Лёха - Николай Берг

— Значит, будешь больше сидеть, а мне потом сахаром возместишь — серьезно ответил боец.

Потомок опять тяжело вздохнул. А потом пришлось поднапрячься. Двигался Семенов быстро и тихо и у Лёхи все силы уходили, чтобы не шуметь очень уж громко и не потеряться, безнадежно отстав. Хорошо еще, что громоздкую бутыль красноармеец рачительно припрятал в яме с водой, замаскировав ее так, что теперь Лёха черта бы лысого это место нашел вообще. Да еще и по лесу долго перли. Когда оттоптал себе ноги окончательно, боец тихо показал — «ляг и замри», а сам аккуратно шмыгнул дальше. То ли показалось Лёхе, то ли и впрямь пахнуло гарью и углем. К железке что ли вышли? Впрочем, замер он добросовестно и слушал тщательно, но кроме обычных шумов лесных ничего не отметил.

Пришлось таиться долго, пока, наконец, не услышал чуточку другой шорох — и впрямь скоро появился озадаченный Семенов.

— Ну как? — не удержался потомок.

— Все еще хуже — огорченно шепотом ответил Семенов.

— Не нашел?

— Нашел, чего не найти. Собачка у них подбрехивает время от времени, вот и слышно. Хотя идут грамотно, ясно, что лесовики.

— То-то лесовики, а тебя не заметили — усомнился Лёха.

— Я им не кабан и не лось. Гляделка у них еще не отросла, меня замечать.

— И что плохо?

— Идут они на лагерь, только не на наш, а к беженцам. А там бабы, дети, да раненый в жопу Половченя, который мужик, конечно, геройский и живым не дастся, но своим наганом ничерта он сделать не сможет, а не то, чтобы бегать, ходить еще толком не может. И возьмут их там всех ни за грош, а вовсе даром. Я-то попытался у них дорожку табаком просыпать, может собака нюх потеряет, тогда нам время будет подготовиться. Давай, пошли ходом, нам надо перед ними выйти.

— Табак-то у тебя откуда? Ты ж не куришь?

— Разжился. На войне табак, водка да ботинки — самая ценность, все что угодно можно приобрести. Даже лучше денег. Ладно, если собаку остановит — то не зря выкинул.

К сожалению табак пропал зря, собака шла как заведенная и до бабьего лагеря оставалось не так уж и далеко. Лёха совсем загрустил, вид у него был, как в воду опущенный. Надеясь, что он сам держится молодцом и уныния своего не кажет так явно, Семенов глянул в глаза потомку и сказал:

— Ну что? Зададим лататы, или немцев встретим?

У Лёхи вроде как на долю секунды глаза словно бы надеждой осветились, но тут же погасли. Он пожал плечами безнадежно совершенно.

— Чего спрашиваешь? Я же вижу — ты уже для себя решил все — пробубнил Лёха.

— И чего это я решил?

— Глаза блестят, побледнел. Драться решил, ясно же.

— Но это я решил. Ты ведь тоже человек? Вот и говори!

— Не уйти нам живыми…

— И все таки?

— Ну, драться, так драться — хмуро ответил потомок. И Семенов с радостью увидел — что и спутник его решился, можно на него положиться, больше всего боялся разочароваться, ан нет, ничего так держится. Только вот настроение у него похоронное, это плохо, подбодрить надо, обязательно это надо, как делали это перед боями и ротный и взводный. Должен быть настрой на победу, иначе нельзя.

— Андрей, держись бодрей! — ляпнул для начала не шибко гораздый в речах боец.

— Я не Андрей! — тут же огрызнулся потомок.

— Это поговорка — пояснил Семенов и вдруг неожиданно для себя родил весьма удачное: «Лёха, не все так плохо!»

— Да ладно тебе меня тетешкать, не маленький. А сдохнуть — не велика сложность, смогу, чего уж там — вздохнул воспитуемый.

— Не, так не пойдет. Дохнуть для нас рановато. Победить надо — и не сдохнуть.

— Ага. Завтра Берлин берем или уже сегодня к вечеру? — ехидно вопросил язва в наряде старшины ВВС.

— Погодь. Я так мерекую, что это разведка скорее всего. Маловато их для боя. Опять же ни пулеметов, ни минометов у них нету, легко вооружены. А немцы без пулеметов-минометов никуда. Значит на бой серьезный они не настроены, это у них прогулочка такая, разведывательная.

— Может, не дали им пулеметов? Полицаи типа — уже немного оживая, уточнил Лёха.

— Может и не дали. Мы когда паровоз-то бабахнули, там вообще ихние железнодорожники были. И с нашими винтовками. То есть разрешение на оружие у них было, да только не на серьезное. Так что и это всякие могут быть. Может им по штату минометов не положено. А может они вообще сбродные — осенило красноармейца.

— Это в каком это смысле? — заинтересовался человек из будущего времени.

— В самом что ни на есть прямом. Выкликнули добровольцев — кому охота в лесу погулять — вот и набрали. Любому немцу понятно — в лесу лучше охотника пользовать, чем шофера городского, к примеру сказать. А в городе — наоборот. С одной стороны — если так — нам хуже, с лесовиками хлопот не оберешься, с другой — с бору по сосенке если — то оно проще.

— Ничерта не понял, но проехали. Ты это к чему?

— К тому, что раз паровоз взорван и дорога попорчена — им надо принимать меры. Самое простое — пугануть партизан, чтоб убрались отсюда. По следам у паровоза понятно будет, что народу у нас не так много, да с оружием беда просто — иначе ломаные винтари не утащили бы. С харчами тоже беда, но запасец мы себе сварганили. Значит пока нас можно обидеть и малой силой, а если не получится обидеть — так если узнают где лагерь, нам эвакуироваться придется, насиженное место бросать, терять всякое полезное при спешной эвакуации, сам же видал, как оно получается. Значит, опять же нам придется новую базу строить, а зима скоро, никак в шалашах не проживешь, придется землянки копать, снова запасы запасать, а воевать времени не будет. Опять же морально нестойкие глядишь лататы зададут, дезертирство начнется, народишко-то в отряде всякий собрался. Смекаешь? Немцам по-любому выгода. Разгромили нас — отлично, с места согнали — тоже хорошо, а уж победу свою они распишут, как завзятым охотникам подобает, в цветах и красках. Но мы им обедню можем испортить.

Лёха ничего не ответил, только яростно зачесал в затылке. То ли мыслить начал старательно, то ли пара лосиных мух прилетела. Но вроде как не такая безнадега у него в глазах теперь стояла и Семенов взялся закреплять успех:

— Нам главное что? Чтоб они оглобли назад развернули, да такими малыми силами больше не совались. И тут у нас есть возможность им в миску нагадить.

— Только вот мы живы уже не будем — все-таки возразил потомок кислым тоном.

— Это бабушка надвое сказала, не будем ртом мух ловить — и сами выживем и фрицам дров наломаем полные карманы.

Потомок заинтересованно, но недоверчиво глянул на поющего соловьем Семенова. Тот и впрямь выглядел воодушевленным, да и говорил много, обычно-то придерживаясь правила, про молчание — золото. Но тут надо было языком помолоть. Потому как напарник в бою, где всего вояк двое — это половина войска. И про моральное состояние боец помнил.

— Помнишь, когда мы ждали в засаде кто придет — лесник с лекарем или полицаи?

Лёха поежился, заново ощутив нудное ожидание под холодным дождиком. Помнил, да.

— Так вот там лейтенантик умно приказал — если это припрутся враги, то наносим им самый большой ущерб за самое короткое время, и — отходим, отвлекая их внимание от лагеря. Ты ж раненых сам таскал, знаешь, что это за удовольствие — тащить по лесу носилки. Помнишь ведь, а?

Лёха опять поежился. Он и это помнил.

— Значит нам надо всего-навсего устроить нормальную засаду, обстрелять их — а учитывая сколько у нас патронов, много времени это не займет, и уносить ноги. Собаку бы хорошо им выбить, тогда они совсем никуда.

— Ну, обстреляем — ответил потомок кисло и сам того не замечая, поморщился, повел плечом, помнящим, видать, ушиб от приклада — они залягут, потом справа слева полезут — и усе, наше вам с кисточкой!

— А вот тут — как обстреляем. Нам их даже не убивать надо, нам их надо перекалечить. Убитому все равно, он может и полежать, пока товарищи по лесу бегают. Ему торопиться уже некуда. А вот с ранеными — все совсем наоборот. Их быстро надо в госпиталь доставить, там время не то, что деньги, а вообще жизнь. Смекаешь? Нам наш фельдшер так и говорил — раненого в живот надо на стол принести, чтоб ему там кишки промыли и зашили — не позднее шести часов, а лучше и пораньше. Дотащили — будет скорее всего живым, не дотащили — помрет. Чуешь? А на каждого раненого по лесу тащить — четверо носильщиков надо. Один ранен — пятеро вон из строя. А малыми силами, да после такой затрещины — поопасаются они дальше лезть, разве что сгоряча сразу кинутся, потому нам после засады надо будет ноги уносить, как на стадионе, гнаться долго не будут, охолонут быстро, что если нарвутся еще на одну засадку, так тащить из лесу будет некому. И некого.

— Все обломилось в доме Смешанских — крутилось в голове у Лёхи, пока взвинченный красноармеец спешно выкладывал ему диспозицию будущего боя. По оживленной мимике, по резким жестам понятно было — боец для себя все решил и уже готов к выходу на ринг. Вот сейчас ему поднять канат — и скользнет в драку. И что удивляло — вроде мухоротенький колхозник, а уже все просчитал, прикинул и план действий составил. Ну, прям товарищ Сухов, только помоложе, да без нагана. Тут Лёха пошмыгал носом, потому как получалось, что он тут либо Саид, либо Петруха. Быть Саидом как-то не выходило, а Петрухой — не хотелось.