Сколько стоит рекорд - Борис Маркович Раевский

И тут только ребята увидели: посреди доски, по диагонали, на четырех клетках, было синими чернилами написано:

«Вите Королеву.

Учись

хорошо.

Михаил Ботвинник».

— Ой! — пискнул Алик. — Тот самый? Чемпион мира?

Витька даже не счел нужным отвечать.

— Ну, между прочим, чемпион теперь не Ботвинник, а Борис Спасский, — не отводя глаз от доски, тихонько сказал Изя.

Но тут уж все загалдели.

— Ботвинник, если б он помоложе, твоего Спасского на обе бы лопатки! — крикнул Костик.

— Ботвинник и Алехина бил, и Ласкера, и Капабланку — подряд всех-всех чемпионов! Вот! — припечатал Шурик.

Да что там говорить! Ребята прямо пожирали глазами чудо-доску.

Вот это вещь! Такую — хоть в музей!

Правда, настырный Изя еще пробормотал что-то — мол, чемпион мог бы и поостроумнее что-нибудь написать. Подумаешь, открытие — «учись хорошо»! Но тут все закричали, что Изька просто завидует. Факт, завидует! И ему пришлось замолчать.

На первом же уроке — была литература — чудо-доску показали учительнице.

— Да, — сказала Мария Трофимовна. — Очень целенаправленный автограф. Теперь тебе, Королев, придется накрепко запомнить, что «мышь» — с мягким знаком.

Ребята засмеялись. Это в прошлой диктовке Витька написал «мыш». И еще оправдывался, что мышь, мол, бывает и самцом, и самкой, а если самец, то мужского рода, и, значит, мягкий знак не нужно.

На втором уроке показали доску физичке. Удивительно, как однообразно воспринимали учителя подпись чемпиона!

— С таким автографом стыдно путать формулу равномерного прямолинейного движения! — сказала физичка.

А на третьем уроке математик, внимательно оглядев доску, сказал:

— А между прочим, Ботвинник — доктор наук. И уж уравнения с одним неизвестным как семечки щелкает… Да…

Это был опять же штыковой выпад прямо в Витьку Королева.

Оказалось, владеть автографом чемпиона вовсе не так просто. Но Витька не унывал. Ладно, ладно! Ехидничайте. Острите.

Но больше всего ему досталось дома.

Эдик — старший брат, студент четвертого курса, давно уже почему-то решил, что ни отец, ни мать не умеют воспитывать Витьку. И он вырастет или балбесом, или бандитом. И поэтому Эдик сам, добровольно взвалил на себя тяжелые обязанности воспитателя.

Ох, уж лучше бы не взваливал!

Эдик, очевидно, ждал младшего брата. Сидел в кресле, курил.

Его ноги, длинные, сухие, как у кузнечика, и какие-то нескладные, торчали в разные стороны. А густая шевелюра лохматилась, как раздерганная ураганом копна.

Эдик сказал:

— Так. Я обещал тебе — как заядлому шахматисту — автограф Ботвинника. Ну? Сдержал я свое слово?

— Ага, — кисло кивнул Витька.

Он уже знал, что такое вступление ничего приятного не сулит.

— Так. А ты, кажется, тоже что-то обещал?

— Ага, — опять кисло кивнул Витька.

— Что именно?

И без того он знал, «что именно»! Но обязательно хочет, чтоб Витька повторил. Ну, раз хочет…

Витька пробормотал:

— Не получать двоек…

— Итак, высокие договаривающиеся стороны взяли взаимные обязательства, — подытожил Эдик. — Учти: после первой же двойки автограф заберу. Понял?

И Витька снова кивнул.

* * *

Прошло два года. Витька и раньше неплохо играл в шахматы, а теперь был уже признанным чемпионом школы. Да просто даже и неловко, имея такую доску, не быть чемпионом.

Учился он теперь тоже сносно. Во всяком случае, без двоек. И даже троек не очень много.

И вот однажды по школе пронесся слух: завтра, в Доме пионеров, будет сеанс одновременной игры. И дает сеанс не кто-нибудь — сам Ботвинник!

Витька Королев, конечно, пришел на сеанс первым. И принес свою доску.

Он еще дома долго обдумывал, как положить доску: написанным к Ботвиннику или наоборот? Решил: наоборот. Чтобы Ботвиннику было не прочесть.

«Во время игры нехорошо его отвлекать, — сообразил Витька. — А когда кончится сеанс, я переверну доску. Он прочтет. И я поблагодарю его за автограф».

А то действительно получалось глуповато: автограф есть, а самого Ботвинника Витька ни разу в глаза не видал. И «спасибо» сказать тоже не вредно.

А может, Ботвинник еще и руку ему, Витьке, пожмет?! В кино всегда так — наградят чем-нибудь и руку потискают.

Это бы здорово, если б сам Ботвинник на глазах у всех ребят руку — персонально Витьке!..

Сеанс длился долго. Почти три часа. Еще бы! Тридцать две доски. И на всех — самые лучшие шахматисты района. Были среди них даже перворазрядники. А игроков второго разряда — таких, как Витька, — чуть не половина.

Витька начал игру, как в тумане. От волнения стал даже икать. Он всегда, когда волновался, икал. К счастью, дебют был хорошо знакомый: испанская партия. И Витька до одиннадцатого хода совсем не раздумывал: двигал фигуры, как во всех руководствах рекомендовано, и все.

Так прошло более получаса. Витька постепенно успокоился. И голова прояснилась. И икота прошла.

Возле Витьки, за его спиной, пристроились Изя и Алик. Они все время дергались, все лезли с подсказками, но Витька сурово шипел на них.

Собьют только. Что с них проку, если Изе он дает коня вперед?

Постепенно в сплошных шеренгах досок образовались пробелы. Этих зияющих проплешин становилось все больше, а самих досок все меньше…

Вдруг раздались хлипкие аплодисменты. Витька удивленно оторвался от доски. А, это один мальчишка, вон там, в углу, выиграл у Ботвинника!

Да, повезло парню!

Остальные ребята сдавались один за другим. Вскоре остались всего две доски. Витькина и еще одного белобрысого мальчишки из соседней школы. Витька знал его, только фамилию забыл.

Ботвинник все время ходил вдоль шеренги досок, а теперь, когда остались лишь две партии, он попросил белобрысого передвинуться поближе к Витьке, а сам взял стул и сел напротив.

«Конечно. Устал! — мелькнуло у Витьки. — За три часа сколько километров отмахал!»

Он оторвался от доски и первый раз за весь сеанс робко, но внимательно оглядел Ботвинника. Экс-чемпион был уже немолод, под шестьдесят, а Витьке он показался и совсем старым. (Витька всех, кому больше тридцати, считал стариками.) У Ботвинника был высокий крутой лоб и спокойные, строгие глаза за толстыми стеклами очков.

Но долго разглядывать чемпиона у Витьки не было времени, и он снова погрузился в позицию. Ладейный эндшпиль. По две ладьи и по четыре пешки.

«Пожалуй, ничья!» — подумал Витька.

И Ботвинник, словно подслушав, сказал:

— Ничья.

Он как бы и спрашивал, и утверждал сразу.

И Витька, стараясь скрыть радость, негромко подтвердил:

— Да, ничья.

Ботвинник кивнул, легким движением ладони смешал фигуры и передвинул стул к белобрысому — последнему своему противнику.

Витька встал, облегченно вздохнул.

Пока Ботвинник доигрывал партию с белобрысым, Витька все думал: как половчее показать ему доску?

Но Ботвинник