На службе Отечеству - Александр Алтунин

Бойцы продолжали обсуждать подробности встречи с необычными лошадьми. Просторный крестьянский двор то и дело взрывался хохотом.

По прибытии в штаб поинтересовался у Ивана Ивановича:

— Что там еще за цирковых лошадей в полк пригнали?

— Да нет, Александр Терентьевич! — оживился лейтенант Елагин. — В полк прибыли лошади монгольской породы — низкорослые полудикие степняки. Начали разбирать их, а они — ни в какую! Не то что запрячь, поймать себя не дают. Чуть кто приблизится — бросаются. Представление.

Иван Иванович чему-то своему улыбнулся.

— Нам тоже несколько коней досталось. Завтра посмотрите. Думаю, что объездим, укротим норов, и они станут хорошими нашими помощниками.

Елагин как в воду глядел: невзрачные на первый взгляд лошадки оказались на редкость выносливыми, выручали нас в ходе боев. Бойцы и командиры, особенно артиллеристы и противотанкисты, не раз добрым словом вспоминали дар монгольских товарищей.

Мы продолжали готовиться к боям, радовались вестям с фронтов. В эти дни развернулся второй этап грандиозного сражения на Правобережной Украине. Несмотря на начавшуюся весеннюю распутицу, войска 1-го и 2-го Украинских фронтов громили фашистских захватчиков. Ежедневно радио и газеты сообщали об освобождении десятков населенных пунктов. В сводках Совинформбюро все чаще и чаще мелькали названия городов Черновцы, Каменец-Подольский… Помню, какое ликование вызвал у нас выход Советской Армии на границу. Да и не только у нас — у всех советских людей! 27 марта 1944 года газета "Правда" писала, выражая чаяния народа: "Вот она, долгожданная, трижды желанная государственная граница нашей Отчизны, тридцать три месяца назад попранная врагом…"

В честь выхода 2-го Украинского фронта к реке Прут — Государственной границе СССР — в полку состоялся митинг. Никогда не забуду взволнованные лица боевых товарищей: капитанов Ивана Вечтомова, Сергея Емельянова, старших лейтенантов Николая Чугунова, Дмитрия Одегова, лейтенантов Ивана Титова, Ахнара Шаймирданова, старший, сержантов и солдат, вместе с которыми в скором времени мне довелось сражаться с заклятым врагом. Наши мысли и стремления хорошо выразил майор Николай Афанасьевич Кулябин:

— Недалек тот день, когда мы с вами вступим в соприкосновение с противником, будем бить и гнать фашистскую нечисть. Гнать туда, откуда она пришла.

Николай Афанасьевич обвел нас взглядом:

— Боевые друзья, хочу сказать вам еще вот о чем. Недалек и тот день, когда мы вступим на земли народов Европы. Нам с вами предстоит высокая и почетная миссия освободителей от фашистского ига.

Нужно готовиться к ней. К нам будут присматриваться, с нас, людей, пришедших из мира социализма, будут брать пример. Буржуазная пропаганда наплела много о нас небылиц. Нужно всегда помнить об этом и достойно представлять наш советский строй за рубежом.

В планах боевой и политической подготовки личного состава с этих дней все чаще стали встречаться вопросы, связанные с предстоящими действиями на территории сопредельных государств. Темы информации, лекций, докладов, бесед нередко стали посвящаться политическому положению в Польше, Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Румынии, народы которых развернули антифашистскую борьбу. Материалы для выступлений командиры и политработники брали из периодической печати. Газеты "Правда" и "Известия", "Красная звезда" и другие, журналы тогда много вникания уделяли этому вопросу.

Мы понимали, что пребывание в резерве может кончиться в любой день, и торопились со сколачиванием подразделений. В батальоне прошли взводные и ротные тактические учения с боевой стрельбой, началась подготовка к полковым. Не помню точно, но где-то в первых числах апреля я проводил с батальоном тактико-строевое занятие. За день порядком устал, а личный состав и вовсе ног не чувствовал. Шутка ли, в беспролазной грязи по буграм и оврагам чуть ли не два десятка километров протопали, к тому же с развертыванием и многочисленными вводными. Фронтовики еще бодрились, а молодежь раскисла. Естественно, вид у всех нас оставлял желать лучшего.

Батальонная колонна втягивалась в деревенскую улицу. Пришпорив коня, поспешил на квартиру. Решил побыстрее привести себя в порядок: вечером должно было состояться совещание у командира полка. Только сбросил шинель, стал к рукомойнику — в избу вбежал посыльный из штаба.

— Товарищ старший лейтенант, вас генерал спрашивает! Ох и сердит, прямо страсть! Накричал на дежурного.

— Что случилось-то? За что ругает?

— Не знаю!

Надернув гимнастерку, на ходу заправляя под погон портупею, выскочил за ворота. На разбитой грунтовой дорого, разделяющей пополам небольшой деревенский выгон, застряла забрызганиг. н грязью легковая машина. Возле автомобиля стояла группа военных. Подбежал к ним, увидел генерала.

— Ваши? — кивнул он в сторону начинавших расходиться ио деревенским дворам подразделений батальона.

— Так точно!

— Цыганский табор! Каков вид солдат и офицеров! В грязи, расхлестаны!

— С тактико-строевых занятий возвращаемся.

— Пошехонцы! Распустили людей. Оружие держат, как палки! Не войска, а черт знает что!

— Но ведь…

— Как фамилия? — не стал и слушать меня генерал. Он обернулся в сторону одного из офицеров: — Запишите.

На этом моя встреча с командиром корпуса генерал-майором Донсковым закончилась. Не знаю, какое настроение было в этот день у Семена Ивановича, но "знакомство" с ним оставило у меня неприятный осадок. Тем более что через несколько дней прибыл приказ о моем несоответствии должности. Это взыскание было первым и последним за мою службу в армии.

Грубый окрик, поспешность принятия того или иного решения в отношении подчиненного не красит командира любого ранга. Никогда — так не поступит человек, уважающий людей и себя.

В дальнейшем военная служба сводила меня с командирами и военачальниками требовательными, но тактичными, умеющими вникнуть в существо вопроса и спокойно принять по нему решение. С теплотой вспоминаю полковника Ф. Ф. Абашева, генерала Ф. С. Даниловского, Маршалов Советского Союза Р. Я. Малиновского, А. А. Гречко, М. В. Захарова и многих других. Требовательность без оскорбления — вот что характерно для их работы. Так и должно быть.

Помню, тогда я был надолго выбит из обычной служебной колеи и тяжело переживал случившееся. Горький осадок не прошел даже спустя четыре месяца, когда Семен Иванович Донсков подписал на меня представление на Героя Советского Союза. Да и сейчас, спустя много лет, неприятно вспоминать это.