Господь - Романо Гуардини

И еще один вопрос: как же могло так случиться, что люди Его отвергли? Это решение тоже принималось в истории, оно не было заранее запланировано, предопределено; но с другой стороны его не назовешь и неожиданным, внезапным или иррациональным. Оно созревало так, как вообще созревают решения в истории – в переплетении самых различных событий, мотивов и тенденций.

Чтобы дать ответ на эти и другие вопросы, нам пришлось бы очень подробно рассматривать события, точно выяснять мотивы, обусловившие каждое из них, определить их отношение к божественной верности Искупителя и т.п. Однако, сам характер источника, с которым мы имеем дело, подсказывает нам, что результатом такого исследования было бы в лучшем случае лишь описание имевшихся возможностей.

Остается только добавить, что приведенные выше рассуждения не вытекают из текстов Мк 9.1 и Мф 10. 23, поскольку мы не считаем себя компетентными в вопросах экзогенеза. Мы опирались скорее на внутреннюю логику многогранной истории спасения.

Примечания

1. Синоптиками (греч. «синоптикой» – видящие одновременно) принято называть трех евангелистов: Матфея, Марка и Луку, которые при написании Евангелий руководствовались весьма сходными схемами, что позволяет их сравнивать.

2. Как может Он утверждать, что пришел с неба, когда Он такой-то и такой-то, родом из соседнего села и ведет свое происхождение от земных родителей? Какого ответа можно теперь ожидать? Очевидно такого: да, Я родом действительно из Назарета, Мои родители, действительно, такие-то, но Я все же Иной, вышел из тайны Божией, и потому... Вместо этого следуют стихи 44-47. Ответ ли это вообще? Находятся ли эти слова в логической связи между собой? Это можно было бы предположить, если бы противники насмехались или возмущались. С другой стороны, восстановление привычной логики с помощью разного рода «достроек» только затемняет дело. Суть его лежит глубже: Иоанново мышление не «логично» в общепринятом значении этого слова, оно отражает слой в сознании Иисуса, расположенный глубже, чем тот, о котором говорят синоптики. Точнее говоря, этот слой прослеживается и у синоптиков, но их способ изложения не позволяет ему выступать так явно.

Отдельные высказывания в Капернаумской речи – как и в больших, полных полемики Иерусалимских, а также в прощальных речах – находятся между собой в необычных отношениях. Они не развиваются одно из другого, но каждое рождается из источника, скрытого за всей их совокупностью. Связь между предложениями – не «логическая», по схеме «так» и «следовательно», это как бы всплески волн на поверхности. Сам же родник находится в вечности. Чтобы их понять, нужно проникнуть в глубину и постараться обнаружить сам родник. Каждое предложение уже содержит в себе также и все остальные, потому что ни одно не вытекает просто из предыдущего и не влечет за собой последующего, но каждое возникло из потустороннего первоисточника. Собственно, они не следуют одно за другим, они сливаются друг с другом.

Я сознательно преувеличиваю. Конечно, логика и грамматика также представлены здесь, иначе получился бы только экстатический лепет. Но мне показалось, что правильнее будет особо подчеркнуть то, что я имею в виду, чтобы оно стало доступным зрению и чувству.

3. Отметим здесь, что они могут служить прекрасным введением к Новому Завету в целом. Было бы очень полезно прочитать сначала Деяния Апостолов, а затем уже обратиться к Евангелиям, повествующим о Том, Кто положил начало новому этапу истории человечества, после чего еще раз прочесть Деяния. Тогда событие Пятидесятницы и зарождение христианского бытия обретут особую рельефность. Затем уже – по возможности, в исторической последовательности, которую могут определить комментарии к любому хорошему изданию, – читать Апостольские Послания с их истолкованием христианской жизни и наставлениями к ней. Закончить же чтение Иоанновым Откровением, повествующим о конце этой жизни, истории и мира. При желании же ощутить всю силу этого последнего слова Писания хорошо дополнительно прочесть ту книгу, которая повествует о начале Священной Истории вообще и всех вещей – Бытие, столь глубоко родственное Новому Завету. После же всего этого еще раз перечесть Евангелия; только тогда обретет контуры тайна, окружающая образ Господа, особенно в синоптических Евангелиях.

4. Мы уже несколько раз касались вопроса, возможно ли изучение психологии Иисуса. Ответ был всегда один и тот же: если под психологией понимать то, что возможно по отношению к человеку, а именно – анализ его естества на основе определенных предпосылок его происхождения и своеобразного развития, то к Иисусу это не применимо, ибо в Нем есть то, что лежит за пределами всякого анализа. Применительно к Нему можно только констатировать и показать, что человеческое истолкование бессильно перед этим Иным. Примером того, что показать это действительно можно, служит только что сказанное. Из таких черт, как способность творить чудеса и полное отсутствие намерения пользоваться ею для улучшения Своей жизни – даже в самой безвыходной ситуации – могла бы сложиться настоящая «психология Иисуса». Она исходила бы не из какого-либо понятия, например из понятия Богочеловека, а из реальности: наблюдая и постигая, она однако именно этим путем и дошла бы до непостижимого. Верно и точно показать этот путь от понятного до недоступного пониманию – вот к чему свелась бы попытка анализа психологии Иисуса.