Эмигранты - Алексей Толстой

«Ох, тоска! – Лисовский побрел дальше… Неостывшие каменные стены, высокие фонари, тени от деревьев на асфальте. – И значишь ты здесь столько же, друг Володя, сколько эти тени… Можешь идти по бульвару, а могло бы тебя совсем здесь не быть, – тень, голубчик, тень человека… Тьфу!.. (Он выплюнул окурок и посмотрел на свое мертвенное отражение в темной зеркальной витрине.) А все-таки ничего у них не выйдет. Черт, Жак хвастун, враль!.. А вот книгу я напишу, что верно, то верно… Циничную, гнусную, невообразимую, – выворочу наизнанку всю человеческую мерзость. Чтоб каждая строчка налилась мозговым сифилисом… Это будет – успех!.. Исповедь современного человека, дневник растленной души, настольная книга для вас, мосье, дам…»

Навстречу шла девушка, руки ее, точно от холода, были засунуты в карманы полумужского пиджачка. Поравнялась, кивнула вбок головой и глазами, – невинное лицо подростка, вздернутый носик, пухлые губы. Лисовский сказал:

– Пойдем, моя курочка, но заплачу, предупреждаю, только любовью.

Она даже отступила, хорошенькое личико ее сморщилось отвращением.

– Кот, – сказала хриповато, – дрянь, дерьмо!..

Подняла полудетские плечики, и – топ-топ-топ – высокими тоненькими каблучками между теней на асфальте ушла разгневанная любовь.

21

Завтрак с Чермоевым и Манташевым состоялся в Кафе де Пари. Болтали о том и о сем. Манташев был мрачен, Чермоев – спокоен и, как всегда, насторожен. После третьей бутылки шампанского Левант безо всякого предварительного перехода заговорил об английской политике:

– Я только что из Лондона, где имел удовольствие видеться с кругами, близкими к Черчиллю… Они непримиримы к России. Если бы это зависело от них одних, английские танки уже давно бы стояли в Кремле. Я виделся с кругами либералов и пять минут беседовал с Ллойд-Джорджем… (Левант покосился на Налымова, но тот, подняв белесые брови, глядел оловянными глазами на пузырьки в бокале шампанского.) У либералов – все та же нерешительность, их девиз: «Время играет за нас…» Господа, мое впечатление от Лондона таково: война с большевиками – еще на долгие годы…

Чермоев тяжело вздохнул, Манташев, откинувшись на стуле, укусив зубочистку, подозрительно оглядывал Леванта. Тот изобразил лукавую улыбку, свернул по-собачьи нос.

– Но есть люди, думающие иначе… Правы они или нет – Бог им судья… К таким принадлежит Детердинг… Завтра мы с Василием Алексеевичем выезжаем в Лондон, чтобы с ним видеться… Сегодня хотелось бы прийти к кое-каким предварительным решениям…

– Что же предлагает Детердинг? – сквозь зубы спросил Манташев. – Купить за грош пятак?

– Господа, Детердинг ничего не предлагает. Детердинг начинает мировую борьбу за нефть. В этой борьбе не только он – судьба Англии поставлена на карту. На сегодняшний день нефть – это знамя. Транспорт – это нефть. Химическая индустрия – нефть… Военное и морское могущество – нефть… Нефть – кровь цивилизации.

Чермоев пощелкал языком. Манташев, отодвинув стул, задрал ногу на колено, схватился за щиколотку.

– Борются нефтяные силы Америки и Англии… Но есть третья сторона: Россия, где находится третья часть всех мировых запасов нефти. Россия – не в игре… Но она войдет в игру, и та сторона, которая овладеет русскими запасами нефти, победит… Вы представляете – какими миллионами пахнет вокруг этой игры?

Он опять покосился на Василия Алексеевича, – тот продолжал глядеть на пузырьки. Левант перешел ближе к делу:

– Ллойд-Джордж и либералы не учитывают всей величины русского вопроса. Они идут на компромисс. Господа, это факт: мирная конференция на Принцевых островах решена, и большевики на нее идут…

Чермоев и Манташев настороженно перевели глаза на Леванта.

– Ллойд-Джордж будет мирить белых с большевиками. Я сам, этими глазами, видел в кабинете Ллойд-Джорджа карту раздела России. Ленину оставлено московское государство. Предполагается, что там без угля, нефти и железа большевики умрут естественной смертью… Теперь, господа, спрошу вас, можете ли вы быть спокойны за свои нефтяные земли, покуда в центре России, милостью английских либералов, сидит Ленин?

– Сумасшествие! – прошептал Чермоев.

– Ничего не понимаю! – сказал Манташев, сбрасывая ногу на ковер. – Господа, я давно это говорю: я напишу королю…

– Детердинг смотрит на дело так же, как и вы, господа… Гражданская война в России кончается. Европа успокаивается. Помощи белым ждать неоткуда. Не пройдет и года, большевики ворвутся в Баку и Грозный… («Да уж будьте уверены», – трезвым голосом неожиданно сказал Налымов.) Исходя из этого, Детердинг желает сосредоточить в одних руках, – иными словами – в своих руках все права на русские нефтяные земли, чтобы более решительно воздействовать на русскую политику Англии. Вот что я имею вам сообщить, господа… Я ни на чем не настаиваю… Бескорыстность моих намерений может подтвердить Василий Алексеевич. Обдумайте. Дело серьезное, но предупреждаю: спешное… В Лондоне я видел Нобеля, он, кажется, уже договорился с Детердингом…

Это последнее – про Нобеля (крупнейшего шведско-русского нефтяника) – он ввернул ловко, без нажима. Впечатление было, как от выстрела над ухом. Манташев вскочил и, поддергивая клетчатые брюки, забегал по кабинету. Чермоев гнул и ломал кофейную ложечку.

В расчеты Леванта не входило выпускать из сферы влияния обоих нефтяников до их окончательного решения. Он предложил автомобильную прогулку за город. У ресторана уже стояла новенькая машина. Садясь на переднюю скамейку, Левант поморщился:

– Машинка – хлам… Хочу сделать глупость – разориться на «роллс-ройс».

Конец ознакомительного фрагмента.