Век - Фред Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печальные глаза взглянули на двух грязных полуобнаженных заключенных.
— Конечно, как того требуют тюремные правила, мне пришлось прочесть письмо и осмотреть содержание посылки.
Замбелли вытащил из коробки большую книгу в кожаном переплете.
— Княгиня прислала тебе прекрасную Библию. Очень красивую. Замечательная кожа из Флоренции, должно быть, не так ли, Пьери?
Филлипо переступил усталыми ногами. Замбелли внушал ему страх.
— Да, господин комендант, — пробормотал молодой человек.
— Ну, а теперь, раз ты студент университета, а вернее, был им, пока не стал убийцей, и поскольку Спада не умеет читать, будь любезен, прочти своему товарищу, что написала княгиня.
Капитан протянул через стол руку со сложенным листом бумаги. Филлипо взял его, развернул и, долго секунды полюбовавшись гербом и великолепной бумагой, начал читать вслух:
— «Дорогой Франко, возможно, ты не захочешь переписываться со мной, но я все равно буду тебе писать, даже если мои письма останутся без ответа. При нынешних обстоятельствах это минимум того, что я могу сделать. Надеюсь, тебя обрадует известие об отъезде Витторио в Америку. Моя подруга миссис Декстер, которую ты, вероятно, помнишь, решила его усыновить. Декстеры богаты, занимают хорошее положение в обществе, они смогут дать Витторио все, о чем на Сицилии он не мог и мечтать. Я сама отвезла мальчика в Ливерпуль и посадила на пароход. Последние его слова были о тебе. Он любит тебя, Франко, и очень переживает случившееся. Я знаю, ты винишь меня в своем несчастье. Понимаю твои чувства, потому что сама виню себя. Дорогой друг (я бы хотела думать, что мы друзья, по крайней мере я испытываю к тебе дружеские чувства), в моем сердце живет уверенность в твоей невиновности. Пусть сейчас, когда твоим уделом стало отчаяние и безысходность, утешением тебе послужит мысль, что я никогда не перестану добиваться отмены приговора. Это трудно, потому что препятствует мой муж, но у меня есть друзья и родственники в правительстве, и я буду продолжать просить их заново провести расследование убийства. К несчастью, в Риме все происходит очень медленно, но я буду упорно добиваться своего.
Пока же посылаю тебе эту Библию. Я знаю, ты не очень религиозен, но, возможно, изучение Священного писания не только принесет успокоение твоей душе, но также поможет научиться читать как следует. Я особенно рекомендую тебе первую главу Второй книги Маккавеев. Дорогой друг, верь в мое глубочайшее сочувствие и искреннюю дружбу. Сильвия, княгиня дель Аква».
Капитан Замбелли фыркнул, вытер нос и печально посмотрел на Франко.
— Что, «дорогой друг», может быть, слухи о тебе и княгине не так уж безосновательны?
Франко стоял как каменный.
— Она мне не друг, — сказал он, — и мне не нужна ее проклятая Библия.
— Ах, мы не должны говорить неуважительно о Священном писании. Ты должен взять книгу и, как рекомендует княгиня, научиться как следует читать. Возможно, Пьери согласится тебе помочь. Ты пробудешь здесь очень долго, тебе следует развить свои умственные способности.
— Зачем?
Замбелли пожал плечами:
— Кто знает? Вдруг княгине удастся вытащить тебя отсюда, я очень на это надеюсь: мне не доставляет никакого удовольствия видеть тебя здесь, совсем никакого.
Тут лицо коменданта осветила легкая улыбка.
— Однако любопытно, почему она рекомендовала тебе именно Вторую книгу Маккавеев? — спросил он, открывая Библию. — Из каких соображений? Я взял на себя труд прочесть первую главу, надеюсь, ты не возражаешь. В ней нет ничего, что могло бы служить просвещению. Впрочем, не совсем. Вторая книга Маккавеев, последняя книга Ветхого завета, довольно мрачный рассказ о гонениях против евреев во втором столетии до нашей эры. Но здесь княгиня очень тонко подчеркнула карандашом то место, где говорится о жрецах Нанеи, проникающих в храм через тайный вход. Как ты думаешь, почему княгиня подчеркнула именно этот абзац?
Капитан посмотрел на двух заключенных.
— Понятия не имею, — ответил Франко.
— Ты совсем не хочешь дать работу своему воображению! Не думаешь ли ты, что княгиня пытается указать на тайный вход в тюрьму? Или, более того, на выход?
Заключенные молчали.
— Или в этой книге тоже есть секретный вход?
Капитан закрыл Библию и вновь перевернул обложку. Форзац был изящно загнут. Замбелли провел пальцами по внутренней поверхности обложки.
— Интересно, — сказал он. — Думаю, внутри что-то есть. Неужели княгиня оказалась столь неоригинальна, что попыталась тайно переслать тебе что-то внутри обложки? В таком случае она, должно быть, не очень высокого мнения о нашей сообразительности.
Франко увидел, как комендант взял нож для разрезания бумаги, вставил под лист форзаца и отделил его от обложки. Под листом оказались пять купюр по тысяче лир. Взяв деньги, комендант помахал ими со скорбным выражением.
— Да, она так и поступила, — вздохнул он. — Попыталась передать тебе деньги, возможно, на подкуп охраны с целью побега. Такая старая уловка… И так много денег. — Он поднял глаза на Франко. — Увы, «дорогой друг», тюремные правила особенно строги относительно попыток тайной передачи денег заключенным. Деньги должны быть конфискованы в пользу государства, а заключенный — наказан. Туллио, раскуй Спада.
Не веря своим ушам, Франко уставился на Замбелли, а Жирный Туллио встал на колени, чтобы разомкнуть кандалы молодого человека.
— Но я же не имею к этому никакого отношения! — воскликнул Франко. — Как вы можете наказывать меня за ее поступок?
— Не в моих силах наказать княгиню, не правда ли? Туллио, посади его в одиночку на две недели. На хлеб и воду.
— Нет! — закричал Франко. — Ты ублюдок! Я же не виноват!
— Три недели.
— Сукин сын!
Франко буквально взорвался от ярости и отчаяния. Не отдавая себе отчета, он действовал инстинктивно, словно животное. Жирный Туллио уже разомкнул его кандалы, и Франко ударил охранника обоими кулаками по затылку так, что Туллио со стоном упал на пол. Перепрыгнув через него, Франко ринулся к двери. Он уже почти открыл ее, когда сзади прогремел выстрел и что-то ударило его в левое плечо. Это была пуля. Сбитый выстрелом с ног, Франко вывалился во двор прямо на булыжники. Капитан Замбелли встал, он все еще держал в руке револьвер, который достал из ящика стола.
— Туллио, отведи его в лазарет, — приказал он. — Когда извлекут пулю, посади Спада в одиночку на месяц.
Жирный Туллио с трудом встал на ноги, потирая затылок.
Филлипо Пьери видел, как охранник нетвердой походкой вышел из кабинета и ткнул прикладом Франко в спину. Из плеча раненого сочилась кровь.
— Вставай, сволочь! — проворчал Туллио.
Франко медленно поднялся. Он оглянулся и посмотрел сначала на Замбелли, потом на Филлипо.
— Увидимся через месяц, — попрощался он с другом.
Филлипо Пьери молча кивнул. Он словно очнулся от кошмарного сна.
Часть II
Дела любовные
1890–1892
Глава 5
Двенадцатого ноября 1890 года Виктор Декстер, когда-то носивший имя Витторио Спада, постучав, вошел в кабинет своего приемного отца в «Декстер-банке».
— Вы хотели меня видеть, сэр? — спросил он.
Благодаря десяти годам жизни в Нью-Йорке и занятиям в вечерней школе, он говорил по-английски бегло и образно. В двадцать два года Виктор был высоким, худощавым и необыкновенно привлекательным. Его неродной кузен Родни Эллиот все еще звал его «вопом», и Виктор, со своими темными вьющимися волосами, безусловно, выглядел обитателем Средиземноморья. Но говорил он, как настоящий американец.
Здорово прибавивший в весе к пятидесяти двум годам Огастес оторвался от бумаг:
— А-а, Виктор! Садись, пожалуйста.
Виктор занял место перед его столом. Хотя враждебность приемного отца прошла с годами благодаря тому, что Элис неустанно превозносила достоинства Виктора, тем не менее Виктор и Огастес все еще сохраняли подчеркнуто официальные отношения.
Огастес снял пенсне и протер стекла платком.
— Как тебе известно, десятого декабря мы с женой даем рождественский бал для молодых Эллиотов. Хотя здоровье Элис оставляет желать лучшего, она настояла на этом, так как у нас есть бальный зал, а у Эллиотов нет. Но она сообщила мне, что ты не хочешь быть там. Могу я узнать почему?
— У меня занятия в вечерней школе.
— Да, конечно. Я знаю. Ты очень много работаешь, я очень доволен твоими успехами в школе и здесь, в банке, за последние два года. Но ведь говорят: умеешь работать — умей и отдыхать.
— Я знаю эту поговорку, сэр.
— В самом деле? — Огастес не переставал удивляться великолепному английскому Виктора, который поколебал уверенность банкира, что ни один иммигрант не сможет научиться говорить, как настоящий американец. — Послушай, мы с Элис думаем, что, хотя ты делаешь исключительные успехи — действительно исключительные, — твоя жизнь в обществе не… — Он замолчал, потом посмотрел Виктору прямо в глаза и продолжил: — Впрочем, нет, черт возьми, не так. Ты наш приемный сын. Тебе нужно появляться в обществе. Ты красивый юноша и мог бы принести немало пользы семье. Ты меня понимаешь?