Бремя власти - Игорь Анейрин

Епископ, ни слова не говоря, поклонился и, взмахнув полами широкой тёмно-фиолетовой рясы, вышел за дверь, сопровождаемый своими наперсниками.

Столица королевства гудела, как растревоженный улей, и отголоски споров и шёпотков с городских улиц вместе с весенним ветром врывались в коридоры Лонливена, будоража умы. Уже не раз Бланка замечала, что придворные странно посматривают в её сторону, прерывая свои разговоры и как-то торопливо кланяясь.

Этельвин, Великий Магистр ордена Вопрошающих, сообщил королю о том, что Эдмунд Беркли, сын и наследник казнённого графа Рутвена, жив и здоров. Её Эдмунд. Её настоящий муж и отец её ребенка.

Этельвин сидел в мягком кресле, тяжко вздыхая и покачивая головой в такт своим словам. Это был благообразный старик с проседью в длинной бороде, одетый в простую рясу, и только пять тоненьких косичек на гладко выбритом черепе указывали на его высокий статус. Весь вид магистра говорил о том, что он глубоко сожалеет, что именно ему выпала неблагодарная задача сообщить его величеству столь неприятную новость.

Но не в том беда, что этот юноша оказался жив, сказал он. Беда в том, что он — ещё и правнук Эвана Даннидира, герцога Когара. И он выбрал этот тяжёлый для королевства момент, чтобы воскреснуть из небытия и предъявить претензии на престол. Южные графства укрепляются и вооружаются, говорил Этельвин. Его высочество Ллевеллин, принявший сторону претендента, собирает отряды в Драмланриге, граф Гленгорм строит оборону замка Илбрек, по последним сведениям, Хартворд также готовится к войне, а мятежный западный герцог Пепин Бедвир во всеуслышание объявил о том, что он поддержит сира Эдмунда в его намерении вернуть себе корону.

— Но самое плохое состоит в том, что в самом Лонхенбурге нет единства. — Этельвин удручённо взглянул на Галахада. — Ваше величество, ходят упорные слухи о том, что в руках претендента — тот самый артефакт, до которого может дотронуться лишь истинный король.

Галахад вздрогнул.

— Бремя Власти, — едва слышно прошептал он.

— Да. — Великий Магистр со вниманием посмотрел на своего собеседника, удостоив Бланку мимолётным взглядом. — Орден Вопрошающих полностью на вашей стороне. В наших глазах вы являетесь законным преемником Роберта I Даннидира, а Рутвен Беркли лишил себя и своих наследников всех возможных прав на корону, запятнав свою рыцарскую честь участием в заговоре. Даже если эти права у него и были. Но я прошу вас сказать мне… можете ли вы прилюдно выступить с опровержением этих зловещих слухов? Можете ли предъявить народу Бремя Власти?

Галахад молчал, погрузившись в свои мысли. Этельвин прочистил горло.

— Ваше величество, — мягко произнёс он, — Орден уже сделал свой выбор, так что ответ на этот вопрос для меня не настолько важен. Кроме того, мы не склонны придавать излишнее значение сказкам для простолюдинов. Но если вы готовы принять совет, который диктует мне мой стариковский опыт…

Галахад задумчиво кивнул.

— …хорошо. Вам стоит поторопиться, пока этот человек не предъявил Бремя Власти первым. Более того: народ Корнваллиса свято верит в то, что любой, не имеющий прав на корону, немедленно умрёт в страшных муках, стоит ему дотронуться до артефакта. А это значит, что вряд ли найдутся желающие взять в руки этот древний… предмет. Даже вне зависимости от того, что именно предъявит миру Эдмунд Беркли. И у нас есть очень мало времени для того, чтобы не допустить такого исхода событий — намного меньше, чем нужно герцогу Ллевелину для того, чтобы отправиться в поход на Лонхенбург. Две, самое большее — три недели. А тогда будет уже поздно. Ллевеллин, Хартворд и Гленгорм с юга, Бедвир с запада, да и в самом Лонхенбурге, как не горько это признавать, найдутся предатели, готовые вонзить вам в спину нож.

— Что вы предлагаете?

Этельвин, не вставая с кресла, едва заметно поклонился.

— Солдаты Ордена уже готовы. Десять тысяч человек стоят в Нолтлэндских горах всего в нескольких днях пути от Драмланрига. Добавьте к этому королевские войска и все отряды ваших сторонников из Совета Пяти. Даже при самом скромном раскладе у нас в три раза больше людей, чем может выставить Ллевеллин. Мы сможем нанести сокрушительный удар, пока они не готовы и не успели собрать все свои армии.

— Драмланриг — очень хорошо укреплённый замок. И его осада может затянуться на несколько месяцев…

Этельвин улыбнулся.

— Вы недооцениваете Орден, ваше величество. Мои люди откроют ворота изнутри тогда, когда это будет нужно.

— Что вы хотите за вашу помощь?

Магистр легко пожал плечами.

— Ничего. Или, точнее, ничего кроме того, что ваше величество сочтёт возможным и разумным нам дать. Но это дело последнее. А сейчас нам нужно сделать то, ради чего и создан Орден Вопрошающих — покончить со смутой в королевстве.

— Хорошо… завтра я дам вам ответ.

Магистр поднялся и, отвесив молчаливый поклон, вышел из залы.

Бланку била нервная дрожь.

Сказав, что ей надо прилечь, она едва кивнула Галахаду на прощанье и, подхватив живот, торопливо отправилась в свои покои. Голова шла кругом. Я должна бежать к нему — эта мысль билась внутри неё, как птица в клетке. О боги, где же Томас? Он понял бы меня, и смог бы помочь. Он ведь где-то в Лонхенбурге, днюет и ночует среди солдат. Но времени искать его нет. Надо передать ему весточку с Агнес, пусть догонит по дороге. А сейчас нужно скорее выбраться из Лонливена, ведь если Галахад догадается, что у неё в голове…

Бланка остановилась, пытаясь отдышаться. В последнее время она чувствовала себя уже не очень хорошо: тяжесть в спине стала почти постоянной, как и неприятные ощущения внизу живота. А однажды утром, едва приподнявшись, она тут же упала на кровать от сильной боли в груди.

— Ничего страшного, — успокаивающе говорил ей старичок Гленкиддин, — ребёнок повернулся, и его ножки упёрлись вам под рёбра. Он просто неудачно толкнулся. А вам, милая, надо бы прекратить вести себя так, как будто вы полны сил и в любой момент можете вскочить в седло. Сидите прямо, ходите неспешно и дышите ровно, а когда хотите встать с постели, сначала лягте на бок. Иначе мне придётся настаивать на постельном режиме…

Бланка чувствовала себя одинокой. Война разогнала почти всех её подруг, многие из которых по воле случая оказались во враждебных лагерях. Оуэн Эмли был жестоко болен: вскоре после прибытия в столицу Рича Беркли и Тэлфрина герцог слёг и почти не вставал с кровати, отказываясь принимать посетителей. Он стал гневлив и раздражителен, а сам вид его производил на Бланку гнетущее впечатление: старик как-то высох и истончился, и только тёмные от постоянной боли глаза горели на изрытом язвами лице. Говорить с ним не получалось: даже когда девушка, сидя рядом, читала вслух какие-то книги, в конце всегда обнаруживалось, что Оуэн не слушал. Все его мысли и рассуждения, уже иногда довольно путаные, были обращены на беды и несчастья, обрушившиеся на род Даннидиров.