Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко

Историку или философу – и это подтверждается практикой – трудно, если вообще возможно, быть абсолютно объективным. Но тем не менее, даже некоторые пристрастные оценки могут иметь под собой исторически обоснованную базу. Применительно к теме нашего повествования мне представляется приемлемым привести высказывание такого человека, как недавно умерший А. Зиновьев – крупный философ и историк, а также в прошлом ярый антисталинист. Цитата эта довольно велика, но, думаю, что ее все же стоит привести, поскольку она на многое проливает свет и дает достаточно убедительное подтверждение тезиса о том, что огульное отрицание роли Сталина в войне, а тем более уничижительное ее изображение, – ничего не имеет общего с подлинной исторической правдой. А. Зиновьев писал: «Война 1941 – 1945 годов против гитлеровской Германии была величайшим испытанием для сталинизма и лично для самого Сталина. И надо признать как бесспорный факт, что они это испытание выдержали: величайшая в истории человечества война против сильнейшего и страшнейшего в военном и во всех прочих аспектах врага завершилась триумфальной победой нашей страны, причем главными факторами победы явились, во-первых, коммунистический социальный строй, установившийся в нашей стране в результате Октябрьской революции 1917 года, и, во-вторых, сталинизм как строитель этого строя и лично Сталин как руководитель этого строительства и как организатор жизни страны в военные годы и Главнокомандующий Вооруженными Силами страны.

Казалось бы, что все баталии Наполеона в совокупности ничто в сравнении с этой баталией Сталина. Наполеон в конечном итоге был разгромлен, а Сталин одержал триумфальную победу, причем вопреки всем прогнозам тех лет, предрекавшим скорую победу Гитлеру. Казалось бы, что победителя не судят. Но в отношении Сталина все делается наоборот: тьма пигмеев всех сортов прилагает титанические усилия к тому, чтобы сфальсифицировать историю и украсть это великое историческое деяние у Сталина и сталинизма. К стыду своему, должен признаться, что я отдал дань такому отношению к Сталину как к руководителю страны в годы подготовки к войне и в годы войны, когда был антисталинистом и очевидцем событий тех лет. Прошло много лет учебы, исследований и размышлений, прежде чем на вопрос: „А как бы поступал ты сам, окажись на месте Сталина?“ – я ответил себе: я не смог бы поступать лучше, чем Сталин»[474].

И далее, А. Зиновьев делает следующее обобщение, которое трудно оспорить: «Я убежден в том, что в понимании совокупной ситуации на планете в годы второй мировой войны, включая как часть войну Советского Союза против Германии, Сталин был на голову выше всех крупнейших политиков, теоретиков и полководцев, так или иначе вовлеченных в войну. Было бы преувеличением утверждать, будто Сталин все предвидел и планировал в ходе войны. Конечно, было и предвидение, было и планирование. Но не меньше было и непредвиденного, непланируемого и нежелательного. Это очевидно. Но важно тут другое: Сталин правильно оценивал происходившее и использовал в интересах победы даже наши тяжелые поражения. Он мыслил и поступал, можно сказать, по-кутузовски. И это была военная стратегия, наиболее адекватная реальным и конкретным, а не воображаемым условиям тех лет. Если даже допустить, что Сталин поддался на гитлеровский обман в начале войны (во что я не могу поверить), то он блестяще использовал факт гитлеровской агрессии для привлечения на свою сторону мирового общественного мнения, что сыграло свою роль в расколе Запада и образовании антигитлеровской коалиции. Нечто подобное имело место и в других тяжелых для нашей страны ситуациях»[475].

Мне как автору могут поставить в упрек, что я цитирую преимущественно положительные отзывы о роли Сталина в войне и намеренно обхожу критические. Но данный упрек преждевременен, поскольку в дальнейшем при рассмотрении конкретных событий и фактов широко и достаточно обильно будут цитироваться и отрицательные оценки вождя. Здесь же я хотел бы привести пример того, как президент США Рузвельт оценивал советского лидера еще до того, как были одержаны решающие победы в войне.

В отчете Молотова о переговорах в Лондоне в мае 1942 года отмечалось, что Черчилль расспрашивал его «о том, каковы методы работы Сталина». А через несколько дней в Вашингтоне Рузвельт говорил Молотову: «Для обсуждения вопросов будущего и вопросов настоящего времени он хотел бы встретиться с великим человеком нашего времени – Сталиным. Он, Рузвельт, не мог этого до сих пор осуществить, но он верит, что эта встреча еще состоится. Он провозглашает тост за руководителя России и русских армий, за великого человека нашего времени, за Сталина»[476]. Тот же Рузвельт говорил своему сыну: «Этот человек умеет действовать. У него цель всегда перед глазами. Работать с ним – одно удовольствие. Никаких околичностей. Он излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется»[477].

В несколько сумбурном виде я попытался хотя бы только пунктиром обозначить тот водораздел, который проходит между двумя полярными позициями по вопросу оценки роли Сталина в войне. Но картина была бы явно неполной, если бы я прибег к фигуре умолчания и совсем обошел то, как при жизни вождя оценивалась его роль в достижении победы над гитлеровской Германией. Существует бесчисленное множество таких панегирических оценок. Но я ограничусь лишь одной – наиболее емкой, на мой взгляд. Она принадлежит Молотову и вошла в качестве своего рода фундаментальной идеологической базы в официальную биографию Сталина. Через несколько месяцев после окончания войны Молотов в докладе об очередной годовщине Октябрьской революции несколько эмоционально (что вообще не являлось свойством его натуры) заявил: «Это наше счастье, что в трудные годы войны Красную Армию и советский народ вел вперед мудрый и испытанный вождь Советского Союза – Великий Сталин. С именем Генералиссимуса Сталина войдут в историю нашей страны и во всемирную историю славные победы нашей армии. Под руководством Сталина, великого вождя и организатора, мы приступили теперь к мирному строительству, чтобы добиться настоящего расцвета сил социалистического общества и оправдать лучшие надежды наших друзей во всем мире»[478].

Прав был Молотов или не прав – в конечном счете рассудила сама история, ход и результаты войны. Однако невозможно отрицать того, что советские воины шли в атаку под лозунгом «За Родину!», «За Сталина!» И это – не просто пропагандистская формула, изобретенная по заказу сверху. Если ее рассматривать в естественном органическом единстве, то в ней как бы соединялись в одно целое патриотические чувства и устремления воинов и их вера в Сталина как олицетворение советского строя. И здесь следует специально остановиться на сочетании основополагающих факторов, предопределивших исход войны. Я имею в виду патриотизм советского народа и его кровного детища – Красной Армии, который стал фундаментом, на базе которого объединились все подлинно национальные силы страны. Причем, речь не идет исключительно о сторонниках социализма и приверженцах коммунистической идеологии. Смертельная опасность, нависшая над Родиной, отодвинула на задний план всю гамму идеологических и иных политических моментов. Хотя, конечно, полностью игнорировать их нельзя, ибо они также играли свою позитивную роль в организации сопротивления врагу. Но главным, решающим фактором выступал патриотизм, сплотивший советский народ в единое целое.