Ютланд, брат Придона - Юрий Никитин

Мелизенда сказал нерешительно:

– Что-то у них имена… какие-то…

– Многие меняют, – сообщил он, – когда взрослеют. Или берут другую профессию. Или просто, когда переезжают в другие края.

– Имена нельзя менять, – сказала она авторитетно. – Их дают не люди, боги!

– Какая дура, – сказал он рассерженно.

– Зато красивая, – отпарировала она.

Он запнулся, даже голову наклонил, будто хотел посмотреть в упор злыми глазами. Она содрогнулась, но женщина всегда лучше себя чувствует, когда щебечет, и она храбро спросила:

– Что, правда?

Он медленно кивнул.

– Да…

– Что? – переспросила она испуганно. – Что «да»?

– Красивая, – ответил он, и тупое изумление послышалось в его недружелюбном голосе. – Ага…

Она незаметно перевела дух, красиво поиграла бровями, они у нее безупречные, соболиные, безукоризненно ровные дуги, очень четкие, восхитительные…

– Красивой можно, – заявила она с напором. – Да! Можно быть дурой. Потому что она уже и так красивая. А умной еще нужно стараться!.. Но я еще и умная, только тебе этого не понять, дикарь-людоед кровожадный.

Он подумал, покачал головой.

– Вообще-то я не людоед…

Она прижалась щекой к его груди, твердой, как поверхность скалы, и такой же холодной, но при ее прикосновении всегда разогревается так, что обжигает щеку.

– Не смотри на меня так!.. Людоед, людоед!

Он вскинул голову и даже посмотрел на низкие облака с растрепанными краями, будет ли завтра дождь, не хотелось бы попасть под него в голых горах, и только потому заметил быстро летящую в синем небе птицу. Походила она больше на коршуна, хотя крылья не зубчатые, а широкие, словно у огромной летучей мыши.

От ее лап в глаз Ютланда больно стрельнуло узким лучиком, он прищурился, стараясь рассмотреть, что же птица держит в костистых лапах, а руки его уже словно сами по себе ухватили лук.

Потревоженная Мелизенда сказала сонно:

– Ты чего?

Не отвечая, он быстро наложил стрелу, рывком оттянул до уха. Мелизенда подняла голову, не сразу отыскала взглядом то, что рассматривает этот пастух.

– Не достанешь, – сказала она.

– Не каркай под руку.

– Ах, это я каркаю? Ты обозвал меня вороной?

Он разжал пальцы. Стрела исчезла с громким сухим щелчком тетивы. Птица успела еще дважды взмахнуть крыльями, ее подбросило незримым для Мелизенды толчком, замахала крыльями суматошно и беспорядочно, закричала совсем не птичьим голосом, тут же ее понесло вниз, переворачивая в воздухе и подбрасывая при каждом ударе крыльев по воздуху.

Блестящая вещица выпала из лап и понеслась к земле. Алац, не дожидаясь приказа или получив его мысленно, ринулся вперед, затем резко остановился.

Ютланд вскинул руку, Мелизенда слышала, как в растопыренную ладонь что-то шлепнуло.

Она с недоверием покачивала головой, глаза стали совсем огромными.

– Никогда бы не подумала…

– Правильно, – наставительно сказал Ютланд, – и не думай. От этого кожа желтеет.

Она спросила с тем же удивлением:

– Что там было?

Он протянул ей руку, кулак медленно разжался.

– Это тебе.

Она ахнула, на ладони горит неземным жаром драгоценный камень ярко-красного цвета в обрамлении изящного ободка из чистого золота. Сперва она подумала, что рубин, но цвет слишком уж чист и просто изысканно благороден, так может сиять только ограненный алмаз…

– Спасибо, – прошептала она зачарованно, – как красиво… но, может быть, это нужно тебе?

Он фыркнул.

– С чего вдруг такое внимание к простому пастуху?..

– Потому что это твое, – проговорила она, но все так же не могла оторвать взгляда от сияющего камня.

– Уже нет, – сказал он и сунул камень в ее ладонь. – А я пойду посмотрю, что это я подстрелил.

Она завороженно поворачивала камень в руке, ловила в него лучики света, что преломлялись так странно, словно внутри дивного кристалла целый мир, странный и непонятный, но оттого еще более волшебный.

Ютланд соскочил на землю, она видела, как он вскарабкивался на гору, на время исчез за большими глыбами, затем донесся его довольный голос, через минуту уже бежал вниз, резво прыгая через огромные камни.

– Лови!

Мелизенда смотрела с любопытством, он издали бросил на землю большую птицу с бессильно раскинутыми широкими крыльями летучей мыши.

– Ой, что ты принес?

– То, что подстрелил, – объяснил он, как последней дурочке. – Эта птица, как я понимаю, была гонцом.

– Птица, – перепросила Мелизенда, – гонцом?

– Ну да, – повторил он терпеливо, – а не простой воровкой блестящих вещиц, как ворона или сорока.

– Почему так решил?

Он приподнял крыло, под ним во впадине прикреплен тоненькими ремешками кожаный мешочек. Ютланд отстегнул крышечку, отпрянул, когда оттуда взвилось облачко тончайшей пыли неприятно зеленого цвета.

– Волшебство!

– Или лекарство, – предположила она. – Вот почему птица несла камень в лапах! Положить было некуда.

Ютланд буркнул:

– Надо было выбросить порошок, а камень положить.

– Глупый, – сказала она покровительственно, – еще не знаешь, некоторые снадобья намного дороже любых алмазов.

– Догадываюсь, – ответил он мирно.

– Хоть волшебные, – сказала она, – хоть лечебные. А ты взял и все испортил!

Он пожал плечами.

– А ты что, больная? Зачем тебе лечебные? И даже волшебные? Мы уже близко от Вантита. Вон как только переберемся за вон те горы, видишь?.. уже окажемся в твоем долгожданном…

Он вскочил в седло, хорт перестал в нетерпении бегать кругами и ринулся вперед.

Высшую точку перевала они одолели, как объяснил ей Ютланд, а совсем скоро дорога пойдет вниз, там теплее и вообще трава зеленее, и птицы кричат громче.

Время от времени по сторонам открывался между гор просвет, Мелизенда однажды даже увидела долину, что сперва показалась ей умершим болотом, которое покрылось ярко-зелеными кочками. Пока сообразила, что это не совсем болото, конь уже пронесся дальше, горы сдвинулись, а она соображала запоздало, что болотные кочки это совсем не кочки, а холмы, густо заросшие лесом.

– Ют, – прошептала она счастливо, – я уже чувствую, как пахнет Вантитом… Ты просто чудо.

Ютланд сказал твердо:

– Клянусь, я никому больше тебя не отдам. Даже несмотря на твои капризы, довезу в целости к твоим родителям!

Она заулыбалась, но сказала с привычным вызовом:

– А я клянусь… никогда не капризничать и помнить, что ты всегда прав, даже когда неправ!

Он, слегка ошалевая от неожиданности, спросил тупо: