Зеркало Урании - Еремей Парнов

"Аэлита", в которой впервые показано, как пролетарская революция становится не только всемирной, но всепланетной, была написана в поворотный для писателя период. А. Толстой создал эту удивительную, светлую, романтическую историю в самый разгар работы над «Сестрами», когда первая редакция — эмигрантская — уже была закончена, а вторая — советская — едва начата. И опять-таки не случайно именно эту, наполненную революционным пафосом вещь выбрал писатель для публичного чтения. Причем не где-нибудь, а в советском посольстве в Берлине, накануне возвращения на родину. Написанный в эмиграции роман был опубликован уже на родной земле. Впервые под заголовком "Закат Марса" он появился в шестой книжке "Красной нови" за 1923 год. Небезынтересно, что релятивистский принцип нашел воплощение и в «Аэлите». Время в аппарате, летящем к Марсу, течет отлично от земного.

Объясняя Гусеву суть релятивистского смещения, Лось говорит:

"Впоследствии можно будет построить большой аппарат, снабдить его на полгода запасом пищи, кислорода и ультралиддита и предлагать каким-нибудь чудакам: вам не нравится жить в наше время, хотите жить через сто лет? Для этого нужно только запастись терпением на полгода, просидеть в этой коробке, но зато — какая жизнь! Вы перескочите через столетие. И отправлять их со скоростью света на полгода в межзвездное пространство. Поскучают, обрастут бородой, вернутся, а на земле — золотой век".

Так называемый "парадокс близнецов" Эйзенштейна (замедление времени в звездолете, летящем со скоростью, близкой к световой) был проверен и блистательно подтвержден уже в наше время на мю-мезонах. Многие современные фантасты отдали ему щедрую дань.

Куприн первым почувствовал зарождение соблазнительной технократической идеи, но прошло совсем немного времени, и А. Толстой развенчал новорожденную утопию в земном (Гарин) и марсианском (Тускуб) вариантах. Тот самый гр. А. Толстой, который написал и фантастический рассказ "Граф Калиостро", традиционно «страшный», «готический», но одновременно удивительно озорной! Очень близкий к "Звезде Соломона" А. И. Куприна…

Какое тесное взаимодействие науки и фантастики, какой мощный целенаправленный поток идей! Даже свой яйцеобразный летательный аппарат автор «Аэлиты» «построил» почти точно по чертежам К. Э. Циолковского, гениального провозвестника космической эры. Да, нестареющая фантастика А. Толстого родилась не на пустом месте. У создателя гиперболоида и марсианской ракеты были предшественники и современники. У него есть и будут потомки.

С необыкновенной зоркостью он подмечал новое. «Аэлиту» от "Гиперболоида инженера Гарина" отделяют каких-нибудь три с небольшим года. Но как не схож уже научный колорит этих книг. Да и Петроград Лося и Гусева существенно отличается от Ленинграда Тарашкина и Шельги. Не менее чем сам Лось — от молодого ученого Хлынова. Это было знамением времени. Страна перестала быть полем сражения, она превращалась в исполинскую строительную площадку. Каналы, железные дороги, шахты, металлургические гиганты, электростанции — все это возводилось с неслыханной доселе широтой и размахом. Такому грандиозному строительству должна была отвечать и соответствующая научно-техническая база.

Создавалась та особая научная атмосфера, без которой уже немыслим современный мир.

Кроме «Аэлиты», "Гиперболоида инженера Гарина" и "Графа Калиостро", А. Толстой написал еще и небольшую научно-фантастическую повесть "Союз пяти" (1924), главный герой которой миллиардер Игнатий Руфф послужил писателю в качестве "пробной модели" Роллинга.

Подобно тому как Гарин вместе с Роллингом захватывает власть, взрывая золотой паритет, Руфф со своими сообщниками вызвал всемирную панику и биржевую лихорадку бомбардировкой Луны. Небезынтересно, что безумный проект осуществился с помощью все тех же яйцевидных ракет, работающих на ультралиддите. Более того, в повести сказано, что межпланетные корабли созданы по чертежам русского инженера Лося. Это явно свидетельствует о преемственности научно-фантастических идей А. Толстого, о непрерывности его эволюции как фантаста. "Союз пяти", таким образом, играет роль соединительного звена между обоими фантастическими романами.

Едва ли можно сомневаться в том, что А. Толстой питал постоянную тягу к фантастике, позволяющей заострить любую ситуацию и любую идею представить в выпуклом гиперболическом зеркале.

По словам Н. Крандиевской, Алексей Николаевич Толстой с увлечением мечтал написать когда-нибудь "роман с привидениями, с подземельями, с зарытыми кладами, со всякой чертовщиной. С детских лет неутолена эта мечта".

Чтобы убедиться в том, насколько большое место занимала в жизни и творчестве А. Толстого научная фантастика, необходимо хоть одним глазком заглянуть в его творческую лабораторию: "…я пользуюсь всяким материалом: от специальных книг (физика, астрономия, геохимия) до анекдотов. Когда писал "Гиперболоид инженера Гарина" (старый знакомый, Оленин, рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида; инженер, сделавший это открытие, погиб в 1918 году в Сибири), пришлось ознакомиться с новейшими теориями молекулярной физики. Много помог мне академик П. П. Лазарев".

А. Толстой был по образованию инженером. В разработке научно-фантастических идей он не отступал от научного метода отбора и переработки информации. В "Гиперболоиде инженера Гарина" — роман начал печататься в 1925 году в той же "Красной нови" — мы найдем даже обстоятельный чертеж грозного аппарата. Пусть мы знаем теперь, что никакого гиперболоида построить по этим эскизам нельзя, так как по законам линейной оптики нерасходящийся луч не имеет права на существование. Это ничего не значит. Рисунок не только не разрушает нашу читательскую веру, но и сообщает ей необходимую опору, придает осязаемую конкретность. И все потому, что научная логика неотрывна у А. Толстого от поэзии, которая всегда волнует нас в неподдельной фантастике.

Я до сих пор храню в сердце поразительное ощущение, которое навеяло на меня описание марсианской "поющей книги". Трудно удержаться, чтобы не привести из него хотя бы отрывок:

"Эти переходящие одна в другую страницы были покрыты цветными треугольниками величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Они менялись в очертании и цвете. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющие форму и окраску. Треугольники стали складываться в фигуры. Сплетения и переливы цветов и форм этих треугольников, кругов, квадратов, сложных фигур бежали со страницы на страницу. Понемногу в ушах Лося стала наигрывать едва уловимая, тончайшая изумительная музыка".

На концертах цветомузыки я всегда вспоминал эти удивительные строки. И, признаюсь честно, цветомузыка перестала меня радовать. Я до сих пор мечтаю о "поющей книге". В ней заключался именно тот неуловимый элемент чуда, который нельзя объяснить. Да он и не нуждается в объяснении, как самостоятельно открытая ценность.

В описании покинутых городов Марса, в эзотерическом мифе об Атлантиде у А. Толстого также были предшественники. Тот же Богданов, Рудольф Штайнер, Елена Блаватская. "Во времена гибели Атлантиды, — пересказывал теософский миф известный советский антлантолог Н. Ф. Жиров, — часть атлантов спаслась на реактивных кораблях, перелетев в Америку и Африку, а другая часть на космических ракетах якобы улетела на другие планеты. Эта легенда… была положена в основу ряда глав фантастического романа А. Н. Толстого «Аэлита».

Ту же легенду, как отмечает А. Ф. Бритиков, пересказала в своем романе "Смерть планеты" и Крыжановская-Рочестер.

Более того, можно согласиться с исследователями, которые находят у А. Толстого перекличку идей с марсианским циклом Берроуза, где среди слабосильных вымирающих марсиан тоже действуют гиганты-земляне. Есть у Берроуза и подробное описание покинутых городов, и животрепещущие картины воздушных битв, и борьба между черной и красной расой.

Все это, видимо, так… Но недаром А. Толстой подчеркивал, что пользуется "всяким материалом". Из этого "всякого материала" ему удалось отлить сплав удивительного блеска, звона и цельности. Нигде в мировой литературе мы не встретим красноармейца Гусева с лимонкой на поясе, который готов отдать жизнь за то, чтобы простым людям на далекой неведомой планете жилось хоть чуточку легче. А самоотверженный Шельга? Или мятущийся, страдающий Лось? Разве похож он на космоковбоя Диксона Картера? Не более чем порывистая нежная Аэлита на марсианскую секс-бомбу Дею Терис!

Вот почему А. Толстого по праву ставят в один ряд с Гербертом Уэллсом и Жюлем Верном. О картотеке Жюля Верна и о методах его строго научной разработки фантастической фабулы написаны целые трактаты. Я уверен, что недалек день, когда появится исследование о том, как работал Алексей Толстой, инженер, ученый, писатель-фантаст.