Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Шето подошел к мраморной статуе укутанной в накидку прекрасной пожилой женщины, воздевшей руки в символе родового благословения. Подставив плечи под ее каменные ладони, он зажег жаровню на алтаре и бросил туда пригоршню трав и пропитанных благовониями ленточек, от чего воздух наполнился сладко-пряным ароматом.

— Благослови род наш, о хранительница священной крови. Защити семя наше, и земли наши, и всякого кто носит имя наше.

Шето и посмотрел в доброе, но одновременно строгое лицо богини. Ему показалось, что каменные руки неожиданно стали теплыми, а в журчавших струйках водопада он услышал едва различимый шепот, похожий не то на колыбельную, не то на слова утешения. Конечно, скорее всего, это его собственное воображение разыгралось сверх меры, но всё же, Первый старейшина решил считать это добрыми знамениями. Ведь разве возможно хоть какое-либо зло у семейного алтаря под покровительством самой Венатары?

Они зашли в небольшой грот позади статуи и сели на укрытые шкурами львов каменные лежанки.

— Так о чем ты хотел поговорить отец? Об Энае Сантурии? — Лико пристально смотрел на главу семьи, словно ожидая, что тот сейчас начнет отчитывать его как мальчишку. И как мальчишка, он поспешил начать с оправданий. — Я знаю, что должен был сначала спросить твоего разрешения, и я сожалею, что не сделал этого. Просто мне казалось, что ты будешь против. Но это же Сантурия…

— Я совсем не против того, чтобы ты повидался со своим детским учителем, Лико. Просто учти, что некоторые мысли этого человека могут оказаться весьма опасными. Особенно если руководствоваться ими, принимая важные решения. Я оградил тебя от них когда ты был мал и не способен отличать верное от неверного. Тогда ты впитывал всё новое и его рассуждения о мире и природе могли навредить тебе. Но сейчас ты стал мужчиной и воином. С меня будет довольно и твоего обещания относиться ко всем его речам критично.

— А я всегда думал, что ты не чужд некоторых его взглядов. Ведь наш род последние годы был весьма волен в трактовке законов и обычаев…

— Мы не отступали от них, Лико, а только огибали, когда они превращались в преграды. Да. Вместо того чтобы пытаться что-то сломать, мы огибаем помехи на нашем пути. Также как река огибает скалы.

— Так поэтому у реки нашей судьбы такое извилистое русло, отец? — улыбнулся Лико.

— У великих рек русло никогда и не бывает прямым, сын. Как и не бывает оно одним. Но поговорить я всё же хотел не об этом.

— И о чем же? А я уж приготовился к тому, что меня отчитают за вольности в приглашениях.

— Я хотел поговорить с тобой об Эдо. Мальчику нужен отец.

Лико тяжело вздохнул, подперев голову кулаками. Шето посмотрел на его точеный профиль, нос с фамильной горбинкой, длинные, чуть вьющиеся волосы и аккуратную бородку. Каким же взрослым успел стать его мальчик. Казалось, ещё только вчера он бегал с другими детьми, сражаясь на деревянных мечах в той бесконечной войне, что бушевала в их фантазиях. А сейчас перед ним сидел мужчина. И не просто мужчина — воин, что прошел настоящую войну и вышел из неё победителем. Да, за минувшие два года, он стал совсем зрелым. Но это не значило, что ему больше не требовалось воспитания и помощи Шето.

— Я не знаю, как мне с ним быть отец. Я не видел его рождения, не держал на руках, закутанного в покрывало, не видел, как он пополз, как встал на ноги и сделал первые шаги. Я не слышал его первых слов, не видел первой улыбки или первых слез. Мне страшно это говорить, но когда я смотрю на него, то не вижу ничего родного. Он словно чужой мне. Я пытаюсь. Честно. Но не знаю, смогу ли это изменить.

Наверно именно таких слов Шето и ожидал услышать. Он положил руку на плечо сына и постарался придать своему голосу уверенность и теплоту.

— Это нормально, мой мальчик. Ваше знакомство началось с долгой разлуки. Но отцовская любовь не похожа на материнскую. Любовь женщины к своему чаду безусловна, ведь начинается она, когда плод ещё у неё в утробе. Когда он с ней един. Поэтому любовь женщины к ребенку, это её любовь к самой себе. Любовь же отца питается из чувств иного порядка. Она не приходит сразу. Мужчина сначала должен познакомиться со своим ребенком. Он должен привыкнуть к нему, пережить с ним страдания и радости, принять его и начать творить из него собственное продолжение. И только тогда, спустя много дней, а иногда и месяцев от рождения, он увидит в нём частичку себя. А потом и своё будущее. Своё продолжение. И вот тогда, он и полюбит его самой крепкой и самой глубокой любовью. Так что не отталкивай Эдо только потому, что глядя на этого малыша сейчас, ты не питаешь к нему сильных чувств. Ты и не должен их испытывать, ведь вы провели так много времени порознь. Но если ты будешь рядом с ним теперь, если ты будешь растить и воспитывать его, то любовь, истинная, глубокая любовь, сама придет к тебе. И тогда твой ребенок станет для тебя самым важным и значимым в этом мире.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И с чего же мне стоит начать? Я же ничего про него не знаю.

— Начни как раз с этого — узнай его. Поиграй с ним, построй для него домик и подари игрушку, покатай его на плечах и погуляй с ним в саду. Возьми его на руки перед сном. И не обращай внимания на глупые обычаи ларгесов, которые уверены, что для всего в этом мире есть рабы. Начни растить и воспитывать его сам, и вскоре ты поймешь, что чем ближе вы будите становиться, тем сильнее станут и твои чувства к этому малышу.

— Я попробую, отец. Я, правда, хочу увидеть в нём своего сына.

— И ты увидишь. Ведь это твой сын, твоё будущее!

— Ты хотел сказать наше будущее? — с чуть грустной улыбкой посмотрел на него Лико.

Его мальчик определенно был проницательным. Он знал, что Шето всегда смотрел и планировал на многие годы вперед, расписывая роли и ставя задачи всем своим родственникам и даже их ещё не рождённым детям. Его мысли никогда не покидал их род и его особую судьбу, ответственность за которую он возложил на свои плечи. И для Эдо тоже была заготовлена роль. Но всё же, Шето двигали и вполне обычные, человеческие чувства. Чувства родителя, что стремился позаботиться о своём потомстве. Чувство любящего отца и деда.

— Да, Лико. Наше будущее. Ведь мы семья. Мы намертво связанный пучок, что прорастает как в прошлое, так и будущее. Наша судьба едина и вычеркнуть кого-то из неё невозможно. Тем более Эдо, который, если боги не распорядятся иначе, однажды унаследует все наши с тобой труды. Пойми, мой мальчик, слава среди людей скоротечна, и всё что мы делаем бессмысленно, если нам некому передать плоды своих трудов. Поэтому я хочу попросить тебя ещё кое о чем.

— И о чем же?

— О твоей жене, Айре. Говорят, ты не прикасался к ней с тех пор как вернулся в Кадиф.

Лицо его сын изменилось. На нем застыла суровая маска, а в глазах полыхнули искорки злобы.

— Тебе и об этом доносят?

— Мне доносят всё, что важно для нашей династии. Если ты утратил к ней страсть, то это не беда. Развлекайся с рабынями или любовницами сколько захочешь, но прошу тебя, сохрани этот брак и постарайся, чтобы она понесла от тебя ещё хотя бы пару детей. Ты знаешь, я безмерно люблю Эдо, но жизнь маленького ребенка так хрупка…

— А если я не хочу иметь детей от женщины, к которой меня больше не влечет? Если я не хочу держать в объятьях ту, от которой кровь моя не закипает, а сердце не вспыхивает пламенем? За эти два года она стала мне совсем чужой. И та юношеская влюбленность, с которой я ее покидал, полностью развеялась.

Всё же в чем-то он так и остался юношей. Даже ребёнком. Дитя порыва и страстей, который не до конца понимал бесконечную власть долга над личными желаниями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И что с того? Брак и любовь — разные вещи. Мы не блисы и лишены такой роскоши, хотя и они выбирают себе жен и мужей исходя из семейных и хозяйственных интересов. Что уж говорить про нас, представителей древнего и благородного рода. Для нас брак — это орудие политики, укрепления родословной и укрепления состояния. Любовь и чувства ты найдешь в объятьях любовницы, а в объятьях жены — опору для власти.