Красные цепи - Константин Образцов

Старый Мастер, доктор Мазерс, Некромант, лорд Марвер кивает седой головой, словно соглашаясь со своими мыслями, и возвращается к чтению. Он по-прежнему может делать ходы первым, нити игры в его руках, а значит, нужно просто пережить этот неприятный момент, как он пережил смерть своего верного волка, оплакав того выступившей из поблекших глаз мутной стариковской слезой, и потом снова все станет как прежде. И это «потом» будет бесконечно долгим, еще более долгим, чем было невероятно долгое «прежде».

Вязкий земляной пол проседает под ногами, как болотная почва. Полукруглый потолок такой низкий, что я едва не касаюсь головой грубой кирпичной кладки. Здесь душно и тесно: со всех сторон меня мягко сдавливают тела, множество тел людей, медленно бредущих в узком коридоре между холодных каменных стен. Я слышу испуганное перешептывание, чей-то негромкий плач, глухой кашель, далекие причитания, хриплое дыхание, стоны и шарканье десятков подошв. С каждым вдохом я вбираю в себя воздух, побывавший в чужих легких, запахи несвежей одежды, пота, теплой кожи, вонь кишечных газов, иногда неожиданно резкий аромат духов и густого, тяжелого страха. В полумраке различимы лица: мужские, но чаще женские, детские, бледные, с блестящими глазами и почти одинаковым выражением испуганного ожидания, в котором еще не до конца растворилась крупица надежды. Мы идем медленно, продвигаясь маленькими шажками, и иногда откуда-то сзади доносятся грубая брань и жалобные крики, полные обиды и боли, когда отстающих подгоняют штыками или ударами прикладов.

Коридор кажется бесконечным. В плотной сдавленной человеческой массе передо мной мелькает лицо девушки: растрепанные светлые косы, перепуганный взгляд, большие голубые глаза, потрепанная гимназистская форма. Я понимаю, что она что-то спрашивает у меня, но не словами: вопрос звучит у меня в голове, и я не могу разобрать его смысла. Вместо ответа я нахожу ее руку, нежные, теплые пальчики, и пытаюсь ответить, что все будет хорошо, но слова не звучат, и мне остается только крепче взять ее за руку и смотреть в испуганные глаза, которые она не сводит с меня.

Далеко впереди раздается хищный металлический лязг. Я приподнимаю голову, упираясь в низкий свод потолка, и вижу в дальнем конце коридора большую двустворчатую железную дверь, покрытую ржаво-бурыми пятнами. На обеих ее створках кто-то криво и грубо приколотил два наперсных креста, словно в злобной попытке еще раз распять Того, Кто один раз уже был распят. На одном из крестов я вижу пулевую отметину и запекшуюся кровь.

Шаг за шагом теснимая невидимыми конвоирами толпа приближается к железным дверям. Я не выпускаю руку девушки, и она уже идет рядом со мной, прижатая к моему плечу плотной человеческой массой, и я чувствую, как дрожит ее худенькое тело. С грохочущим лязгом распахиваются ржавые железные створки. Из открывшегося проема бьет яркий багряный свет, словно отсветы раскаленных углей из отверстой дверцы печи. Несколько человек разом исчезают в этом дрожащем огненном мареве, и дверь снова с лязгом захлопывается, как жадная пасть, поглотившая своих жертв. Неожиданно я оказываюсь совсем близко к ней, словно вся стоявшая впереди толпа разом расступилась и исчезла, но задние ряды по-прежнему напирают, подгоняемые штыками и прикладами, так что я упираюсь каблуками в пропитанный кровью земляной пол подвала, чтобы не уткнуться лицом в покрытые ржавчиной двери. Прямо перед собой я вижу распятие. На мягком металле косыми отметинами зияют следы множества ударов штыком, как будто нынешние легионеры, подобно сотнику Лонгину, пытались пронзить Распятого, повторяя от злобы и ненависти то, что тот сделал ради милосердия.

Рука девушки холодеет от страха и дрожит в моей ладони. Я смотрю влево и тоже вздрагиваю. По правую сторону от двери стоит Вервольф; он неподвижно глядит поверх голов, лицо его все так же похоже на нелепую и страшную маску, а в черных провалах глаз отражается пустота абсолютного небытия. Я поворачиваюсь вправо, и вначале мне кажется, что слева от двери тоже стоит оборотень. Очертания его колышутся и дрожат в мареве, скрывающем истинный облик, но, чем дольше я смотрю на эту странную тварь, похожую то на гигантскую кошку, то на змею, тем больше я понимаю, что передо мною Женщина, но не человеческое существо, а принадлежащая совсем к другому, иному роду. Внезапно она обнажает ослепительно-белые острые клыки в оскале хищной ухмылки, одним молниеносным броском разрывает горло одному из стоящих рядом людей и нависает над телом, жадно высасывая кровь и превратившись вдруг в некое подобие смертоносного насекомого, самку гигантской саранчи, пожирающей жизнь. Я не могу оторвать от нее взгляд. Она ужасна и восхитительна одновременно, она вызывает дрожь омерзения, но к ней необъяснимо влечет, она отвратительна, но ее чудовищная красота превосходит красоту всех женщин, когда-либо живших на земле, в ней нет ничего человеческого, но все в ней — совершенная и желанная женственность.

Железная дверь снова распахивается. Я вижу кряжистую, невысокую фигуру в кожаном фартуке и высоких сапогах, окутанную багровым дымом и кровавым клубящимся жаром. Я шагаю вперед, чтобы увидеть его лицо, но в этот момент из багряных клубов появляется сильная рука, и пальцы смыкаются безжалостной хваткой на руке стоящей рядом со мной девушки. Одним движением человек в кожаном фартуке отрывает ее от меня, а девушка отчаянно кричит, но я не слышу ее крика, а только понимаю, что она зовет на помощь. Моя правая рука рефлекторно тянется к левому боку, и я чувствую, как ладонь охватывает плотную рукоять меча. Я пытаюсь выхватить клинок из ножен, но он выходит очень медленно, очень туго, и в этот момент женщина-кошка-змея-саранча поднимает ко мне свое окровавленное отталкивающе человеческое лицо, шипит, оскалив несколько рядов острейших клыков, и прыгает вперед…

Я вздрагиваю всем телом и просыпаюсь: с больно бьющимся, сжавшимся в комок сердцем, широко распахнутыми глазами, устремленными в потолок, и стиснутой в кулак правой рукой.

Когда ты читаешь книги, они тоже читают тебя. И похоже, что кроме славных героев «Хроник Брана» меня пролистал и кто-то еще.

На столе горит предусмотрительно не выключенная на ночь лампа. Я не стал ее гасить. Пусть светит до утра.

Алина отложила в сторону книжку и посмотрела в окно. Яростный ветер раскачивал голые ветки, которые неистово метались за темным стеклом спальни на втором этаже, как будто какие-то злые духи вселились в оставленные на зиму тела деревьев и теперь исступленно беснуются среди тьмы и проливного дождя. На обложке книги изображен зловещий желтый глаз с вертикальным зрачком, но повествование о таинственных убийствах, совершаемых в катакомбах старинного музея древним чудовищем, не казалось сейчас Алине ни удивительным, ни страшным.