Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Когда встреча подошла к концу и гости покинули залу, Шето тут же позвонил в серебряный колокольчик, повелев подать ужин.

Расположившись в кресле в ожидании вина и угощений, Шето уставился в бескрайнюю водную гладь. Вид моря успокаивал Первого старейшину, а шум волн, что разбивались о скалы под его дворцом, отгонял всякие тяжёлые мысли. Белые кляксы парусов всë также разбивали морскую синеву, но теперь их стало значительно меньше, чем пару часов назад. Солнце уже стремилось к завершению своего пути, и моряки желали поскорее закончить этот день. И Шето тоже хотелось его завершить. Слишком уж бесплодным он оказался.

Лучше бы он провел его в Синклите, споря с этой жадной сворой под названием старейшины, или отправился проверить, как продвигается великая стройка в Аравеннах. Или бы просто задержал своего братца до глубокой ночи спорами о проведении Летних мистерий. Да, он мог всё это сделать. Но предпочел провести день в своем доме, отгородившись почти от всех насущных дел. И теперь расплачивался за это свербящим чувством непростительной праздности.

— Смиренный и ничтожный раб явился по зову своего властелина, — раздался хорошо знакомый ему звонкий голос.

— Прекрати ерничать Сэги, или я прикажу тебя высечь, — хмуро проговорил Шето, даже не оглянувшись на вошедшего в зал раба.

— Это ваше право, господин. Моя жизнь и шкура на моей спине всецело принадлежат вашей семье, и я не вправе помешать вам её портить.

— Сэги, я не в том настроении, чтобы терпеть твои выходки. Скажи, что это за рабыня завелась при моем сыне?

— Самая обычная рабыня. Младшая дочурка одного свинопаса из Дикой Вулгрии. Мы купили еë перед самым походом.

— Он и правда спит только с ней?

— Я не видел, чтобы с ним делили ложа иные женщины, мой повелитель.

— Он что, питает к ней какие то чувства?

Сэгригорн поморщил высокий лоб. Его маленькие глазки лихорадочно забегали, словно перебирая воспоминания за последние годы, и неожиданно застыли округлившись. Губы раба чуть раскрылись, и хотя он так и не вымолвил ни слова, Шето уже понял ответ. Да, его сын и вправду привязался к вулгрианской девке.

— Великие горести, Сэги, я приставил тебя к Лико, чтобы ты не только заботился о нём, но и предупреждал меня о любых опасностях, которые могут грозить ему или всей нашей семье. Так почему же ты, рассказав про холодность моего сына к Айре, забыл упомянуть про его возлюбленную рабыню?

— Но ведь это просто вулгрианская девка, господин. Рабыня, купленная в деревеньке, которую и на картах то не сыскать… У всякого благородного мужа есть наложницы, это нормально…

— Нормально, когда рабов держат для удовольствия. Нормально, когда они облегчают жизнь. Но рабыня, с которой он спит уже два года это не нормально! Если бы у него было таких несколько, или если бы вернувшись в Кадиф, он отправился в опочивальню к своей супруге и делал с ней мне новых внуков, я бы ни о чем не волновался. Но когда эта странная верность длиться уже два года… Нет, она явно больше чем просто девчонка для удовольствий.

— Вы же знаете, мой хозяин привязчив и весьма равнодушен к любовным утехам.

— Я не хуже тебя знаю, каков мой сын. И поэтому я хочу, чтобы ты избавил его от этой девки.

— Вы… вы имеете в виду, что я должен… — замялся Сэгригорн. На лбу у него выступила испарина.

— Отошли её в одно из наших имений, сбрось со скалы, обвари ноги кипятком, продай в другой дом, или убеди его отправить её мыть полы на кухне. Мне всё равно как ты с ней поступишь. Главное, чтобы её больше не было рядом с моим мальчиком. Я хочу быть уверенным, что его браку не угрожает даже самая призрачная угроза. Даже если это дочь свинопаса из Дикой Вулгрии, к которой у Лико похоже появились какие то безумные чувства, раз он даже дома не желает её выкинуть.

— Но… но хозяин и вправду к ней привязан. Господин мой, она же просто рабыня, просто вещь, зачем…

— Сэги, Лико может и твой хозяин, но глава этого рода я. Ты правда думаешь, что можешь ослушаться моего слова?

— Я… я не смею, повелитель. Всë будет исполнено согласно вашей воли, — выпалил раб тяжело дыша и глотая ртом воздух.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сэгригорн выглядел даже не растерянным, а сокрушенным. Раздавленным весом произнесенных слов. Он не мог ослушаться приказа Шето, но и пойти против воли своего хозяина было немыслимым для старого и верного раба. И всё же Первый старейшина знал, что его слово перевесит преданность к Лико. Ведь хозяином этого дома и главой семью был именно он.

Тяжело, словно бы получив сильный удар под дых, раб поклонился и попятился назад, к выходу. Шето даже не обернулся. Слушая, как семенят короткие ножки раба и как хлопнули за ним двери, он пристально смотрел в морскую даль, с силой сжимая в руке кубок.

Теперь всё вставало на свои места. Все его подозрения и опасения, наконец-то подтвердились. Его сын оказался в плену странных и извращённых чувств. В плену привязанности к какой-то дикарской бабе с ошейником на шее, ради которой он вот уже пару месяцев не притрагивался к своей жене. Конечно, прятались они хорошо. Даже он, глава дома, не сразу всё понял, а Патар Туэдиш, который первый должен был сообщить об угрозе брака с сестрой, явно готов был прикрывать всё происходящее. Конечно, люди в его доме умели молчать. Но если, не допусти этого милосердные боги, по городу поползут слухи, что его сын хранит верность какой то дикарке и чурается своей тайларской жены… Нет, такого он допустить не мог. Это было даже хуже угрозы. Это был позор.

Да, наверное, сейчас в нëм говорила злость и поступок, принятый по воле этой злости, Лико простит ему не скоро. Но такова была цена покоя и безопасности брака его сына, а значит — их репутации и самого союза с Туэдишами. Конечно, его сын никогда бы не променял жену из благородного семейства на какую-то рабыню, проданную её же семьей для развлечений. Но ему нужно было напомнить, кто именно глава семьи и чьё слово являлось законом в этом доме. И если для этого нужно было отнять у него любимую игрушку… что же, так тому и быть.

Шето никогда не был жесток и вовсе не желал причинять хоть малейшую боль своему сыну. Сам Первый старейшина всегда брезговал рабынями и уж тем более из числа диких народов. Они казались ему отвратительными и мало отличимыми от животных. В его распоряжении всегда были женщины благородных семейств, что стремились получить расположение Первого старейшины. И их краткие или продолжительные союзы были выгодны всем.

Конечно, высший свет Тайлара знал разные причуды среди ларгесов. И даже увлечение дикарками. Ведь облачённые властью люди вечно пытаются проверить на прочность традиции и законы. Но он не ждал подобных привязанностей от Лико — от своего главного шедевра в этом мире. Да, Шето вполне мог и накрутить себя. Он мог позволить злобе затуманить его взор и мысли, заставив его видеть то, чего не было. Но если он смог увидеть угрозу репутации для его семьи, то что уж говорить о других?

Всё, что делал сейчас Шето, он дела ради Лико, ради Эдо, его не рождённых братьев и их детей. Ради всех своих потомков и самого своего имени, которому он готовил бессмертие. И он не имел права на слабость или беспечность.

Рабы принесли ему подносы с вином, фруктами и сладостями, но Шето даже не посмотрел в их сторону. Он так и сидел на своем кресле пристально всматриваясь в воды Кадарского залива, словно сторожевой на маяке или сигнальной башне, что ждал появления вражеских кораблей. Но его вражий флот был уже тут и состоял из его мыслей. Из сонмы тягучих и тяжёлых дум, в которых он растворялся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Первый старейшина смотрел, как лучи закатного солнца окрашивают огненным золотом морскую гладь, пока скрип открывшихся позади дверей не заставил его вздрогнуть. Он удивленно повел бровью: тревожить его без спроса имели право лишь Лико, Джаромо, Кирот, да няньки, в случае если что-то случалось с Эдо. Но первых он не ждал увидеть столь скоро, а что до вторых… шаги вошедшего явно были мужскими. Неуверенными, робкими, но принадлежавшие мужчине, а не двум перепуганным женщинам, что обычно начинали причитать и горланить уже с самого порога.