Идеальный партнёр - Виктория Миллиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прижал Лору к себе и почувствовал её губы между ключиц. А потом - на сгибе руки и до самой ладони.
- Я обожаю твои руки. С ума схожу. Я ревную, когда ты ходишь в рубашке с коротким рукавом. Ты как голый. Все женщины смотрят на них. Как я бы ходила с открытой грудью. Неприлично.
- Никогда не замечал, чтобы кто-нибудь обращал внимание.
- Тогда они ничего не понимают. Фригидные дуры.
- Я так рад!
- Этому?
- Нет. Что у меня такие глаза. И руки. Что я красивый.
- Ты ещё очень скромный!
- Правда, Малыш, - тихо и задумчиво продолжил он. - Подумай: ведь это могло быть не так. Я мог быть толстым, уродливым. Я любил бы тебя точно так же. До смерти. И у меня не было бы никаких шансов! - Он чуть не добавил: "Бедный Джино!"
К концу сентября его отношения с Джино наладились. Любовь не разъёдинила, а, напротив, объединила их общей тайной. Такой ли уж тайной?
17
В воскресенье вечером они пошли в кино. На Cust Away в "Синемакс". А днем была хорошая погода, и Лора хотела пойти погулять на Бланкенезе. Это место на Эльбе она любила больше всего в Гамбурге, даже больше, чем Альстер. К тому же сейчас там было полно ежевики. Кусты с огромными и необычайно сладкими - из-за тёплой, солнечной осени - ягодами тянулись далеко вдоль реки.
- Поедем к ежевике?
- О, Малыш, не лишай! Сегодня гонка. И вчера квалификацию взял Микки. Неужели он не выиграет этот сезон?
- А ты что, не за Шумахера болеешь?
- Как тебе сказать. Во-первых, я люблю драматизм. Когда всё решается задолго до конца сезона - неинтересно. И для рекламы это плохо. А болею... Микки симпатичен мне, но болею я всё равно за Шумми. Да. Конечно. Но это не выбираешь!
- Боление я не понимаю. Какое-то добровольное помешательство. Массовое. В мире столько проблем: смерть, голод, там бездомных детей отстреливают, как собак. Помнишь эту статью? Сочувствие есть, я не хочу сказать. Но вдруг футбол, гонка - и всё забыто. Ведь ни англичане, ни немцы по другим поводам не проявляют чувства так открыто.
- Ты слишком строго судишь. Не может же быть, чтобы миллионы людей во всём мире были идиотами. Просто из общих соображений.
- Так что это за феномен?
- Спорт - драма. Заметь, не трагедия, но очень хорошая драма, происходящая в реальном масштабе времени. Всё - чистая правда и происходит сейчас. Это очень сильно, но не опасно. Я уже думал об этом раньше. Опасности нет, можно расслабиться и не стыдиться проявлять свои эмоции на стадионе. Ты же не зря упомянула немцев и англичан. Среди нас-то менее всего принято выражать свои чувства открыто. Но стресс нужно снимать. Это как американское кино.
- Ты скажи ещё, что там всё правда! Эти Happy ends! - Она сморщилась.
- Тут немного другое. Голливудское кино доставляет чисто физиологическое удовольствие. Как хорошая еда. А что касается Happy ends - ты же не пойдёшь в ресторан, заранее зная, что ничем хорошим это не кончится. Потом придётся всё отдать назад.
Она расхохоталась:
- Очень образно.
- Но это так. Закон жанра. Не нужно требовать то, что жанру не принадлежит. Мы все знаем, что идём смотреть. Action - это же цирк. Профессионализм. Когда добротно сделано. Но это больше, чем цирк. Эмоция заражает. Ты отождествляешь себя с героем. Переживаешь с ним, прорываешься. Чистая физиология. Опасности реалистичны! Но они почти как живые. Почти! Я знаю заранее, что всё кончится хорошо. Мне не нужен лишний стресс. Его мне в жизни достаточно. Нам всем. Всем этим миллионам. Здесь я хочу победить. И мне это потом поможет в жизни. Оптимизм этих фильмов, которые снобы называют кичем, помогает нам жить. Мне ещё в кино плакать не хватало! За свои собственные деньги. Малыш, никогда не принимай простых людей за идиотов. Это очень вредно для бизнеса. Как директор по маркетингу тебе говорю.
- Гимн голливудскому кино. Никогда не слышала. Интересно, я подумаю об этом. Тогда пойдём в кино.
Хайнц не раздумывал долго. Тут же позвонил в "Синемакс" и заказал билеты.
Тема, однако, себя не исчерпала.
- Ты говоришь с таким напором, Хайнц, что я сразу даже не нахожу, что ответить. Но я не совсем с тобой согласна. Особенно по поводу "плакать за свои деньги". Тогда получается, что настоящей жизни, трагедии нет места в кино.
- Конечно, я утрирую. Излагаю в доступной форме.
- Бессовестный! Потом ещё не доволен суфражистками.
- Но если серьёзно, таланту всюду есть место. В любом жанре. Только законы жанра надо соблюдать. Таланты это могут. Всё просто, - он увидел, что она хочет ответить, но перебил: - Малыш, есть вещи, которые я не переношу в кино. Отсутствие темпа. Это не живые картины, это - другой вид искусства. Извини, но ваш, русский кинематограф заражен этим больше, чем другие. Меня тягучесть раздражает. Как камень в ботинке. Я не могу реагировать на пейзажи, когда у меня в ботинке камень.
- Такой кинематограф просто не соответствует твоему темпераменту.
- Ах, оставь. Я не южанин. Я очень сдержан в отношениях с людьми. Ты - другое дело. С тобою я сам себя не узнаю. Знаешь, ты изменила меня. Нет. Не возражай. Я никогда себя так не вёл с женщиной. И не мог так себя вести. Я был другим.
- Нет, Хайнц. Не бывает. Такого не бывает. Всё в тебе было. Кто-то должен был только открыть этот ящичек. Темперамент у тебя всегда был, иначе чего бы ты добился в жизни?
18
Вышли они немного раньше, чтобы за полчаса забрать заказанные по телефону билеты.
- Тебе нравится Том Хэнкс? Кто твой любимый актёр? - Хайнц ожидал, что она будет думать, но Лора ответила сразу:
- Джон Траволта.
- Этого ещё не хватало! И так быстро отвечаешь! Что в нём такого? После Pulp Fiction ни одного хорошего фильма.
- Это неправда. Ты из ревности так говоришь.
- Я смотрел до того. И мне не понравилось.
- Наверное, он на тебя немного похож.
- Он на меня ни капли не похож. Это возмутительная и наглая ложь! Ни в чём. Я даже и близко не такой толстый.
- Хорошо-хорошо. Ты - между Saturday Night Fever и Pulp Fiction. Но тот же тип. Я всегда чувствовала, что мне нужно.
- Я намного ближе к Saturday Night Fever, - примирительно пробурчал Хайнц, потом хмыкнул: - Джон Траволта. Мне так никто не нравится, даже и не снится.
- Правда?
- Иногда снятся две. Но обе - ты. А тебе снятся эротические сны?
- Нет. Уже давно.
- А фантазии? Есть у тебя какие-нибудь фантазии? Что-нибудь такое, что даже себе не говоришь. Не формулируешь.
Она помолчала, думая.
- Да.
- Скажи.
- Нет.
- Ну, Рыжий! Я тебе всё говорю.
- Я хочу, чтобы нас с тобою кто-то увидел, - она смущенно уткнулась ему в грудь.