Дети ночи - Вампирские Архивы

Я увидел на потолке квадратный люк.

Голос управляющего звучал едва слышно.

— Когда умирает очередной граф Чилтонский, леди Гланвиль получает пищу — в виде тела почившего графа. Таково условие неписаного договора, который нельзя нарушить.

Теперь я понимал — холодея от невыносимого ужаса, — чем вымазан рот сидящего перед нами существа.

Словно в подтверждение своих слов, Коуэт наклонил факел и осветил пол возле ног прикованного к стене чудовища.

Он весь был усеян костями, а рядом с графиней валялся окровавленный череп мужчины. В отдалении лежали кучи уже почерневших от времени костей.

И тут Фредерик закричал. Подземелье огласилось его пронзительными истерическими воплями. Коуэт попытался его успокоить, сильно тряхнув за плечи, но юноша продолжал визжать тонким от ужаса голосом.

Существо взглянуло на него своими жуткими красными глазами, и мы услышали животный визг — монстр смеялся.

Внезапно чудовище вскочило на ноги, соскользнуло со скамьи и метнулось к юному графу. Черные цепи, которыми оно было приковано к стене, позволяли ему отойти ярда на два, не больше, поэтому его резко отбросило назад, однако монстр продолжал отчаянно рваться, пытаясь дотянуться до графа. На его лице играла такая дьявольская усмешка, что у меня волосы встали дыбом.

Уильям Коуэт попытался отогнать его факелом, но нечисть не обратила на него никакого внимания. Подземелье оглашалось воплями несчастного юноши и пронзительным смехом чудовища. Я почувствовал, что тоже сойду с ума, если это немедленно не прекратится.

Впервые за все время, что длилось это ужасное испытание, поставившее под угрозу наш разум и саму нашу жизнь, Уильям Коуэт дрогнул. Я проследил его взгляд и понял, куда он смотрит: на кольца в стене, к которым прикреплялись цепи.

Вдруг они не выдержат? Ведь прошло столько лет, и они давно могли проржаветь.

Внезапно Коуэт сунул руку в карман и вытащил оттуда что-то блестящее. Это было серебряное распятие. Шагнув вперед, он ткнул им в искаженное лицо чудовища, некогда бывшего прекрасной леди Сьюзан Гланвиль.

Монстр отскочил назад, издав пронзительный вопль, заглушивший даже крики графа Чилтонского. Затем забрался на скамью, скрючился и застыл. О том, что чудовище живо, говорили лишь горящие злобой красные глаза и шевелящийся рот.

Уильям Коуэт сурово сказал:

— Адская тварь! Если ты еще раз посмеешь соскочить со своей скамьи, мы уйдем из подземелья и запечатаем дверь, но, клянусь, распятие я оставлю у тебя!

Красные горящие глаза смотрели на Коуэта с безумной ненавистью. Они буквально полыхали огнем. И все же в них пряталось и другое чувство — страх.

Внезапно в подземелье наступила мертвая тишина, но она длилась лишь несколько секунд. Юный граф перестал кричать, но произошло нечто более страшное. Он засмеялся.

Это был очень тихий смех, но для нас он был гораздо страшнее криков. Граф все смеялся и смеялся, тихо и бессмысленно.

Обернувшись ко мне, управляющий кивком показал на проем в стене. Я выбрался из камеры. За мной вышел Коуэт, ведя за собой юного графа. Тот волочил ноги, как древний старец, и что-то тихо и бессвязно бормотал.

Затем последовала невыносимо долгая пауза, в течение которой управляющий заделывал проем в стене строительным раствором, который заранее оставил в туннеле. При свете факела он развел раствор водой и заложил проем теми же камнями, что выломал недавно.

Пока он работал, граф сидел в сторонке и тихо смеялся.

Из подземелья не доносилось ни звука. Только один раз послышалось звяканье цепей.

Наконец управляющий закончил работу и повел нас обратно по темным туннелям и ледяным лестницам. Граф едва волочил ноги; Коуэт с трудом заставлял его сделать очередной шаг.

В своей увешанной гобеленами комнате граф уселся на постель и уставился в пространство, тихо смеясь. Только тут я с ужасом заметил, что его черные волосы стали совсем седыми. Управляющий заставил его выпить стакан какого-то питья, в которое наверняка было подмешано успокоительное, и уложил юношу на постель.

После этого Уильям Коуэт проводил меня в спальню. Мне хотелось одного — немедленно покинуть дьявольский замок, однако бушевала гроза, и я не был уверен, что в такую погоду смогу добраться до гостиницы.

Управляющий печально покачал головой.

— Боюсь, его сиятельство долго не протянет, — сказал он. — Он и без того не отличался здоровьем, а после сегодняшней ночи… вряд ли он оправится.

Я выразил сочувствие. Управляющий взглянул на меня холодными голубыми глазами.

— Мне кажется, — проговорил он, — что в случае смерти юного графа вас можно… — Он помедлил, — Вы становитесь наследником титула.

Дальше слушать я не стал. Пожелав управляющему спокойной ночи, я выпроводил его, запер дверь на засов и безуспешно попытался урвать хотя бы несколько минут сна.

Но сон не шел. Перед глазами вставали страшные видения: красные горящие глаза, цепи, дыра в стене, спуск по скользким ледяным ступенькам…

Перед самым рассветом я тихо отпер дверь спальни и крадучись, как вор, пробрался по холодным коридорам в главный зал. Затем перебежал мощеный двор, перебрался по мосту через ров и побежал вниз по склону в сторону деревни.

Задолго до полудня я был уже на полпути в Лондон. Мне повезло — на следующий день я плыл по водам Атлантики.

В Англию я больше не вернусь. Я принял твердое решение: пусть меня и замок Чилтон с его бессмертным обитателем разделяет океан.

Элджернон Блэквуд

Элджернон Блэквуд (1869–1951) родился в юго-восточной части Лондона и учился в колледже Веллингтон, а затем в школе моравского братства в Германии и в Эдинбургском университете, где основной круг его чтения составляли книги о восточных религиях и оккультизме. Почти десятилетие он жил в Канаде и Нью-Йорке, где держал ферму, управлял отелем, работал натурщиком, барменом, редактором, репортером, личным секретарем банкира, учителем музыки, а в 1899 году вернулся в Англию, где спустя семь лет дебютировал в качестве писателя.

Хотя Блэквуд написал 16 романов начиная с «Джимбо» (1909), сегодня его помнят главным образом как автора многочисленных рассказов, составляющих более тридцати сборников (хотя позднейшие по большей части состоят из произведений, входивших в его ранние книги).

Лучшие его сочинения относятся к жанру историй о сверхъестественном и ужасном — в том числе неоднократно включавшийся в различные антологии рассказ «Ивы» (1907), который знаменитый «маэстро ужасов» Г. Ф. Лавкрафт расценил как величайшее творение Блэквуда, повесть «Вендиго» (1910), где изображен монстр-людоед из алгонкинского фольклора, и превосходная серия новелл об «оккультном детективе» Джоне Сайленсе, чьи расследования составили отдельный сборник (1908).