Ветер богов - Богдан Сушинский

— …В соболях-алмазах! — только и мог поддержать это монашеское нравоучение Семенов.

Он не уловил, по какому знаку капитана полковник Исимура решил, что он здесь лишний, но тот неожиданно поднялся и, вежливо откланявшись обоим, оставил двух генералов тет-а-тет.

— Господин полковник утверждает, что его разведке ничего не известно о судьбе ротмистра Курбатова.

— Уже подполковника Курбатова, — уточнил Семенов, все еще не прощая вежливо нанесенного ему оскорбления.

Появилась официантка с чашками чая на подносе. Мельком ощупав ее взглядом, командующий самодовольно признал, что этой лошадинолицей япошке далеко до его Сото. Но сразу же вспомнил, что еще одна такая ссора с японцами, и его япошка может исчезнуть навсегда.

«Когда же это кончится?! — мысленно возмутился он. Но тотчас же объяснил себе: — А только тогда, когда боги начнут сверять свои желания по желаниям его величества императора страны Даурии Семенова. Но тогда вопрос: когда это настанет?»

— Последние сведения, поступившие от группы легионера, подтверждали, что Сибирь, до самого Урала, он уже прошел. Где он там исчез на российских равнинах, сие мне, в соболях-алмазах, неведомо. Но только верится, что и Европу этот казак тоже пройдет. Есть в нем что-то такое, что не позволяет поставить его рядом с сотней других рубак.

— Мы тоже получили от своего агента сообщение, что Курбатов зарегистрирован на контрольном пункте в Воронеже. Больше сведений не поступало, больше сведений… Но пока он странствует, германцы уходят на запад. Опасаемся, что ему придется переходить линию фронта уже под Берлином. Это сразу же сведет на нет все наши усилия, сведет на нет…

— Так что будем предпринимать, в соболях-алмазах? Послать еще одну группу, но уже через Казахстан? И чтобы маршем, без диверсий?

— Вам нужно послать несколько групп. Больших групп. Не в Германию, а туда, за Амур, — вновь заулыбался Куроки. — Мы создали армию Семенова здесь, а нужно было создать ее за Байкалом и на Дальнем Востоке.

— Но нам не удастся создавать там целую армию. Кое-какое подполье — да. Небольшие отряды могут просуществовать месяц-другой, да и то лишь в ожидании нашего наступления. Зимой в сибирских лесах долго не попартизанишь.

— Нужно создавать отряды за Байкалом, — придурковато улыбался Куроки, указывая корявым пальцем куда-то в пространство, словно бы и не слышал объяснений командующего. — Семеновский корпус там… создавать. Когда начнет воевать корпус, армия Семенова тоже пойдет за Амур. Вы ведь этого хотите, генераль? — слово «генерал» Куроки так по-настоящему и не освоил, хотя в последнее время — видно, благодаря общению с белоэмигрантами — русский его стал намного чище и богаче. Вот только «генераль» по-прежнему получалось на французский манер.

— И что мы там станем делать, позвольте вас спросить? Пока мы поднимем восстание, Советы разделаются с Гитлером и перебросят к Амуру столько дивизий, что те сапогами нас затопчут. Фронтовиков бросят, прошедших всю Европу. Победителей. Какие силы я смогу противопоставить им, если ваша Квантунская до сих пор ни одного брода через Амур не прощупала?

— Мы вам поможем, господин генераль, мы вам… Мы дадим вам оружие. Вы сможете мобилизовать свой русский резерв…

«Да они же предают тебя, в соболях-алмазах! — вновь вспылил Семенов, поняв, к чему клонит Куроки. — Они вышвыривают тебя за дверь, как шелудивого пса на съедение голодной волчьей стае — вот чем они платят тебе за всю твою службу! Сабельно, азиат вашу мать, сабельно…»

— Коль уж выступать за Амур, то выступать вместе, господин генерал, — впервые назвал Семенов тот истинный чин, в котором пребывал мнимый переводчик.

— Генераль? — удивленно переспросил Куроки.

— Да, вы — генерал Судзуки. Мне это прекрасно известно. И впредь давайте говорить как генерал с генералом.

Какое-то время Судзуки оцепенело смотрел на командующего, не зная, как ему следует реагировать на это признание. Затем неожиданно взорвался:

— Правильно, я — генераль Судзуки. Но впредь вы, генераль, будете знать только то, что вам надлежит знать.

— …Если же Квантунская армия, — продолжал выплескивать свой гнев Семенов, уводя Судзуки от болезненной для него темы конспирации, — не собирается воевать с Россией, тогда не спешите изгонять нас. Куда нам теперь? На погибель, что ли? Мы еще понадобимся вам здесь. Нам еще вместе придется сражаться и на Амуре, и на Сунгари. И не надейтесь, генерал, что, разгромив германцев, большевики позволят вам, союзникам Гитлера, хоть полгода продержаться в Маньчжурии и вообще в Китае. Так что вы еще молиться будете на моих казачков-рубак, потому что ни в одной рубке-схватке с русскими вам не устоять. Это я вам говорю, русский казачий генерал Семенов.

— Когда русские разгромят германцев, мы с ними уже заключим мирный договор, когда русские разгромят… — в улыбке Судзуки не осталось уже ничего такого, что свидетельствовало бы о вежливости и традиционной сдержанности японцев. — Сталин не решится переходить Амур и начинать вторую великую войну — теперь уже в Азии. Так же, как мы не переходили Амур, когда он отступал к Москве.

— Просто вы еще не поняли, господин генерал, что имеете дело с коммунистами, в соболях-алмазах. Для которых понятие слова чести и верности договору абсолютно ничего не значит.

— То есть вы считаете, что они нападут на нас в любом случае? — предельно сузились глаза Судзуки, когда, перегнувшись через стол, он приблизил свое лицо к лицу атамана Семенова.

— Я в этом уверен, в соболях-алмазах. И не хотелось бы дожить до того дня, когда придется вспоминать о моем предупреждении, уже находясь в плену у красных. В одном лагере с вами.

Судзуки нервно рассмеялся и откинулся на спинку кресла. Пророчество относительно лагеря красных показалось ему на удивление забавным.

«А ведь он не понимает, что это не так уж смешно выглядит, как ему кажется», — с грустью подумал Семенов, вновь убеждаясь в том, что и в штабе Квантунской армии, и в самом Токио так до сих пор и не уяснили, какую непростительную глупость они совершают, пытаясь отсидеться за Амуром, словно юродивые на пепелище.

14

Пока в Генуэзском зале виллы собирались приглашенные на это секретное совещание, Скорцени сидел в глубоком кресле в отведенной ему комнатке с окном, выходящим на озеро, и просматривал изданную на итальянском и немецком брошюрку «Ветер богов» о японских камикадзе.

В переводе с японского, говорилось в ней, «камикадзе» означает «ветер богов», или «священный ветер». В японском языке это понятие появилось более семисот лет назад.

Зная, что к берегам Японии приближается огромная эскадра монгольского императора, японцы молили богов, чтобы они спасли их страну от нашествия и разорения. И боги услышали их молитвы. Налетевший тайфун оказался такой страшной силы, что многие корабли были почти мгновенно потоплены уже неподалеку от японских берегов, остальные основательно потрепаны и разбросаны по морю. Этот тайфун был назван ветром богов.

Помня о Божественном покровительстве императору, несколько лет назад японское командование основало на острове Формоза специальную военную базу, на которой начало формировать отряды военных летчиков-смертников. Всякий такой отряд насчитывает двадцать четыре пилота, каждый из которых является добровольцем и принимает обет война-самурая с клятвой пожертвовать жизнью во имя императора.

«Жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы», — вот та философская истина, в постижении которой японские камикадзе поднимаются в воздух на начиненных взрывчаткой самолетах, чтобы уже никогда больше не вернуться».

«Жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы»… — повторил Скорцени, швыряя брошюру на столик и решительно поднимаясь. — Не мешало бы сформулировать нечто подобное и для германских камикадзе. Попутно убедив наших смертников, что японская саке ничуть не священнее смертоубийственного германского шнапса. Уж относительно шнапса сомнений у них точно не возникнет».

Когда Скорцени вошел в Генуэзский зал, получивший свое название в связи с тем, что стены его были увешаны полотнами, с которых представали виды Генуи, все присутствовавшие там встали.

— Доктор фон Ультех, — назвал себя полукарлик в гражданском, и кирпичное гипертоническое лицо его обагрилось до такой степени, что, казалось, вот-вот самовозгорится. — Я представляю здесь интересы группенфюрера СС Ганса Каммлера[11].

— Точнее сказать, особую команду «Дора», которую этот группенфюрер возглавляет, — избавил Скорцени доктора от ненужных объяснений. — Вы обладаете достаточными полномочиями, чтобы вести переговоры?

— Достаточными для того, чтобы командир особой команды мог прислушиваться к моим советам.