— Ладно, пошли, нам лучше всего найти себе какой-нибудь укромный уголок. Я видел там скалы, лучше всего пещера или нора. В здешних лесах много ядовитых насекомых, укус которых вызывает жар, а может быть и смертелен…

— Нифига не интересно, — оборвал его я.

— А я не для тебя говорю, — вынимая мачете, огрызнулся Яр. — Я свои знания проверяю!

Ну, тож верно, — подумал я, засчитав полковнику одно очко за сообразительность. — Я же не могу его не слушать, мы слишком близко. Ладно, пусть вещает.

— Растения симбионты, — продолжал Тверской, — имеют яркую раскраску, часто бывают полиморфичны, умеют удлиняться, отращивать шипы. Внутри растений чаще всего смесь кислот, так что это и не растения вовсе. На дереве тоже можно обустроиться, но это не спасет от членистоногих, большая часть которых очень не показана нашему организму. Так что лучше пещера, в ней можно завалить вход. С другой стороны, через щели эти твари тоже могут просочиться, и придется делать подвесные лежанки типа гамаков, чтобы оставалось как можно меньше путей до нас добраться. И, конечно, с пещерами есть проблема: выход один, если нас зажмут, то выкурят оттуда как последнюю лисицу — не спасемся.

Тверской рассуждал словно бы сам с собой, но говорил явно дело. Я и не сомневался в том, что полковник — настоящий профессионал в вопросе выживания. Как он звание получил, неясно. Чаще полковников получают жополизы и словоблуды, командующие другими, но не люди дела.

— Теперь о живности…

— Заткнись, — чистосердечно попросил я, потому что я услышал выстрелы.

Тверской благоразумно замолчал, бросив на меня быстрый взгляд. Прислушался напряженно.

— Стрельнули что ли? — неуверенно спросил он.

А я слышал четкий выстрел и знал расстояние — два километра. Вот тебе и умение, сам с себя тащусь!

— Стрельнули, — передразнил его я.

Тверской резко развернулся, и продолжил идти вперед, осторожно разрубая свисающие отовсюду лианы. Он действовал очень деликатно, а через обрубки старался переступать, да оно и понятно. Если материал мачете не был подвержен повреждению от соков, то наша обувь и одежда имела предел прочности, хотя шили ее из какой-то очень прочной ткани.

Джунгли мне сразу не понравились. В первый час нашего движения я чуть с ума не сошел от обилия звуков вокруг, но очень быстро научился разделять их по удаленность, хотя у меня, честно говоря, разболелась голова.

Нас окружила странная, и очень неприятная жизнь. С веток свисали какие-то коричневые толи пиявки, толи слизни, по стволам бегали забранные в хитиновые щитки многоножки, пахло кислотными испарениями, от которых тут же начали слезиться глаза, а нос заложило.

— Слухай, — не сдержался я, — эта отрава нас не убьет?

— Можешь надеть фильтры, они в индивидуальном гигиеническом наборе, — сказал Тверской и сам засуетился. Интересно, чего он раньше то это не предложил?

Фильтры оказались маленьким тампонами, удобно вставляющимися в носовые пазухи. Они совершенно не ощущались, разве что в первые пару минут, потом я и думать о них забыл. Дышалось через них без усилия, без звука, так что порадовало, а глаза довольно быстро приспособились, хотя мне и показалось это странным. Может, сыграла роль и без того стопроцентная влажность, может, концентрация испарений была не столь велика.

Я все чаще оглядывался. Пробираться через джунгли было сложно, но это полбеды. После нас оставалась отчетливая тропа, по которой любой преследователь мог быстро и бесшумно пройти, застав нас врасплох, и, кроме того, за нами уже увязались странные, пугающие звуки. Частота, с которой повторялись эти потрескивания и пощелкивания говорили о том, что нас преследует целая стая каких-то тварей.

Полковник был несомненно прав, нужно занять наименее уязвимую позицию, забиться в угол, из которого при острой необходимости легко будет уйти, и выжидать. Постоянно шляться по этим джунглям — самоубийство. Вот что опять?!

Тверской резко встал.

— Назад, — с волнением сказал он. Дважды меня просить не пришлось, но через его плечо я рассмотрел впереди между черными листьями и ярко-красными ветками ржавый, проеденный дырами кусок металла, торчащий из почвы.

— Радиация? — уточнил я.

— Фон стал расти, придется обойти, — Яр сосредоточенно пошел по дуге, вырубая нам путь и то и дело поглядывая на прибор. — Какой-то осколок старой войны.

Я поудобнее ухвати автомат — расстояние между нами и источником постоянных пощелкиваний, сократилось, но полковник по-прежнему его не замечал.

Я внезапно подумал, что игры уже пора заканчивать, но все равно ничего не произнес вслух.

— Черт, — проворчал Тверской, — где же эти скалы?..