В субботу рабби остался голодным - Гарри Кемельман

— Тебе нужен новый костюм, и воротнички на половине твоих рубашек уже обтрепались…

— Не отвлекайся от сути, женщина! — воскликнул рабби в отчаянии.

— Суть в том, что все было прекрасно, пока мы были только вдвоем. Но у нас будет ребенок, и я чувствую себя ответственной перед ним.

— У нас будет сын, и ответственность я тоже чувствую. Ты что, беспокоишься, что я потеряю работу и не смогу прокормить жену и ребенка? Не волнуйся. Пока у нас не развился вкус к роскоши, не имеет значения, где работать. Если не место раввина, то место учителя я всегда найду. А нет, так могу работать бухгалтером в конторе или продавцом в магазине. В наши дни всегда найдется место для человека, который хочет работать. Не забывай — раввину, чтобы быть раввином, не обязательно нужна кафедра. Наша традиция даже не одобряет, чтобы человеку платили за знания: «Пользуйся Торой как заступом, чтобы докопаться до истины». И не думай, что я обо всем этом забыл. Я сознаю свою ответственность и сознаю, что на нашего ребенка — сына раввина — ляжет дополнительное бремя. Я сам сын раввина и знаю, что это значит. Из-за того, что твой отец — общественный деятель, все ждут от тебя большего, и ты чувствуешь себя виноватым, если не оправдываешь этих ожиданий. Ты не можешь себе представить, как часто я мечтал, когда был мальчишкой, чтобы мой отец был владельцем обувного магазина или ходил на работу в контору, как отцы других ребят! Честное слово, я завидовал мальчишкам, чьи отцы зарабатывали на жизнь обычным способом. Но были и приятные моменты, хоть и смешные. Когда я вместе с матерью шел в синагогу в пятницу вечером и видел, как отец со своего помоста проводит службу и читает проповедь, у меня всегда возникало чувство, что эта синагога — наша, что меня взяли сюда, как других мальчишек иногда по субботам берут с собой на работу отцы. Но когда я немного подрос и порой случайно подслушивал и отчасти понимал разговоры таких людей, как Шварц, — а я думаю, что у отца были свои Шварцы, у каждого раввина они есть, — то это было уже менее приятно. Раввин состоит на службе у общества, а от каждого, у кого много хозяев, можно ожидать, что он будет стремиться угодить им всем. Однажды я спросил отца о подслушанном мною споре между ним и прихожанами его синагоги, а он улыбнулся и сказал: «В этой жизни иногда приходится выбирать между тем, чтобы угодить Богу, и тем, чтобы угодить людям. И если ты собираешься жить долго, лучше угождать Богу — у него память лучше». После этого я уже так не переживал. Всякий раз, как я слышал нелицеприятное замечание о своем отце, я понимал, что он снова предпочел быть угодным Богу.

— О, Дэвид, я не хочу, чтобы ты делал то, что считаешь неправильным. Только… — она посмотрела на него, — пожалуйста, может быть, мы будем угождать Богу после рождения ребенка?

Глава XI

На следующий день, ровно в полдень, к дверям подкатило такси, и из него вышел стройный, мальчишеского вида мужчина лет сорока с небольшим. У доктора Рональда Сайкса были редеющие темные волосы и длинное, узкое лицо — умное, улыбчивое лицо с острыми, проницательными глазами. На нем были добротные английские ботинки, серые фланелевые брюки и твидовый пиджак. Если бы его волосы были чуть более густыми, лицо — чуть более полным, а глаза — чуть менее проницательными, он мог бы сойти за студента последнего курса.

— Я пришел по поводу моего покойного друга, и коллеги Айзека Хирша, — сказал он, когда они уселись в кабинете рабби. — Вы, конечно, слышали о его кончине?

— По-моему, я не был знаком с Айзеком Хиршем, — в голосе рабби слышалось некоторое замешательство. — Он разве был членом моей конгрегации?

— Нет, рабби, но он жил здесь и принадлежал к еврейской общине, так что я думал, вы его знаете.

Рабби медленно покачал головой.

— Так или иначе, он умер в пятницу ночью, и его жена, или скорее его вдова, хочет устроить ему еврейские похороны. Это возможно? Я имею в виду — учитывая, что он не был членом вашей конгрегации?

— О да. Хотя наше кладбище предназначено для членов конгрегации, мы предусматриваем возможность хоронить там и тех евреев из общины, которые не являются нашими прихожанами. За небольшую плату им предоставляется номинальное членство — плюс, разумеется, стоимость участка. Однако мистер Хирш как житель Барнардс-Кроссинга может быть похоронен и на городском кладбище, в Гроув-Хилл — оно межконфессиональное. Не знаю, какая там плата, но я с таким же успехом могу похоронить его по иудейскому обряду и там.

Доктор покачал головой.

— Нет, я думаю, миссис Хирш хотела бы, чтобы его похоронили среди своих. Миссис Хирш не еврейка.

— Вот как?

— Это имеет значение? — быстро спросил Сайкс.

— Может быть. — Рабби поколебался. — В этом случае я должен быть уверен, что покойный был действительно иудеем — то есть остался иудеем.

— Я не совсем понял. Жена считает его евреем. За то время, что я его знаю, — то есть, собственно, за этот год — он никогда не притворялся кем-то другим.

Рабби улыбнулся.

— Речь идет не об этническом, а о религиозном признаке. Каждый, кто родился от матери-иудейки — не от отца, заметьте, — автоматически считается иудеем, при условии — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть суть, — что он не отказался от своей религии, обратившись в другую либо публично отрекшись от своей.

— Насколько мне известно, он не принадлежал ни к какой другой церкви.

— Но вы сказали, что миссис Хирш не еврейка. Она католичка или протестантка?

— Не знаю. Вообще-то, наверное, англиканка. По крайней мере, когда я там был, к ней заходил засвидетельствовать свое почтение англиканский священник.

— Ну, вот видите. Если бы они пришли ко мне и попросили сочетать их браком, я бы согласился только при условии, что она примет иудаизм. Так что, возможно, покойный мистер Хирш, вступая в брак, обратился в другую веру. Скажите, а почему миссис Хирш не пришла сама или не послала за мной?

— Она потрясена смертью мужа, рабби. По правде говоря, ей пришлось принять успокоительное. И естественно, что она обратилась ко мне — руководителю отдела, где он работал, его начальнику, можно сказать, — чтобы я помог все устроить. А по поводу его религиозного статуса могу только сказать, что вряд ли он стал бы ради женитьбы обращаться в другую религию, пусть даже номинально. Он никогда не придавал большого значения всем этим мумбо-юмбо… — Сайкс осекся. — Извините, рабби, но это было его выражение, я его только процитировал. — Внезапно ему пришло в голову: — Его имя, Айзек, — оно ведь, по сути, еврейское? Он не изменил его, так разве это не говорит о том, кем он себя считал?

Рабби улыбнулся.

— Когда миссис Смолл открывала вам дверь, вы, должно быть, заметили, что мы ждем ребенка. Так что интерес к именам у нас не только теоретический. Мы как раз говорили об этом и решили, что имя Айзек в наши дни можно с таким же успехом считать типичным для янки.

Сайкс развел руками в знак поражения.

— Что ж, я могу только сказать, что, как мне кажется, он не принадлежал ни к какой религии. Бедняга — если бы принадлежал, для него это было бы лучше. Он мог быть сейчас жив, если бы в пятницу вечером поехал в храм, как все остальные евреи…

— Значит, его смерть была неожиданной?

— Его нашли мертвым в гараже в пятницу вечером. Патриция Хирш известила меня на следующий день, и я сразу же приехал.

— Сердечный приступ?

— Отравление выхлопными газами.

— О… — Рабби, который сидел, откинувшись в кресле, подался вперед. Его лицо приняло задумчивое выражение, а пальцы тихо забарабанили по столу.

— Вы думаете о самоубийстве, рабби? Это что-то меняет?

— Может изменить.

— Я полагаю, что самоубийство не исключено, — сказал Сайкс медленно, — хотя записки не было, а если бы он собрался покончить с собой, было бы естественно написать несколько слов жене. Он ее очень любил. Официальное заключение полиции — несчастный случай. Видите ли, он изрядно выпил…

— То есть он был пьян?

— По-видимому, да. Он за короткое время опустошил полбутылки водки — около пинты[29]. И, наверное, отключился, а мотор продолжал работать.

— Так он сильно пил?

— Он был алкоголиком, рабби, но за то время, что он у нас работал, с ним ничего такого не случалось. Алкоголики — они не то чтобы много пьют, просто если начнут, не могут остановиться.

— И это не мешало ему в работе? Кстати, чем он занимался?

— Он был математиком в моем отделе в Годдардовской научно-исследовательской лаборатории.

Рабби задумчиво покивал головой.

— Евреи, как правило, не склонны к алкоголизму. Довольно удивительно, что, зная об этом… об этой болезни, вы взяли его на работу.

— Видите ли, математики на дороге не валяются — по крайней мере математики такого уровня, как Айзек Хирш. Может быть, вы поймете наше отношение к нему, а заодно и его проблему, если я скажу вам, что он участвовал в первом Манхэттенском проекте[30] и работал с Ферми. Когда мы сбросили бомбу на Хиросиму и поднялась шумиха, многие стали жертвами этого скандала.