Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко

Как говорится, вот и разбираемся уже на протяжении многих десятилетий. Но от этого к истине не становимся ближе. Диаметрально противоположные концепции оценок Сталина и, в частности, его роли в Великой Отечественной войне, по-прежнему выступают в качестве коренной черты всей историографии Сталина и сталинизма. Как справедливо подчеркнул российский историк Э. Ларионов, избитая фразеология о том, что «победителей не судят», вероятно, не относится к победе в величайшей из войн. Заочная историографическая полемика о Сталине как полководце проходит в форме суда. Представленные в современной историографии оценочные характеристики варьируются от репрезентации его в качестве творца всех побед до изображения как едва ли не главного препятствия успешной деятельности Красной Армии. Исследователи истории войны условно разделились на прокуроров и адвокатов Сталина[471]. Он справедливо отмечает, что все началось с процесса десталинизации, начатой Хрущевым. Хотя, ради истины, надо признать, что и до этого имелись резкие оценки деятельности Сталина во время войны, но они были чрезвычайно редки и появлялись преимущественно в зарубежных антисоветских изданиях. Да и там они носили эпизодический характер, поскольку западные историки и публицисты все-таки не утратили чувства реальности и отдавали себе отчет в том, что разоблачать задним числом победителя – дело отнюдь не самое честное и достойное.

Во время перестройки и особенно после крушения Советского Союза масштабы, интенсивность и явная тенденциозность в публикациях, посвященных Сталину, начали обретать в России поистине глобальный характер. Видимо, считалось плохим тоном по поводу и без повода не лягнуть почившего десятилетия назад генералиссимуса. К примеру, известный деятель культуры и ярый демократ российского пошиба А. Герман писал: «Убежден, что и без Сталина выиграли бы мы эту войну, да еще с классным командирским корпусом, да с не расстрелянными конструкторами замечательных танков и „катюш“. Конечно, этот великий злодей с сухой рукой, хромой, весь в оспинах и с шестым пальцем на ноге, что в России всегда считалось отметиной дьявола, играл свою роль. Конечно, он был хитрец, каких мало, создатель огромной империи, которая быстро рассыпалась, потому что цемент и штукатурку при строительстве ее заменяли кровь и ужас. Конечно, он был великий режиссер массовых шоу».

Версия о бездарности Сталина как военного руководителя, повинного во всех мыслимых и немыслимых грехах, связанных с войной, начиная с первых поражений и кончая даже некоторыми огрехами в проведении успешных операций, активно распространялась вполне определенно идеологически настроенными авторами. В первую очередь здесь следует упомянуть таких профессиональных историков, как А. Самсонов, Б. Соколов, В. Анфилов, А. Мерцалов, Д. Волкогонов и ряд других. При всех нюансах в подходе к отдельным проблемам их объединяет одна общая черта: тенденциозные и безапелляционные оценки Сталина как военного руководителя. Если коротко сформулировать суть обвинений, выдвигаемых ими, то они в суммированном виде сводились к следующему – не имея специального военного образования, не обладая личным опытом непосредственного руководства масштабными боевыми операциями, а также не имея серьезного образования, а потому и не обладая солидными знаниями и широтой интуиции, страдая от низкого интеллектуального уровня, Сталин не был и в силу указанных выше причин и не мог быть полноценным Верховным Главнокомандующим, а своим руководством лишь мешал ведению войны, отдавая распоряжения, ведшие армию к неоправданным потерям и военным поражениям.

Однако этим тенденциозным интерпретациям рядом российских историков и публицистов были противопоставлены принципиально иные точки зрения, в подтверждение которых приводились конкретные факты и оценки, принадлежащие крупнейшим советским военачальникам времен войны. Постепенно эти новые оценки стали обретать характер солидных исследований, от выводов которых трудно было отмахнуться ссылкой на прокоммунистическую пропаганду. После безоговорочного господства антисталинских теорий в историографии и исторической публицистике в конце 80-х – начале 90-х годов со второй половины 90-х годов и до настоящего времени наблюдается постепенное усиление обратной тенденции, как бы уравновешивающей первую. Этот процесс имеет свои мотивы и свою социально-политическую подоплеку. Правы те, кто полагает, что в правящих кругах РФ постепенно пробивает себе дорогу идея о том, что бездумный нигилизм в отношении советского прошлого бумерангом бьет по важнейшим институтам государства. Однако это не означает, что наша «гражданская война» из-за оценок Великой Отечественной идет на спад и вскоре вовсе прекратится. Увы, мы живем в крайне нестабильном обществе, в стране, где разнообразные ломки и перемены далеки от завершения. Следовательно, информационно-пропагандистские бои будут продолжаться, и «сороковые роковые» еще долго не станут объектом беспристрастного изучения, а послужат материалом для политтехнологов, обслуживающих интересы соперничающих партий и группировок[472].

Трудно не согласиться с мнением Э. Ларионова, который в своей статье, специально посвященной историографии работ о Сталине периода войны, приводит следующий характерный факт. Одним из весьма примечательных признаков определенной переоценки в обществе роли Сталина вообще и в период войны в особенности в сторону признания его заслуг может служить обобщающая оценка авторов утвержденного министерством образования РФ учебника для исторических факультетов А.Ф. Киселева и Э.М. Щагина, утверждающих, что при всей сложности и неоднозначности фигуры Сталина в истории войны невозможно отрицать его волевых и организаторских талантов, равно как и сознательно развиваемых военных способностей, а также санкционированного им перехода к идеологии государственного патриотизма взамен «пролетарского интернационализма», развернувшегося сотрудничества с церковью, что в своей совокупности не могло не сыграть важнейшей положительной роли в достижении победы над гитлеровской Германией. Представляется, что подобная оценка может являться своеобразной «золотой серединой» между безудержными апологиями или огульными «разоблачениями», в равной степени страдающими конъюнктурностью и ангажированностью, авторы которых в большей степени подгоняют историческую действительность под собственные симпатии, то есть, в конечном счете занимаются историческим мифотворчеством[473].