Категории
Самые читаемые

Назым Хикмет - Радий Фиш

Читать онлайн Назым Хикмет - Радий Фиш

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 74
Перейти на страницу:

Старушка разворачивала торбу, они трапезничали вместе и часами молча сидели друг против друга.

Как-то утром Назым узнал, что старик не проснулся. Когда он пришел в его камеру, тот лежал уже одетый, с орденом на красно-зеленой ленте. Такой же строгий, суровый, каким был при жизни. Среди неумолчного тюремного шума и гама его вынесли на коврике, погрузили в машину. Среди тех, кто нес старика, был и Назым Хикмет.

Часами простаивал он у запертых стальных дверей, ожидая, пока их откроет надзиратель, чтобы выяснить происхождение какого-нибудь старого выражения или уточнить факты у заключенных в разных камерах пожилых арестантов, посоветоваться с ними. Пассажиры тюремного корабля были первыми слушателями и первыми критиками эпопеи. По многу раз читал Назым одну и ту же сцену самым разным людям. И часто, бывало, выбрасывал непонятные им строки, переписывал заново.

Через два дня после того, как был закончен портрет Ибрагима, Назым позвал Рашида и Чорбаджи и прочел им только что законченный отрывок:

Один мемед то ли спит, то ли нет,другой ковыряет конский навоз,зерна собирает, идет к реке,вымоет, высушит и тут же съест.Поля и горы мемедом полны,пересыльные солдатики, ох, голодны!Смерть — это от бога, да был бы хлеб,   мемедчик, мемед,   мемедчик, мемед.Селимийские казармы, чтоб им сгореть!Набиты битком, на мемеде мемед.Во дворе казармы вся земля во вшах,когда ходишь, давишь; кровь на ногах.Это черная кровь мемеда лежит.Все его тело покрыли вши.Во дворе читают списки — кого на фронт,а мемед только чешется и молчит.……………………………………Одного мемеда и я убил.В селимийских казармах случай был.Сидит он на лестнице, держит хлеб.Откуда, скажите, у мемеда хлеб?Хлеб черный, крошки на рыжих усах.Расстегнул я свой красный шелковый кушак,четырехаршинный — полушерсть, полушелк.— Я аршин отрежу, дай хлеба кусок!— Нет, — говорит,— Два аршина.— Не…Весь кушак потребовал мемед.Усы его рыжие… Смотрю я на хлеб,а в его глазах блеск моего кушака…Ударил его в живот ногой.Полетел он с лестницы вниз головой.Как щепка из дерева, кости кусоквылетел из черепа на песок.Хлеб у меня в руке, на ступеньках — кровь течет,   живая, красная, как мой кушак.      Мемедчик, мемед,      мемедчик, мемед.Если голод дорогу перейдет,у мемеда к мемеду жалости нет…

Когда Назым кончил читать, все долго молчали. Рашид, пытаясь спрятать набежавшие слезы, закурил.

— Знаешь, уста, — проговорил Ибрагим, — то, что ты написал, больше моего рассказа на правду похоже!

— Эх, селимийские казармы, чтоб им сгореть! — вздохнул Чорбаджи…

Ибрагима из-под Картала и Чорбаджи Мехмеда уже нет на свете. Но они живут под другими именами в «Человеческой панораме» и переживут нас.

А казармы Селимие стоят, как стояли. Огромное квадратное здание на высоком холме в Ускюдаре, не здание — целый квартал. Желтые стены все в клетках окон. Говорят, их здесь ровно девятьсот девяносто девять; сколько мемедов перевидали они с тех пор! Гигантский страшный комбинат, десятилетиями высасывавший силы и кровь страны и расходовавший их, как заблагорассудится правителям…

Через десять лет Назым придет сюда, в эти казармы, по воинской повестке. Ему будет сорок восемь, из них семнадцать, проведенных по тюрьмам. Но эта служба в счет не пойдет. Не зачтут и военно-морское училище на острове Хейбели.

Его призовут в армию. Рядовым. Медицинская комиссия не станет его осматривать. Только так поглядят и скажут: «Здоров». Тут же Назым получит назначение в Зара — крохотный город в центральной Анатолии. Оттуда, мол, перешлют дальше. Куда?

Замысел был ясен: если он вышел — меньше года назад — живым из тюрьмы, то из армии вряд ли выйдет.

С трудом удалось добиться недельной отсрочки. То была его последняя неделя на родной земле…

Успех нового узора для покрывал превзошел ожидания. Мастера на трех станах не справлялись с заказами. Все, что сдавалось, тут же находило покупателей. Если бы не ограничения с материалом, можно было бы посылать в тюрьму Чанкыры такой пай, что не только Кемалю Тахиру, а и другим товарищам хватило бы.

В конце марта, под вечер, у тюрьмы послышались крики. Что-то происходило у самых ворот. Через несколько минут полицейские доставили в тюремный лазарет мальчишку лет пятнадцати с разбитой головой. Он оказался зачинщиком драки.

Утром, улучив момент, парнишка — рана его оказалась неопасной — подошел к Назыму.

— У меня к тебе просьба, аби[13]. Меня зовут Мустафа.

— Отлично, Мустафа, в чем дело?

— Сделай для меня рисунок.

— Какой рисунок?

Мустафа работал подмастерьем у ткача. Успех тюремных покрывал всполошил весь ткацкий цех города. Давно такого не было в Бурсе. Секреты узоров здесь передавались по наследству от отца к сыну, от мастера к подмастерью. И вдруг откуда ни возьмись этот новый узор.

Цеховые старейшины, собравшись в кофейне, решили во что бы то ни стало овладеть секретом. Выведали имя мастера, узнали, что он лежит в лазарете. И решили устроить драку у самой тюрьмы между подмастерьями. Один из них должен быть ранен и попасть в тюремный лазарет. Под большим секретом поручили дело Мустафе. За это цех обязался кормить его, пока он будет сидеть в каталажке, а если получит от Назыма образцы — посвятить в мастера.

Назым сделал для Мустафы несколько новых рисунков. Но тут взбунтовались мастера тюремной мануфактуры: слыханное ли дело, так, за здорово живешь, передавать секреты конкурентам! Долго растолковывал им Назым, что тюрьма, построенная в голове, пострашней вот этой каменной, что конкуренция разъединяет людей, а их артель должна объединять. К тому же запас нити у них на исходе. И куда бы он годился, как художник, если бы у него был один-единственный узор, а не еще сто штук вот тут, в голове. Мастера в конце концов смирились, но убедили их пожалуй, лишь два последних довода.

Мустафа, получив образцы, кинулся целовать руки Назыму. Тот погладил его по забинтованной голове.

— За тобой долг — будешь мастером, не таись от учеников!..

…В начале апреля, когда дни стали теплей, в Бурсу приехала Джелиле-ханым. Вся в черном, в очках, она внушала арестантам почтение — осанкой, вежливой речью. Она была и в эти годы красива.

Когда молодой невесткой Назыма-паши она приехала к тестю в Алеппо, челядь, представленная ей, долго не хотела верить, что эта сидящая в углу женщина — живая, слишком правильными были черты ее лица, слишком белой — кожа. Каждая из служанок находила предлог, чтобы дотронуться до нее пальцем.

Но то было почти сорок лет назад. В молодости, когда кожа свежа и упруга, красота еще ничего не значит. Лишь когда время, словно пальцы ваятеля, наложит на лицо неизгладимые следы, отпечатаются на нем злобность, мелочность, тупость или доброта, благородство, чистота побуждений. Не потому ли старики бывают или уродливы, или красивы, что с годами на лице, как на затвердевшей глине, запечатлевается внутренняя жизнь?..

Бурсскую тюрьму арестанты пограмотней сравнивали с самолетом в ангаре, крестьяне — с гяурским крестом. И правда, в плане она походила на крест или самолет, окруженный стенами.

Левое крыло — отделение подследственных, правое — второе отделение. Внизу помещались мастерские — столярная, зеркальная, слесарная, жестяная, чулочная, ткацкие. В хвосте самолета располагалось первое отделение, внизу камеры на пять человек, наверху одиночки. В носу самолета, на втором этаже, размещалась дирекция. Под дирекцией — парикмахерская и помещение для свиданий, над дирекцией — лазарет.

В центре креста-самолета был бетонный двор, или, по-тюремному, майдан. Здесь постоянно дежурили, надзиратель и майданщик из арестантов — старший прислужник и глашатай, выкликающий имена заключенных, вызываемых в суд, на свидание, к начальнику, в канцелярию. Сюда, на майдан, выходили стальные решетки, перегораживавшие коридоры на трех этажах всех отделений. И постоянно запертые двери.

Помещение для свиданий — тот же коридор, но разделенный вдоль двумя стальными сетками. С одной стороны — арестанты, с другой — родственники. Между сетками прогуливается надзиратель. Запускали на свидание человек по десять-пятнадцать. Шум стоял, как в бане, — каждый старался перекричать другого, каждый говорил о своем. Свидание длилось десять минут.

Разгонять арестантов бывает трудно. После свидания они становятся сами не свои. Поэтому между двумя сетками на блоках и кольцах был подвешен черный занавес.

Истекало десять минут, и надзиратель задергивал его в самый неожиданный для арестантов момент. Спокойно и невозмутимо, словно опускал занавес в театре.

Лишить человека свободы… Пожалуй, нет наказанья страшнее, разве что смерть. Если смерть лишает человека жизни, то тюрьма — какой-то ее части, иногда самой лучшей. Так по крайней мере считал начальник бурсской тюрьмы Тахсин-бей. Зачем же еще мучить тех, кто и без того достаточно наказан — тюрьма калечит и душу и тело. И если арестанту суждено выйти из нее, пусть выйдет человеком.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 74
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Назым Хикмет - Радий Фиш торрент бесплатно.
Комментарии