Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В любом случае Лёшкины знания в медицине на голову превосходили современных докторов. Даже я и то больше знал, несмотря на то что по специальности пищевик-технолог. В двадцать первом веке детям в школах дают основы оказания первой помощи, а уж про «мойте руки перед едой» и говорить не стоит.
Брошюрку о гигиене Куроедову отпечатали достаточно быстро и добавили красивые иллюстрации. Меня заинтересовал вопрос цензуры, который существовал в России. С удивлением узнал, что нас это не касается. В смысле мы вольны тратить деньги и печатать всё что угодно. Зато с распространением возможны проблемы. Все книготорговцы обязаны предоставлять реестры изданий, которыми намеревались торговать.
Цензоры могли уничтожить целые страницы из книг иностранных авторов. Как они отнесутся к брошюре по гигиене, идей не было. С другой стороны, если кто там и мог заметить «крамолу», так это здешние доктора, пренебрегающие элементарными правилами гигиены. Небольшую критику в их адрес мы написали, ссылаясь на недавнюю эпидемию холеры. С этим фактом мало кто мог поспорить. Остальные пункты брошюры тоже имели логичное обоснование с подробным описанием. К примеру, почему не стоит чистить зубы перетёртым кирпичом и как важна чистота тела для профилактики многих заболеваний.
То что для меня было само собой разумеющимся, поголовно для всех местных казалось странным. Алексей психовал и отказывался ходить на всякие собрания, куда его зазывали «светила медицины». Правда, когда Куроедов отпечатал брошюрки, то Лёшка стал их раздавать на подобных сборищах бесплатно. Ксенофонт Данилович не возражал, разумно рассудив, что это своего рода реклама на его продукцию.
Доктора снова и снова подвергали сомнению методы лечения Пушкина. Кто-то высказывался, что это противоречит христианской догме и чему-то там ещё. Половина этих идиотов доказывала, что и без операции на брюшной полости пациент выжил бы. И если со стороны Пушкина претензий не было, то медицинская братия решила подать в суд, обвинив Алексея в незаконной практике без надлежащего документа.
Собственно, тут они были правы. Разволновался я сильно. Стал расспрашивать Куроедова об адвокатах и с удивлением узнал, что судоустройство сейчас такое, что впору сбежать из России, чем судиться. Адвокаты? Не… не слышали. Законы такие, что их можно против всякого повернуть. Государь Николай I сам лично разбирает вопросы наследства среди дворян, решая судьбы, ссылая или отдавая в солдаты вольнодумцев, и ещё карал детей за непочтение к родителям. Скоро ожидается реформа судебной системы. Пока же лучше не попадать в суды. Единственная возможность у Алексея выкрутиться — это использовать общественное мнение. Стояли же люди под окнами, когда Пушкина ранили.
Куроедов предложил более простое решение. Мы же в здании Санкт-Петербургского университета картину выставляем. Пусть ректор в большей степени историк, зато факультет юриспруденции здесь имеется.
Сам Алексей больше надеялся на то самое мнение интеллигенции. Написал статьи и разнёс их по газетам. Основной упор он делал на то, что оказывал первую помощь пострадавшему. Мол, перевязать рану на месте трагедии может любой человек. Почему же ему это поставили в вину? Ах, он же позже пулю извлёк. Так это по доброте душевной. Случайно с собой имелся набор инструментов, который господин Данилов для лечения лошадей использует. Нет-нет, ни в коем разе он не сравнивает Пушкина с конём, а поясняет причину операции.
Повезло, что камердинер Пушкина в ту ночь бегал за доктором, и не за одним. Обошёл три адреса — все отказались. Слуга больше искать не стал, убедившись, что Алексей справляется. Через сутки пришёл Карл Задлер и почти одновременно с ним врач-акушер Шольц. К чему там нужен был акушер, я сначала не понял. Лёшка объяснил, что этот доктор, оказывается, Дантеса смотрел, а позже решил проведать и противника.
Оба доктора замечаний в методах лечения не сделали. Это потом, спустя две недели, другие доктора подняли крик.
— Чтоб я ещё кого-то взялся лечить! — возмущался Алексей, убирая подальше ценный чемоданчик с инструментами.
Вообще-то действительно приходили какие-то болезные. Вначале было не до них (у нас выставка), а после я велел всех гнать взашей. В Петербурге хватает докторов, имеющих необходимые документы.
Повезло, что реально дело до судебного разбирательства не дошло. Пушкин кому-то прошение написал, супруга его, с императорской семьёй знакомая, замолвила словечко. Алексей ещё выпросил расписку от Пушкина, что тот никаких претензий не имеет, и к ней дополнительно черновик каких-то стихов. Предполагаю, что это он взял для своих вероятных потомков. Другой пользы от этих бумаг я не видел.
Кроме прошения Пушкина, сработали гневные статьи в газетах. Результатом стал очередной всплеск интереса к «Флибустьерам». Мы стали модными, обсуждаемыми, и не из-за самого полотна. Консервативные взгляды в искусстве не так-то просто изменить. Зато у нас имелось много чего другого. Новые пигменты — это не только краски, это открытия в области химии. И между прочим, все они принадлежат России. По идее, учёные должны гордиться, что в их рядах появились мы. Особой гордости я не заметил, но популярность точно возросла.
— У нас ещё гигиенические наборы, — не забывал вставлять по любому поводу Куроедов. — А вы в курсе, что липовый цвет жар снижает, воспаления лечит, а ещё замедляет старение и улучшает цвет лица? Наши сборы трав сам святой старец Самарский освятил!
— Во заливает! — искренне восхищался Алексей.
— Чистая правда. И травы есть, и отец Нестор к ним в комплекте.
— Думаешь, поедут в нашу глушь покупать? — усомнился друг. — Те же липы и здесь растут.
— Расти-то они растут, но «святого старца» нет.
— Может и сработать, — задумчиво почесал Лёшка подбородок. — Жаль, что мы со спичками пролетели.
— Ничего, через годик нагрянем с плэнерными пейзажами. Или что ты там собирался популяризировать? Тогда уже и спички активно разрекламируем, а пока не спеша продадим то, что имеем. Может, и медицинский справочник успеем напечатать.
— За справочник эти доктора побьют нас палками, — буркнул Лёшка в ответ. — Ты просто не слышал, как они дружно утверждали, что раз микробы маленькие, то не стоит такой мелочи опасаться.
— Напечатаем книгу, отдадим в продажу перед отъездом и рванём побыстрее домой, — усмехнулся я. — Пусть догоняют.
На самом деле с отъездом мы уже никуда не спешили. До того как вскроется лёд на Волге, не успевали стопроцентно. Значит, и не стоит торопиться. Главное, вернуться до середины мая, до Лизиных родов. Дело такое деликатное, но в случае проблем