Психология - Уильям Джеймс

Тождествен воспринимаемый нами объект, а не на- ши ощущения: мы слышим несколько раз подряд ту же ноту, мы видим зеленый цвет того же качества, обоня- ем те же духи или испытываем боль того же рода. Ре- альности, объективные или субъективные, в постоянное сущес'1вование которых мы верим, по-видимому, снова и снова предстают перед нашим сознанием и заставля- ют нас из-за нашей невнимательности предполагать, будто идеи о них суть одни и те же идеи. Когда мы дойдем до главы «Восприятие», мы увидим, как глубоко укоренилась в нас привычка пользоваться чувсгвснны- ми впечатлениями как показателями реального присут- ствия объектов. Трава, на которую я гляжу из окошка, кажется мне того же цвета и на солнечной, и на теневой стороне, а между гем художник, изображая на полотне эту траву, чтобы вызвать реальный эффект, в одном случае прибегает к темно-коричневой краске, в дру- гом—к светло-желюй. Вообще говоря, мы не обраща- ет»! особого внимания на то, как различно те же пред- меты выглядят, звуча! и пахнут на различных расстоя- ниях и при различной окружающей обстановке. Мы стараемся убедиться лишь в тождественности вещей, и любые ощущения, удостоверяющие нас в этом при гру-бом способе оценки, будут сами казаться нам тожде- ственными.

Благодаря этому обстоятельству свидетельство о субъективном тождестве различных ощущений не имеет никакой цены в качестве доказательства реальности из- вестного факта. Вся история душевного явления, назы-

60

ваемого ощущением, может ярко иллюстрировать нашу неспособность сказать, совершенно ли одинаковы два порознь воспринятых нами чувственных впечатления или нет. Внимание наше привлекается не столько абсо- лютным качеством впечатления, сколько тем поводом, который данное впечатление может дать к одновремен- ному возникновению других впечатлений. На темном фоне менее темный предмет кажется белым. Гельм- гольц вычислил, что белый мрамор на картине, изобра- жающей мраморное здание, освещенное луной, при дневном свете в 10 или 20 тыс. раз ярче' мрамора, осве- щенного настоящим лунным светом.

Такого рода разница никогда не могла быть непос- редственно познана чувственным образом: ее можно было определить только рядом побочных соображений. Это обстоятельство заставляет нас предполагать, что на- ша чувственная восприимчивость постоянно изменяется, так что один и тот же предмет редко вызывает у нас прежнее ощущение. Чувствительность наша изменяется в зависимости от того, бодрствуем мы или нас клонит ко сну, сыты мы или голодны, утомлены или нет; она различна днем и ночью, зимой и летом, в детстве, зре- лом возрасте и в старости. И тем не менее мы нисколь- ко не сомневаемся, что наши ощущения раскрывают пе- ред нами все тот же мир с теми же чувственными каче- ствами и с теми же чувственными объектами. Изменчи- вость чувствительности лучше всего можно наблюдать на том, какие различные эмоции вызывают в нас те же вещи в различных возрастах или при различных на- строениях духа в зависимости от органических причин. То, что раньше казалось ярким и возбуждающим, вдруг становится избитым, скучным, бесполезным; пение птиц вдруг начинает казаться монотонным, завывание ветра—печальным, вид неба — мрачным.

К этим косвенным соображениям в пользу того, что наши ощущения в зависимости от изменчивости нашей чувствительности постоянно изменяются, можно при- бавить еще одно доказательство физиологического ха- рактера. Каждому ощущению соответствует определен- ный процесс в мозгу. Для того чтобы ощущение повто- рилось с абсолютной точностью, нужно, чтобы мозг после первого ощущения не подвергался абсолютно ни- какому изменению. Но последнее, строго говоря, физио- логически невозможно, следовательно, и абсолютно точ- ное повторение прежнего ощущения невозможно, ибо

61

мы должны предполагать, что каждому изменению мозга, как бы оно ни было мало, соответствует некото- рое изменение в сознании, которому служит данный мозг.

Но если так легко обнаружить неосновательность мысли, будто простейшие ощущения могут повторятьсянеизменным образом, то еще более неосновательным должно казаться нам мнение, будто та же неизменная повторяемость наблюдается в более сложных формах сознания. Ведь .ясно, как Божий день, что состояния на- шего ума никогда не бывают абсолютно тождественны- ми. Каждая отдельная мысль о каком-нибудь предмете, строго говоря, есть уникальная и имеет лишь родовое сходство с другими нашими мыслями о том же предме-те. Когда повторяются прежние факты, мы должны думать о них по-новому, глядеть на них под другим уг- лом, открывать в них новые стороны. И мысль, с помо- щью которой мы познаем эти факты, всегда есть мысль о предмете плюс новые отношения, в которые он постав- лен, мысль, связанная с сознанием того, что сопровож- дает ее в виде неясных деталей. Нередко мы сами по- ражаемся странной переменой в наших взглядах на один и тот же предмет. Мы удивляемся, как могли мы думать известным образом о каком-нибудь предмете месяц тому назад. Мы переросли возможность такого образа мыслей, а как — мы и сами не знаем.

С каждым годом те же явления представляются нам совершенно в новом свете. То, что казалось призрачным, стало вдруг реальным, и то, что прежде производило впечатление, теперь более не привлекает. Друзья, кото- рыми мы дорожили, превратились в бледные тени прош- лого; женщины, казавшиеся нам когда-то неземными созданиями, звезды, леса и воды со временем стали казаться скучными и прозаичными; юные девы, которых мы некогда окружали каким-то небесным ореолом, ста-норятся с течением времени в наших глазах самыми обыкновенными земными существами, картины — бессо- держательными, книги... Но разве в произведениях Гёте так много таинственной глубины? Разве уж так содер- жательны сочинения Дж. Ст. Милля, как это нам каза- лось прежде? Предаваясь менее наслаждениям, мы все более и более погружаемся в обыденную работу, все бо- лее и более проникаемся сознанием важности труда на пользу общества и других общественных обязанностей.

Мне кажется, что анализ цельных, конкретных со-

62

стояний сознания, сменяющих друг друга, есть един- ственный правильный психологический метод, как бы ни было трудно строго провести его через все частности исследования. Если вначале он и покажется читателю темным, то при дальнейшем изложении его значение прояснится. Пока замечу только, что, если этот метод правилен, выставленное мною выше положение о невоз- можности двух абсолютно одинаковых идей в сознании также истинно. Это утверждение более важно в теоре-тическом отношении, чем кажется с первого взгляда, ибо, принимая его, мы совершенно расходимся даже в основных положениях с психологическими теориямилокковской и гербартовский школ, которые имели когда- то почти безграничное влияние в Германии и у нас вАмерике. Без сомнения, часто удобно придерживаться своего рода атомизма при объяснении душевных явле- ний, рассматривая высшие состояния сознания как аг- регаты неизменяющихся элементарных идей, которые непрерывно сменяют друг друга. Подобным же обра- зом часто бывает удобно рассматривать кривые линии как линии, состоящие из весьма малых прямых, а элек- тричество и нервные токи—как известного рода жид- кости. Но во всех этих случаях мы не должны забы- вать, что употребляем символические выражения, кото- рым в природе ничего не соответствует. Неизменно существующая идея, появляющаяся время от времени перед нашим сознанием, есть фантастическая фикция.

В каждом личном сознании процесс мышления за- метным образом непрерывен. Непрерывным рядом я могу назвать только такой, в котором нет перерывов и делений. Мы можем представить себе только два рода перерывов в сознании: или временные пробелы, в тече- ние которых сознание отсутствует, или столь резкую перемену в содержании познаваемого, что последую- щее не имеет в сознании никакого отношения к предше- ствующему. Положение «сознание непрерывно» заклю- чает в себе две мысли: 1) мы сознаем душевные, состоя- ния, предшествующие временному пробелу и следующие за ним как части одной и той же личности; 2) перемены в качественном содержании сознания никогда не совер- шаются резко.

Разберем сначала первый, более простой случаи. Когда спавшие на одной кровати Петр и Павел просы-паются и начинают припоминать прошлое, каждый из них ставит данную минуту в связь с собственным прош-

63

лым. Подобно тому как ток анода, зарытого в землю, безошибочно находит соответствующий ему катод черезвсе промежуточные вещества, так настоящее Петра вступает в связь с его прошедшим и никогда не спле- тается по ошибке с прошлым Павла. Так же мало спо- собно ошибиться сознание Павла. Прошедшее Петра присваивается только его настоящим. Он может иметь совершенно верные сведения о том состоянии дремоты, после которого Павел погрузился в сон, но это знание, безусловно, отличается от сознания его собственною прошлого. Собственные состояния сознания Петр помнит, а Павловы только представляет себе. Припоминание аналогично непосредственному ощущению: его объект всегда бывает проникнут живостью и родственностью, которых нет у объекта простого воображения. Этими качествами живости, родственности и непосредственно- сти обладаег настоящее Петра.