Алхимия желаний (СИ) - Мелова Дара

Дышать нечем. Кислорода не хватает.

Последний воздух вышел из моих лёгких, и пузырьки устремились вверх, убегая от меня навсегда.

Я схватилась за горло. Конец. Точно конец.

Янтарь заполнил меня. Попал в лёгкие, в нос, в горло, кажется, даже в желудок. Я просто медленно опускалась на дно, понимая, что оранжевый свет меняется. Он стал менять свой цвет на малиновый.

Я понимаю, что теряю себя. Теряю сознание.

Темнота.

Меня колотит. Мне холодно и одновременно жарко. В венах будто поселился жидкий огонь или кислоты впрыснули.

Агония.

В свои последние секунды я думала только о том, что хочу жить. Я пожелала выжить. Я пожелала ещё раз вдохнуть кислород. Я пожелала выбраться отсюда живой, несмотря на то, что это казалось мне невозможным. Это всё, что мне оставалось. Вера и надежда — одна слепая, другая горькая и безумная — умрут после меня, они умрут последними.

Все вокруг должно сломаться, чтобы я смогла выжить! Всё. Абсолютно всё.

Новый толчок, вибрация, и какая-то неведомая сила стала выталкивать море и меня вместе с ним. Огромная мощная волна чего-то невидимого и неизвестного понесла меня вверх вместе со всем этим бездонным огромным янтарным морем, в котором я застряла словно жук. Меня несло вверх так быстро и сильно, что я ощутила тошноту и головокружение. Я вот-вот должна была вздохнуть. Я желала этого вздоха!

Но его не было. Я застряла здесь. Не было больше верха или низа. Не было ничего, кроме этой раздирающей мою плоть силы. Она отщипывала от меня по кусочку, растворяя в себе.

Всё замирает. Покой.

И я…

Я перестала существовать.

Глава 23

Тьма отступала и рассеивалась как-то неохотно. Но мир стремительно давил, врываясь в мой разум новыми звуками и ощущениями, как бушующее море захлёстывает волнами, бьёт о скалы, облизывая их, а затем возвращается обратно, отступая, чтобы следом накатить вновь.

Мне стоило больших усилий вырваться из плена и цепких щупалец темноты, обещающей покой, в отличие от бушующего жизнью моря, которое скорее пугало, не внушая доверия.

Меня окутал яркий древесный аромат с нотами горьковатой полыни, свежего бергамота, боярышника, земли, цветущих полевых цветов, молодой листвы и послегрозовой свежести.

Среди всего этого многообразия ощущались и некоторые нежные ноты с намёком на цитрусовые — лайм или… нет, кажется, сладость апельсина.

Этот многогранный запах пробудил внутри ни с чем несравнимый трепет. Он разрушал мой покой, дробил тьму вокруг меня. Заставлял почувствовать боль, такую тупую, ноющую, раздирающую душу в клочья.

А ещё, если прислушаться, помимо знакомых нот можно было различить настроение и чувства. Запах был мрачноватым. Пахло тревогой и волнением. Но за всем этим стояла огромная теплая всепоглощающая любовь, как весенний ветер, несущий тепло и перемены.

Всё сплелось в единое целое, во что-то до боли родное.

А потом со мной остались лишь еле слышный кедр и туманный сандал, смешанные с дымом. Они наполняли лёгкие, проникали в меня, в кровь, пропитывая меня изнутри.

Будто кто-то в диких полях разжёг огромный костёр и бросал в огонь засушенные пучки терпких трав. Они, охваченные пламенем, моментально сгорали и отдавали дыму свой неповторимый аромат. А он тянулся ко мне, звал меня стать гостьей на этом празднике.

Звал меня.

Взывал ко мне.

Отовсюду стал раздаваться стук, он то замирал, то заходился непрерывным ритмом, ему вторили голоса и стоны, превращаясь в дикую смесь, в музыку, пробирающую до дрожи. Бом-бом-бом. Словно бой барабанов и дикие ритуальные танцы, топот чужих босых ног, создавали определенные вибрации, уходящие в землю. Я впала в какой-то транс, поддавшись головокружительному ритуалу. И шелест листвы смешивался с этим шумом, а ветер подвывал, словно знал слова.

Мне становилось то холодно, будто бы дикий, порывистый ветер налетал и зло кусался, заставляя кожу покрываться мурашками, искать защиты и дрожать, то жарко — настолько, что тело мгновенно обливалось по́том, будто я подошла к кострищу вплотную и позволяла жару огня меня окутать, пытать, до треска в костях, до ослепительных вспышек перед глазами.

И когда этот запах исчез совсем, когда ощущение чего-то родного стало таять, оставляя меня одну в этой непроглядной, пусть и блаженной тьме, я поняла, что не хочу тут оставаться. Мне непреодолимо нужно было вернуть это ощущение, я хочу снова вдохнуть этот аромат…

Темнота, увы, не отступила полностью, она осталась со мной, но я чувствовала, что уже переступила её грань. Мир, окунувший меня в свои воды, утопивший меня в звуках, запахах и ощущениях, был очень жесток.

— М-м… — вибрация прокатилась по горлу и звуки слетели с моих губ.

— Тише-тише, — тут же послышался заботливый шёпот где-то совсем рядом.

Тише? Я не хочу тише! Я не могу… Я хочу орать от боли. Мое тело горит, и я хочу прекратить эту пытку! Я втягиваю в себя воздух и слышу, как он свистит, а на выдохе вылетает хрип. Язык не шевелится, во рту сухо и вязко. С моих пересохших, потрескавшихся губ срывается новый стон. Я хочу попросить воды, хочу попросить что-то от боли, хочу попросить помощи!

Но я не могу.

Моего лба касается что-то горячее. Я вздрагиваю и задыхаюсь от нахлынувших ощущений: что-то раскалённое, будто нагретую сковородку приложили к коже лица. Из-за этого я снова дёргаюсь и тут же расслабляюсь, уплываю — чужая воля сдавила, уложила на лодку и оттолкнула от берега, а я, покачиваясь на волнах, погрузилась в воды тьмы и безмятежья. И тут не было ничего. Ни звёзд, ни всплесков, ни боли, ни огня, текущего по моим венам. И темнота была другой.

Но ничто не может длиться вечно. Даже чужая воля не может подчинять достаточно долго, не может заставлять плыть мою лодку по безмятежным водам бесконечно.

И мир снова даёт о себе знать: возвращаются ощущения — прохладная, немного шершавая, плотная ткань, которой я касаюсь ладонями, и она же — мягкая, горячая, влажная от пота, прилипшая к телу. Звуки — шуршание одежды, шелест голосов, легкий, навязчивый звон чего-то металлического. Я улавливаю даже щебет и чириканье птиц где-то за окном.

Сколько длилось мое забытье?

Я плавала где-то на границе между сном и явью.

Мне хотелось только одного.

— Пить, — прошептала я. Это всё, чего я хотела, всё, о чем я могла просить. Ничего больше. Просто дайте мне воды, дайте мне трубочку и поставьте рядом с озером, я иссушу его в мгновение ока. Воды! От невозможности сию же секунду утолить жажду, избавиться от сухости и вязкости во рту, на глаза навернулись слёзы. И я прошептала, выдавливая из себя звуки: — Про…шу… По…жа…луйста…

Я не знала, кого я молила, не знала даже, где находилась.

Моих губ что-то коснулось. Несколько влажных капель смочили пересохшие губы, а по зубам ударило что-то железное. Я вздрогнула в страхе от неожиданности. В результате что-то теплое — кажется, простая вода — потекло по подбородку, а я стала жадно слизывать капли.

— Светоч! — выругался знакомый мужской голос совсем рядом со мной. — Давай ещё раз.

И процедура повторилась. Что-то железное коснулось зубов и стало толкаться дальше, в попытке открыть мой рот. Ложка? Да, похоже, это она. Я поддалась и позволила провести эту странную экзекуцию. В рот полилась теплая вода, она омыла мне язык, и я проглотила желанную влагу.

Мне дали ещё и ещё. В целом я послушно проглотила пять таких ложек. Мое дыхание сбилось, и я почувствовала, как из уголков глаз по вискам скатилось по горячей слезинке. Это было маленькое счастье.

— Она не видит, — послышался ещё один голос. Он заставил мое сердце биться чаще, и я испугалась своей же реакции.

— Это пройдёт, — убедительно произнес первый мужчина. — Вот так, умница. Лучше?

Это обращение явно предназначалось мне. Я с трудом дернула головой, надеясь, что получилось кивнуть. Я не особо понимала, что со мной происходит и что с моим телом. Оно всё ещё было непослушным, ватным и отдавало ноющей болью в конечностях. Я боялась шевелиться, чтобы не окунуться в новую волну боли, так что надеялась, мою попытку кивнуть поняли правильно.