"Канцелярская крыса" - Константин Соловьёв

— Что за вещи?

— Во-первых, он всегда нападает ночью. Никогда днем. Всегда в промежутке от одиннадцати до четырех утра.

— Днем у него слишком много работы? — неуверенно предположил Муан.

— Вполне вероятно, — кивнул Герти, — Днем он вытирает пыль с витрины и слишком занят, чтоб посвятить себя хобби. Но стоит опуститься ночи, он берет свой любимый нож… не очень острый, а скорее даже тупой, и отправляется на улицу, чтобы сервировать очередного бедолагу.

— Тухлая сельдь! — выругался Муан непроизвольно.

— На самом деле, даже знание о его графике нам ничего не дает, — вздохнул Герти, — У него может быть сотня различных причин предпочитать ночь. К примеру, бессонница. Или, например, в некоторые ночи им овладевает кровожадное безумие, тянущее его на улицы… Или, напротив, он ловкий и прекрасно соображающий убийца, понимающий, что на ночной охоте его куда сложнее заметить или изловить. Специалисты Шарпера настроили столько теорий, что бумаги, на которой они изложены, хватило бы для отопления половины города зимой. Да толку…

— Немного, — удрученно подтвердил Муан, стараясь приноровиться к поспешному шагу Герти.

— Вторая вещь, которая мы о нем знаем, — Герти загнул палец, — Он выбирает только мужчин. А вот это уже само по себе достаточно странно. Маниакальные убийцы почти всегда выбирают в жертвы женщин. С ними проще совладать, к тому же, их страдания тешат большую душу психопата. Но Бангорская Гиена не из таких. Его интересуют только мужчины.

— Он силен, — предположил Муан, — Раз не боится вступать в схватку с мужчинами.

— Увы, даже этого мы не можем предполагать с полной уверенностью. Он не нападает на силачей, напротив, все его жертвы весьма молоды и обладают субтильной конституцией. То есть, едва ли могли оказать достойное сопротивление. Гиена ищет не схватки, но поживы. Его жертвам редко бывает более двадцати пяти, обычно от восемнадцати до двадцати трех. Его прельщают не юноши, что еще можно было бы объяснить нездоровой страстью, а взрослые мужчины.

— Больной ублюдок он, вот кто.

— Мистер Беллигейл распорядился даже сопоставить все жертвы, но без малейшего результата. Несмотря на некоторое биологическое сходство, они не имеют ничего общего. Жили и работали в разных районах города, друг с другом знакомы не были, и все в таком роде. Так что жертву он подбирает случайно, исходя из каких-то, одному ему известных, признаков.

— А третье?

— М-м-мм?

— Вы сказали, есть три вещи…

Герти пришлось подождать, чтоб Муан смог его нагнать. Он ничего не мог с собой поделать, стоило над Новым Бангором растечься сумеркам, как ноги сами несли его прочь.

Сумерки были чем-то большим, чем сменой времени суток или астрономическим явлением. Сумерки возвещали о том, что где-то в городе просыпается Бангорская Гиена. Шевелит носом, втягивая запахи — вкусные, сочные запахи человеческого мяса — и выбирается из своего логова на охоту.

— Его манера обставлять трапезу, — произнес Герти, с тревогой наблюдая за тем, как загораются один за другим газовые фонари на улице, — Еще ни один психопат в истории медицины не совершал ничего подобного. Это что-то совершенно особенное.

— Я знаю. Он рвет свои жертвы на части.

— Режет, Муан, режет. Вдумчиво и без спешки. Каждое тело для него не просто охотничий трофей. Это театральная сцена, на которой оживает кровавый кошмар. Или полотно, на котором безумный художник рисует что-то невообразимое. В любом случае, это нельзя считать неконтролируемым бешенством. Бангорская Гиена знает, что творит. И упивается этим.

— Я читал газеты, мистра.

— Не все его выступления попали в газеты, — неохотно сказал Герти, кутаясь в пиджак. Несмотря на то, что ночь обещала быть душной, как и все ночи на острове, он всем телом ощущал дыхание ледяных и сырых сквозняков, взявшихся неведомо откуда, — Первые жертвы он попросту разделал. Не как мясник, скорее, как профессор, готовящий предметный материал для лекции. Все органы отделены друг от друга и выложены рядами. Аккуратно, как в медицинском музее. Само по себе это не так уж необычно для психопата, промышляющего с ножом на улицах. Джек Потрошитель использовал схожие приемы. Но Бангорская Гиена пошла дальше. Она совершенствовалась. Каждое следующее тело было чем-то новым. Омерзительно новым. Это выглядело так, будто наш психопат… осваивает какое-то сложное, недоступное человеческому разуму, искусство.

— Щучья кость!

— Очередную свою жертву он разрезал на ремни. В прямом смысле этого слова. Срезал с тела всю кожу одним куском. Получился удивительно длинный ремень. Достаточный для того, чтоб натянуть его меж фонарных столбов и водосточных труб, развесив на нем требуху и кости. Другому пришлось еще хуже. Бангорская Гиена вырезала все кости из его тела. Одну за другой. И сложила в симпатичную, увенчанную черепом, пирамиду.

— Мистра, Бога ради, перестаньте! — взмолился Муан.

Бронзовая кожа великана приобрела оттенок салатного листа, различимый даже в сумерках. Неудивительно. Несмотря на свою грозную внешность и литые мышцы, Муан не отличался крепким желудком.

— Мне пришлось читать об этом три дня. Мало того, там были и фотографии…

— Так вот отчего вы не едите толком столько времени.

— Кусок в горло не лезет, — пожаловался Герти, — Если Бангорская Гиена не задумается о смене профессии, я, чего доброго, лишу лавров старого постника Моисея[140]…

— Вам надо следить за здоровьем, мистра, — серьезно сказал Муан, глядя на него сверху вниз.

В иной ситуации подобная забота со стороны помощника была бы приятна Герти. Но сейчас он был слишком увлечен собственными мыслями и взволнован подступающей темнотой.

— Есть еще кое-что, чего не писали в газетах, — сказал он через силу, — Все жертвы Бангорской Гиены потеряли лицо. И, боюсь, не в фигуральном плане.

— Он… Тангароа![141]

— Да. Он срезает у них лицо, Муан. Лицо это единственное, чего крысы Канцелярии не находили на месте пиршества Гиены. Его не интересуют сердца его жертв, их мозг, печень или желудок… Только лица. Их он всегда уносит с собой. Мистер Беллигейл считает, что это своего рода охотничьи трофеи. Что Бангорская Гиена вешает их над камином, как мы вешаем головы лосей и чучела уток. Но мне кажется, здесь что-то другое. Это что-то вроде… коллекции. Самой страшной коллекции, что только можно представить.

— Но при этом он не скрывает свое имя!

Герти скривился.

— Да, черт побери. При каждом теле он оставляет отметку. Визитную карточку с фамилией Уинтерблоссома. Его фирменный знак. Никто не знает, зачем он это делает.