Последняя загадка - Андрей Иванов

– Елки-палки! – ругнулся Дукалис, вставая за спину рослого мужчины в ду6ленке.

Человек в дубленке чувствовал себя комфортно, под дубленкой на нем было еще много теплых вещей. Дукалис, одетый в куртку на ватной подкладке, нервно переминался с ноги на ногу, пока мужчина неторопливо делал заказ и расплачивался с продавцом. Наконец подошла очередь оперативника.

– Будьте добры, три шавермы, – сказал старший лейтенант.

Запах жареного мяса дразняще распространялся вокруг ларька. Продавец умелыми движениями начал выполнять заказ. Наконец три порции закуски оказались в руках Дукалиса. Сжимая ладонями вожделенную пищу, оперативник направился в сторону «Жигулей» с товарищами. Дойдя до машины, он ударил ногой по бамперу.

– Открывай!

– Тихо ты! – отреагировал Соловец. – Машину вдребезги разнесешь!

Ларин, сидевший за рулем, открыл переднюю дверь, и Дукалис с пищей в руках плюхнулся на правое переднее сиденье.

– Холодина, – произнес он.

– Давай, – сказал Соловец, протягивая руку за своей порцией.

– Держи.

Милиционеры приступили к трапезе.

– Сейчас бы граммов по сто, – мечтательно сказал Ларин.

– Не помешало бы, – согласился Дукалис.

Соловец только вздохнул. Пару минут оперативники молча утоляли голод. Соус капал Дукалису на куртку.

– Интересно… – сказал он с набитым ртом.

– Что тебе интересно? – поинтересовался Ларин.

– Сколько лет нужно так питаться, чтобы заработать язву желудка?

– Типун тебе на язык, – отреагировал Соловец.

– Тебе, Толян, язва не грозит, – сказал Ларин.

– Почему?

– Мой дедушка любил говорить: «В крестьянском животе и долото сгниет»…

Священник продолжал любоваться золотым крестом, вертя его в руках и разглядывая рассыпанные по нему бриллианты.

– Когда вещь талантливо сделана, она словно светится, – заметил он.

– Вы правы, батюшка, – сказала продавщица.

– Зови меня отец Викентий, дочь моя.

– Отеп Викентий.

– А тебя как величать?

– Екатерина.

– А по батюшке?

– Екатерина Васильевна.

Священник улыбнулся в густые усы.

– Крещена ли ты?

– А как же! – Продавщица расстегнула верхнюю пуговицу блузки и показала отцу Викентию маленький крестик на золотой цепочке.

– Похвально.

– Я сама приняла решение пройти обряд крещения.

– Вот как…

– Это было пять лет назад, когда я училась в торговом техникуме. В детстве меня не крестили, родители до сих пор атеисты.

– Не были они против?

– Я посоветовалась с мамой, она сказала, что не возражает.

– Не все родители благоволят стремлению чад своих слиться воедино со святой церковью.

– С тех пор как я прошла обряд крещения, во мне что-то изменилось.

– Что, дочь моя?

– Во мне родились новые силы, а в жизни появился смысл, которого не было прежде.

– Отрадно слышать это.

– Спасибо, отец Викентий.

– А скажи мне, дочь моя, давно ли ты была на исповеди? – Священник посмотрел в глаза девушке.

Продавщица потупила взгляд:

– Честно сказать, никогда не была.

Лицо человека в рясе стало строгим.

– Нехорошо, дочь моя.

– Простите, отец Викентий.

– Это ведь не мне, это тебе нужно, дитя мое.

– Понимаю.

Отец Викентий укоризненно покачал головой. Затем служитель культа окинул взглядом помещение салона. Кроме него, в зале присутствовали еще двое покупателей. Возле дальнего прилавка стоял охранник в камуфляже.

– Прости меня, дочь моя, – сказал священник. – У меня есть дело к вашему охраннику.

– Конечно, отец Викентий, вон он стоит.

– Вижу, дитя мое.

Положив на прилавок золотой крест, священник направился к человеку в камуфляже. Проходя по залу, отец Викентий достал из портфеля пистолет и направил его на охранника. Прежде чем тот успел опомниться, раздался выстрел…

Когда шавермы, принесенные Дукалисом, были съедены, оперативники закурили.

– Хорошо, но мало, – вздохнул Ларин.

– Да, я бы добавил, – согласился Дукалис.

– До закрытия осталось сорок минут, – сказал Соловец. – Потерпите.

Ларин выпустил изо рта несколько колец дыма й в этот момент заметил двух девушек, проходивших мимо машины. Девушки не спеша шли по Невскому, разглядывая витрины. Одна из них была высокой и стройной, вторая ниже и плотнее спутницы.

– Смотри, Толян, – обратился Ларин к товарищу, – девушки специально для нас.

– Не отвлекай его, – сказал Соловец.

Пройдя мимо автомобиля оперативников, девушки свернули за угол. Ларин посмотрел на часы. Девятнадцать двадцать пять. Вечер казался безвозвратно потерянным.

Неожиданно поступил сигнал на рацию, находившуюся в машине.

– Слушаю, – сказал Соловец.

– Ограблен ювелирный магазин на углу Невекого и Суворовского, – раздалось по рации.

– Едем! – крикнул майор.

Ларин, сидевший за рулем, нажал на газ, и автомобиль рванулся с места в сторону Суворовского.

– Откуда там ювелирный, его же нет в справочнике! – воскликнул Дукалис.

– Спроси у того, кто этот справочник составлял, – ответил Соловец.

Не реагируя на запрещающие сигналы светофора, «Жигули» понеслись по Невскому и остановились возле магазина, расположенного на углу.

– Здесь! – крикнул Соловец.

Оперативники выскочили из машины. Несколько мгновений спустя они уже находились в зале ювелирного салона. В углу, раскинув руки, лежал окровавленный охранник. За прилавком стояла белая как полотно продавщица. Милиционеры подошли к ней.

– Майор Соловец, Уголовный розыск, – представился оперативник.

– Козлова Екатерина.

– Это вы позвонили в милицию?

– Да, в милицию и в «скорую». Вы приехали первыми.

Оперативники осмотрели зал магазина, имевший сводчатые потолки.

– Ты не помнишь, как там в открытке у Максимова? – спросил Соловец у Ларина.

Ларин наморщил лоб, вспоминая стихи.

– «В алмазах небо я увижу, когда на невском берегу под эту сводчатую крышу в вечерних сумерках войду», – процитировал преступника капитан.

Соловец кивнул на сводчатый потолок:

– Вот что он имел в виду.

Ларин посмотрел на продавщицу:

– Скажите, Екатерина, в каком году открылся ваш салон?

– Мы начали работать полгода назад.

Оперативники переглянулись.

– Толян, какого года у нас справочник? – спросил Соловец.

Дукалис пожал плечами:

– Не помню, кажется, прошлого.

– Вот именно что прошлого.

– Надо бы купить свежий, – произнес Ларин.

15

Час спустя Волков все еще сидел в машине на набережной Обводного канала, возле сорок четвертого дома. По радио негромко звучала музыка ретроканала: оперативник любил песни прошлых лет. Старший лейтенант барабанил пальцами по торпеде в такт музыке.

Во внутреннем кармане Волкова лежала фотография Веры Куликовой, которую оперативник извлек из дела Максимова. На снимке женщина стояла в обнимку с преступником на дачном участке. За их спинами пышно цвели яблони.

Два часа назад Куликова прошла мимо автомобиля старшего лейтенанта и вошла в подъезд четырехэтажного жилого дома с темно-коричневыми облупившимися от времени стенами. Волков сразу узнал ее. Женщина лет сорока двух, Куликова почти не изменилась. Стройная фигура, вьющиеся каштановые волосы, красивое лицо и уверенная походка.

Итак, Куликова была дома, оставалось ждать возможного прихода к ней Максимова. Морозный вечер окутал сумеречный город. Канал покрывала бледная ледяная скорлупа. Редкие прохожие быстрыми тенями скользили по набережной. Одна из теней приблизилась к автомобилю Волкова. Раздался стук. Волков опустил стекло.

Возле автомобиля стояла пожилая дама вызывающего вида. Ее старое темно-зеленое пальто было в заплатах и жирных пятнах. Пышные рыжие волосы заплетены в косу, на лицо нанесен толстый слой косметики.

Голову женщины украшала старомодная каракулевая шапочка, на ногах были потрескавшиеся сапоги, а шею окутывал бежевый пуховый платок. На правой руке висела старинная сумочка. Дама смотрела на милиционера сквозь очки с толстыми линзами.

«Должно быть, бывшая актриса», – решил Волков.

– У вас не найдется огня? – сказала прохожая, поднося сигарету ко рту.

Вынув из кармана зажигалку, Волков дал даме прикурить.

– Спасибо, – затянувшись, произнесла женщина.

– Не за что.

– Вы меня очень выручили, так хотелось курить, и ни у кого вокруг не было спичек.

Волков молча закрыл окно машины, курящая женщина не спеша направилась к подъезду дома. Оперативник тоже вынул из пачки сигарету, однако, покрутив ее в руках, вложил обратно в пачку. Курить не хотелось.

«Сейчас бы стаканчик пива», – подумал Волков.

Оперативник окинул взглядом промерзшую пустынную набережную. Рядом не было ни одного продовольственного магазина. Вздохнув, старший лейтенант посмотрел на часы.