Побег обреченных - Андрей Молчанов

Выслушав его, старший бандит – угрюмый толстомордый парень с глубоким извилистым шрамом на щеке, – брезгливо оттопыривая губу, произнес:

– Все сделаем не так, проще… Мы – не домушники, не менты, да и шмон к тому же занятие гнусное. Окучим клиента в лобовой атаке. Ты, – кивнул небрежно одному из своих подчиненных, – дуй по адресу, выясни, на месте ли терпила… И возьми тачку попроще – тот «Форд» уже убитый… Если клиент тоже на колесах, проблем не будет.

– Каким образом вы хотите осуществить данный акт? – встревоженно поинтересовался Астатти.

– Внеполовым! – отрезал гангстер.

Из дальнейших его пояснений Пол уяснил, что никаких проникновений в квартиру осуществляться не будет; данные методы, присущие полицейскому сыску, охарактеризовались странным словом «западло», а оптимальнейшим решением местные мафиози полагали подстроенную аварию, в которой бы обвинили Михеева, потребовав от него штраф, и, штрафа на месте, естественно, не получив, отправившись с жертвой по месту ее жительства… А уж там, как заверили Астатти, изъятие всего необходимого будет исключительно делом техники…

Слушая бандитов, Пол откровенно недоумевал. Похоже, речь шла о самой обыденной, многократно проведенной ими операции.

Какая-то дичь! Похищение человека, наглое вымогательство… Чудовищный, по американским понятиям, риск… Вот так страна!

– Я понимаю, – переводил, не удерживаясь от усмешки, переводчик – интеллигентного вида паренек в очечках и аккуратном костюмчике, – что для вас, мистер, это кажется несколько необычным способом, но нам, поверьте, виднее…

– Хорошо, – согласился Астатти. – Меня не интересуют подробности. Мне необходим результат.

– Вы поедете прямо к его дому, – продолжил переводчик. – В нужный момент мы пригласим вас в квартиру. Идет?

Астатти угрюмо кивнул. Ему не нравились эти кровожадные уголовники, напоминающие своими манерами пиратов из исторических кинолент… В них не было ни грамма какой-либо культуры, как, впрочем, и вообще человеческого естества, кроме оболочек, заключавших в себе сумеречную суть нетопырей…

Но выбирать не приходилось.

Вечером поступила информация: Михеев отъезжает вместе с женой от дома на машине, следуя, по всей видимости, в гости: с цветами и какими-то пакетами…

– Собираемся, – сказал переводчик Астатти. – Сейчас его наши ребята – в момент… А если он еще в этих гостях и соточку граммов дерябнет… Во будет класс!

Среди замызганных грязью машин, цепочкой жавшихся к тротуару, Ракитин сразу выделил свою, новенькую: цвета «мокрый асфальт», с литыми дисками и угольно-черной, еще не успевшей запылиться резиной. И забрезжил в сырой темени ночной улицы вожделенный мираж, носивший оттенок гавайских воспоминаний: море в солнечной дымке, плеск и блеск синей волны, базальтовые откосы…

Он поймал губами мелкую случайную снежинку, прислушался к ночным звукам: неясным гудкам, скрипу качавшихся на ветру проводов, перестуку капели…

Прошуршали сосульки в водостоке, с грохотом вывалившись наружу, рассыпавшись по тротуару звонким искристым льдом.

На одном тяжком усилии вдруг вспомнились все десять долгих последних лет мыканий, корпения на каждодневной, опостылевшей службе. Да и чего только не было за эти годы! Квартирные размены, съезды; умоляющие глаза первой жены, напряженное недоверие к нему новой тещи и тестя, рождение сына, его болезни; хроническое недосыпание…

Наконец, долгий период безденежья, когда жену, назначенную заместителем редактора одной из городских газет, выгнали с работы: очередной выпуск, за который она отвечала лично, не содержал в тексте упоминания фамилии великого партийного лидера… Да, было и такое, ушедшее в темень прошлых невзгод.

Итог же внешне таков: новенький автомобиль с хрустальными оконцами фар, дубленочка, под ней – костюмчик от портного-интеллектуала, грядущая жизнь в Испании… Тупик. Уютный. Опять.

– Тьфу ты, – вырвалось у Ракитина с каким-то внезапным ожесточением. – Жизнь все-таки… по большому счету… мура!

– Очень крепкая мысль! – сказала Людмила.

Он обернулся, уловив в ее ускользающем взгляде не то чтобы неприязнь, а ровное, холодное отчуждение, далекое от какого-то вздорного каприза.

– В чем дело? – Усевшись за руль, мельком взглянул на сосредоточенное лицо жены. – Я что… вел себя… не так?

– Вел ты себя безукоризненно, не волнуйся.

– Так в чем причина? – Он откинулся на сиденье, наслаждаясь урчанием новенького двигателя, еще не пропавшим запашком краски, чистотой приборных стекол.

– Если вкратце – ничему не рада. – Она медленно провела пальцем по запотевшему оконцу.

– А конкретнее?

– Переживаю за мужа. Который тоже ничему не рад. Может, объяснишь, что с тобой? Я же чувствую…

– А-а, чушь и блажь! – Он притопил заслонку и тронул машину с места. – Не бери в голову. Ну, припадок неврастении. С кем не бывает.

– Думаю, нам все-таки следует объясниться, – сказала она.

– Получится беспредметный разговор, – отрезал Ракитин. – У меня очень неконкретные претензии к бытию и к себе: существую по стандарту, по инерции, рву сиюминутные блага и на большее негоден. То есть комплекс неудовлетворенности сытого. Подробности опускаю.

– Хочешь послушать мое мнение насчет подробностей?

– Валяй.

– Когда-то тебя, небесталанного математика и как бы даже интеллектуала, перестал устраивать… ну, скажем, уровень мехового ателье. Заочно прошу прощения у Зои. Тем более вины ее здесь нет никакой. Моя кандидатура в какой-то момент показалась тебе более подходящей. Не думаю, что тут сыграла роль моя должность завотделом крупной газеты, но, так или иначе, началась у тебя новая жизнь с новой женой. А теперь все снова приелось. А работа вообще превратилась в обязаловку и в кондовое ремесло…

– Не будем насчет работы. Вкалываю, как маятник. Или чего, инкриминация бездуховности? В таком случае – оглянись на всю страну. Редко кто уже книгу в руки берет…

– Ну, заодно приелась и я, – продолжила она бесстрастно.

– Есть предложение: помолчать, – сказал Ракитин с мягкой угрозой.

– Добавлю, – не реагируя на его слова, продолжила она. – Смена жен в итоге повлекла за собой и смену любовниц.

– Постскриптум ошибочен, – отозвался он. – Домыслы, близкие к ненаучной фантастике. Даже не хочу вникать, каким ветром их нанесло. И – прошу: прекрати эту идиотскую беседу. Да, я многим неудовлетворен. В судьбе, в жизни, но это нормальное состояние думающего человека. А может, и счастлив я маетой? Кто знает… В любом случае тебя мои внутренние психозы касаться не должны. Носят они характер временный, и наша суровая жизнь быстренько отметет их в сторонку, как и прочий несущественный вздор.

– Все-таки много у тебя в душе мути, дорогой, – сказала она.

– Ничего, отстоится. Муть. Кошка там впереди, что ли? – буркнул он, сбавляя скорость.

– Слушай, да это крыса…

– Кого не выношу – мышей и крыс… – Ракитин, чуть приподнявшись на сиденье, резко крутнул руль в сторону, целясь серединой капота в черный комок и все отчетливее различая острую, хищную морду, озиравшуюся на свет фар. Крыса метнулась назад, и он круто заложил руль вправо, куда торопливо метнулось жирное тельце с вытянутым хлыстом омерзительно голого хвоста.

И – попал в иную реальность. Это он понял сразу: произошло нечто, изменившее все-все, и теперь не существовало никакой дороги, слов, проклятой крысы… Была непроглядная, почти космическая темнота и тишина, в которую с нудным шипением срывались какие-то невидимые, словно отсчитывающие секунды, капли. И мысли были такими же, как эти капли: спокойными и мерно обрывающимися в ничто.

Из того, уже бесповоротно прошлого, всплыло воспоминание: упругий хлопок…

Бригадир ударной бандитской группы Гоша, человек с извилистым шрамом на лице, благодаря которому носил кличку Скорцени, сидел рядом с водителем общакового «Форда», следующего за машиной лоха, и, изредка оборачиваясь в сторону трех компаньонов, теснящихся своими накачанными тушами на заднем сиденье, лениво повторял им план грядущих действий:

– Значит, ты, Леня, сразу выдергивай его на сушу и по рогам, по рогам… А ты, Гангрена, бабу придуши слегка, чтоб не голосила особо…

– Да чего ты учишь! – огрызались грамотные в своем ремесле бандиты. – На его «девятке» сегодня уедем, это как пить… Давай, начинай подрезать…

«Форд», двигающийся без габаритных огней, рванул вперед, ориентируясь на островок света от фар «девятки», но тут ведомая машина, ровно двигающаяся по односторонней улице, резко, будто огибая препятствие, ушла влево, заставив водителя «Форда» совершить таким внезапным маневром перемещение в противоположную сторону; затем «девятка» нырнула вправо, и «Форд», еле избегнув неминуемого серьезного столкновения, снова ушел вбок, попав в полосу кромешной тьмы…