Портрет художника в старости - Джозеф Хеллер

Грегг полз, держась поближе к домам и подальше от подошв пешеходов. На одном углу стоял торговец с большой тележкой, в нос ударил аромат кипящего кофе. Грегг почувствовал дурманящий приступ голода и вспомнил, что сегодня не завтракал. Он медлил, вдыхая острый запах жареных колбасок. Рудиментарным рефлекторным движением он поднял заднюю ногу к правому бедру, чтобы убедиться, что не оставил бумажник дома, но, спохватившись, горько улыбнулся — вернее, улыбнулся бы, будь у него лицевые мускулы и лицо вообще. Нащупай он бумажник с деньгами, он не сумел бы достать его из кармана — если бы у него был карман. Достань он деньги из бумажника, он не сумел бы подать их торговцу. Даже заплатив за кофе, он не смог бы его выпить, и это хорошо. Иначе он, вероятно, утонул бы в стаканчике или ошпарился насмерть. До него начало доходить, что жучья жизнь куда труднее, чем казалось поначалу. Любознательный по натуре и роду занятий, в иных условиях Грегг с интересом воспользовался бы возможностью посмотреть, как существует другая половина животного мира. Но сейчас не время. Сейчас он голоден и на грани отчаяния.

Через полквартала Грегг набрел на груду отходов, выставленных для вывоза. Возле мусорного бака валялась большая коробка из гофрированного картона. Он залез внутрь и поел клея. Клей был неплох на вкус и вполне питателен, так что, увидев вскоре еще одну коробку, он вторично забрался внутрь и полизал клейкую стенку. В углу коробки сбилась кучка черных муравьев, они о чем-то горячо спорили. В коробку между тем сбегались десятки и сотни других муравьев, и Грегг счел за благо поскорее унести ноги. Через некоторое время к нему подбежал таракан и стал неприязненно его осматривать. Грегг поспешил убраться подобру-поздорову. Таракан был грязно-коричневый, безобразный. Потом Грегг увидел в зеркальной плитке свое отражение: увы, никакой он не божий бычок, а такое же бурое и безобразное насекомое. Он упорно продвигался вперед, остерегаясь ос, голубей и крылатых хищников, которые могли принять его за лакомый кусочек. Чудом преодолев расстояние, преграды, опасности, он наконец подполз к главному входу в здание Голдмена Сакса. Какая, однако, удача! Вон остановился его приятель и коллега Сэнди Смит, делает последнюю затяжку перед тем, как войти во вращающиеся двери. Грегг украдкой подполз к нему, зацепился за брюки и залез под отворот. Смит ничего не заметил. Благодаря этой уловке путешествие по вестибюлю и вверх на лифте до нужного этажа вышло менее рискованным и тяжелым. Вместе с Сэнди он миновал приемную компании. У поворота в коридор, ведущий к его кабинету, он отцепился от приятеля, осторожно просеменил мимо секретарши, обслуживающей его самого и еще двоих ответственных лиц. Секретарша разговаривала по телефону со своей матушкой — она, казалось, только тем и занималась, что разговаривала по телефону со своей матушкой, но у него всегда не хватало духу завести с коллегами разговор на предмет ее увольнения. Прокравшись в свой кабинет, естественно, пустой, Грегг испустил глубокий вздох облегчения и задумчиво огляделся, не зная, что делать дальше, чтобы его не нашли. Надо спрятаться в укромном местечке, пока он не придумает что-нибудь получше. Напрягая все силы, он вскарабкался по ножке стола наверх, протиснулся в телефонный аппарат и наметил, кому стоит позвонить, когда и если он сможет это сделать. Набрать нужный номер не составляет труда: надо только быстро прыгать с одного контакта на другой. Он был совершенно измождён долгим пешим путешествием по Манхэттену и подъемом на письменный стол. Панцирь на спине давил немилосердно, будто весил тонну. Ему необходимо прилечь и отдохнуть. Но едва он устроился поудобнее на колыбельке из проводов, как в комнату с шумом вошли, и он узнал голоса. Это были Мел и Эрв, его коллеги, такие же ответственные лица из соседних кабинетов. У них бывали общие дела. Грегг затаил дыхание, стараясь ни единым звуком не выдать себя.

— Его еще нет, — сказал один из вошедших.

— Тем лучше, обойдемся без него, — отозвался другой. — Ты ведь знаешь Грегга. У него сразу нашелся бы миллион возражений. Помешал бы нам, это точно. А так провернем дело одни и скажем, что он был за. Хотя наверняка он был бы против. Не в его, видите ли, правилах.

— Почему он такой? Принципиальный поц?

Грегга затрясло.

— Гены, наверное. В них все дело.

— Разве у нас у всех не одинаковые гены?

— Не знаю, это не по моей части. Значит, у него особые. Или, может быть, не хватает какого, как у других винтика не хватает. Что мы имеем? Его персональный фирменный бланк и график сделок. Этого достаточно. А подпись пара пустяков подделать. Итак, делаем, как договорились. Составляем гарантию размещения выпуска облигаций на рынке… даже если они скорее всего обесценятся.

— А это этично?

— Нет. Но этика не по нашей части. Мы должны делать деньги. Это наша обязанность. Нам за это деньги платят. Такой ход — верняк. Большой барыш будет.

— Ты уверен, что они обесценятся?

— Ты что, с луны свалился? Это же русские облигации. Мы контролируем их стоимость. Потом мы по-быстрому распродаем их крупными пакетами нашим лучшим постоянным клиентам. Деньги — на нашем счету, задолго до того как облигации превратятся в пустую бумагу. Компании хороший доход, а нам — хорошее вознаграждение.

— А те, кому мы их сбросим, не будут в претензии?

— Не-а. Для них это семечки. Они ведь знают, что раз на раз не приходится. Да и хорошую шутку понимают. А вообще, когда они узнают, нас с тобой здесь уже не будет. Найдем получше работенку. Давай-ка сматываться, пока Грегг не явился. Еще успеем без него провернуть.

— А как насчет Гэса?

— Что насчет Гэса?

— Как он отнесется, когда узнает? Может, ему не понравится.

— Ты что, Гэса не знаешь? Эта старая лиса и знать не хочет о том, что может ему не понравиться. Ему лишь бы денежки для компании капали. Вот мы и делаем, чтобы капали. Кроме того, не исключено, что он вообще ничего не узнает. Если узнает, не исключено, что не будет катить на нас бочку. А если будет, мы свалим все на Грегга. Скажем, что мы, мол, не в курсе. О'кей?

— Здорово придумано!

Возмущенный Грегг был готов взорваться. Он не возражал, что его назвали принципиальным: в устах прохвоста это звучало как похвала, но слышать, как тебя обзывают поцем, — это уж слишком! Он не мог… старался, но не мог сдержать себя.

— Эй вы, погодите! — гневно и властно крикнул он изо всех сил, кровь прилила к его лицу, вернее, к тому, что у него было вместо лица. Но телефонный аппарат — плохой резонатор, и вместо громкого восклицания оттуда раздалось жалкое слабенькое стрекотание.

Растерявшиеся Мел и Эрв разом посмотрели друг на друга.

— Ты что сказал? — хором спросили они.

— А разве не ты сказал? — так же хором ответили оба.

— Нет, я думал, ты, — сказали оба одновременно.

— Нет, не я. — Снова оба разом.

— Ладно, — удалось выговорить одному. — Давай сматываться. А то этот принципиальный поц в самом деле явится.

— Давай.

Грегг хотел было кинуться вдогонку за ними, но пока он выпутывал ноги из сплетения проводов, их и след простыл. Высвободившись наконец, он решил немедленно телефонировать Гэсу. Голос у него есть, внутренний номер Гэса он помнил и начал скакать с одного контакта на другой. Секретарша, к счастью, была все еще поглощена разговором с матушкой. Гэс действительно был старый хитрый лис, не желающий видеть и слышать того, что может ему не понравиться, и Греггу редко удавалось застать старого сыча на месте. Не оказалось его на месте и сейчас.

Потерпев неудачу с Гэсом, Грегг сделал наиболее очевидную вещь: он набрал номер своего врача, чтобы объяснить свое состояние и потребовать противожучья.

Видимо, кто-то оклеветал его врача: не совершив ничего дурного, тот за одну ночь тоже превратился в насекомое — уховертку.

Затем Грегг позвонил своему психиатру, но, видимо, кто-то наклеветал и на нее. Не сделав ничего дурного, она перевоплотилась в птичку-пересмешника.

Он по очереди попробовал позвонить своему адвокату, своему конгрессмену и своему сенатору, но, видимо, кто-то наговорил про них гнусной неправды или неприятной правды, потому что они превратились один в пиявку, другой в клеща, третий — в какого-то неизвестного экзотического паразита.

Грегг позвонил в Белый дом, но кто-то, должно быть, высказал правду и о президенте, так как тот в отупении очнулся после беспокойного сна в обличье многоликого хамелеона.

В полнейшем отчаянии Грегг набрал номер своего духовника, но тот тоже пал жертвой злостного наговора».

Порху теперь понял, что Кафка был абсолютно прав, закончив свой рассказ так, как закончил, а не так, как намеревался он сам, — трагической развязкой для жука, который избавляется от злого духа и испускает дух, и хэппи-эндом для остальных членов семьи, которая начинает процветать, избавившись от позора, воплощенного в сыне и брате.