Дэн Сяопин - Александр Панцов

Между тем Чэнь продолжал мешать работе по модернизации Гуандуна и даже вызвал на «ковер» и первого секретаря, и губернатора. Но у него ничего не вышло. Он смог привлечь на свою сторону только консервативно настроенных членов дэновской команды Ху Цяому и Дэн Лицюня, которые стали внушать Дэну мысль о том, что ОЭР превращаются в иностранные сеттльменты, существовавшие в Китае в проклятом прошлом. Но Дэн в этом вопросе решительно поддерживал Ху Яобана, подводившего с помощью своих людей в Академии общественных наук марксистско-ленинскую базу под ОЭР. «Это дело для нас новое, — говорил Ху, — …но ведь в Советском Союзе полвека назад… развивали систему концессий, следуя курсу Ленина в крайне тяжелых условиях. [Там] в концессионные прелприятия. а их долгое время насчитывалось более двухсот, иностранцам разрешили вложить несколько десятков миллионов рублей. Это ли не смелый поступок!»83

С Лениным Чэнь Юнь, Ху Цяому и Дэн Лицюнь спорить не могли, но и «строительство капитализма» в стране не приветствовали. «Все провинции хотят создавать особые районы, все желают открыть дамбы, — ворчал Чэнь. — Если так пойдет, то иностранные капиталисты и отечественные вкладчики совсем вырвутся из клетки. От этого только разрастется спекуляция. Поэтому так нельзя делать»84. Чэня полностью поддерживал Ли Сяньнянь, еще более консервативный.

Серьезной сферой разногласий являлись и темпы экономического роста. Поддержав в 1979 году чэневскую программу «урегулирования» (в основном, как мы знаем, из политических соображений), Дэн отнюдь не собирался следовать ей всю жизнь. Да, он по-прежнему понимал, что всеобщего изобилия в Китае в силу объективных причин достичь невозможно, и от идеи сяокан не отказывался, но ему очень хотелось, чтобы к XXI веку валовый национальный доход на человека в КНР составлял хотя бы около тысячи долларов США (чуть позже он снизит запросы до 800)85. Это тоже было бы намного меньше, чем, например, в Швейцарии (почти 18 тысяч), или в Гонконге (почти шесть тысяч), или в Сингапуре (около пяти), или на Тайване (четыре с половиной). Но для Китая и это было бы хорошо. В начале 1980-х годов валовый национальный доход в расчете на душу китайского населения, перевалившего за миллиард, равнялся 260 долларам86, следовательно, требовалось более чем четырехкратное увеличение производства, чтобы получить тысячу или хотя бы 800 на человека, разумеется, при жестком контроле за рождаемостью. Чэневское «урегулирование» с этой мечтой никак не сочеталось.

Нельзя сказать, чтобы Чэнь Юнь, этот Фома неверующий, как назвал его один из биографов87, был против улучшения жизни народа, но он очень не любил спешить. Его все время беспокоили рост инфляции, несбалансированность отраслей и возможный перегрев экономики. Ну как можно было с ним иметь дело?

Только в одном вопросе Дэн и Чэнь демонстрировали полное единодушие: в ограничении рождаемости. От снижения темпов роста населения зависели и дэновский сяокан, и чэневское «урегулирование». Этот вопрос вообще ни у кого в руководстве Компартии Китая не вызывал сомнений. Дэн поднял его еще 23 марта 1979 года на заседании Политбюро, потребовав снизить рост населения до 1 процента в год и закрепить новый курс демографической политики в законодательном порядке. Он тут же получил всеобщую поддержку. Через три месяца Хуа Гофэн обосновал эту идею с трибуны 2-й сессии Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва, со своей стороны предложив к 1985 году довести темпы роста народонаселения до 0,5 процента в год. В сентябре же 1980 года 3-я сессия Всекитайского собрания рассмотрела предложение Госсовета о незамедлительном переходе к политике планового деторождения с разрешением иметь не более одного ребенка на семью, чтобы к концу XX века китайское население не превысило 1 миллиарда 200 миллионов человек. 25 сентября Центральный комитет направил коммунистам и комсомольцам открытое письмо с призывом помочь в деле пропаганды политики ограничения рождаемости по принципу «одна семья — один ребенок». А 4 января 1981 года появилось постановление, обязавшее партийные и административные органы применять все возможные меры для того, чтобы «стимулировать семейные пары иметь одного ребенка»88. Речь, правда, во всех этих документах шла только о снижении роста численности ханьской (китайской) национальности (нацменьшинств это не касалось).

В сельских районах эта политика была встречена в штыки: землю-то делили по числу членов семьи, следовательно, крестьяне не могли быть заинтересованы в одном ребенке, тем более если это девочка: всем ведь хотелось иметь наследника, продолжателя рода, да и в поле лишние мужские руки не мешали. Так что успех нового курса с самого начала зависел от городского населения. (Тем не менее он все равно привел к успеху, даже при издержках морального и социального порядка: в 2000 году население КНР на самом деле составило чуть более 1 миллиарда 200 миллионов.)

Между тем приблизилось время XII Всекитайского съезда компартии. Он прошел в Пекине с 1 по 11 сентября 1982 года. 1600 делегатов с решающим голосом и 149 с совещательным представляли огромное число коммунистов: более тридцати девяти миллионов человек. Дэн чувствовал себя хозяином. Именно он открыл съезд, сформулировав главные стратегические задачи, стоявшие перед китайским народом в 1980-е годы: «Ускорение темпов социалистической модернизации, борьба за объединение Родины, включая Тайвань, борьба против гегемонизма, за сохранение мира во всем мире». Он же дал краткое теоретическое обоснование делу модернизации, впервые объявив о том, что компартия и весь китайский народ строят отныне не просто социализм, а «социализм с китайской спецификой». Что это такое, он не объяснил, но подчеркнул, что «при осуществлении дела модернизации необходимо исходить из реальной действительности Китая… Сочетать всеобщую истину марксизма с конкретной практикой нашей страны, идти собственным путем»89.

Вообще-то делегатам да и многим другим жителям КНР должно было быть понятно, что вождь имел в виду: ведь сами по себе идеи и цели реформ много раз разъяснялись, отсутствовал только термин «социализм с китайской спецификой». Все знали о сильной экономической и культурной отсталости Китая, колоссальной численности населения, в основном проживающего в деревне, и ограниченной площади пахотных земель. Все слышали о концепции сяокан, о необходимости сочетать план и рынок в течение всего периода социализма и твердо следовать четырем кардинальным принципам. В этом, собственно, и состояла «специфика» китайского социализма.