Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов

плече уже холодную руку супруга. Господь послал Исаку Борецкому счастливую смерть, он умер во сне. Предчувствуя кончину, посадник составил подробное завещание, согласно которому единственной наследницей своих вотчин объявлял свою супругу.

Завещание завещанием, но Марфа понимала, что ей придется доказывать свое право встать во главе Борецких. Многочисленные родичи мужа, надеявшиеся на раздел имущества, не скрывали своего разочарования. Сыновья тогда были еще детьми, и она могла рассчитывать только на себя.

На поминках торжественно поклялась, что при ней все останется как при покойном посаднике. Встретилась с родичами мужа, да не со всеми скопом, а с каждым по отдельности. Одних одарила, другим польстила, третьих припугнула. А потом с неженской силой впряглась в тяжкий воз больших и малых дел. Вставала до свету, ложилась затемно, вникала в каждую хозяйственную мелочь. Объехала все ближние и дальние вотчины, поменяла бездельных или проворовавшихся тиунов, наградила верных.

По праздникам устраивала пиры, да какие! Гостей отбирала не столько по богатству, сколько по уму и влиятельности, выделяя нужных и отдаляя бесполезных. Каждого гостя сама встречала у ворот, за руку вела в дом. Ее застолья отличались от буйных новгородских братчин, где много говорили и мало слушали. Когда кто-то брал слово, прочие по знаку хозяйки замолкали, внимая говорившему. Потому и пустячных речей стеснялись. И хотя столы ломились от вин и яств, никто не упивался и не объедался до непотребства. Тех же, кто вел себя неподобающе, в другой раз не приглашала, и это было худшим наказанием. Быть званым на пир к Марфе-посаднице становилось почетной привилегией, которой гордились и дорожили не меньше, чем приемом у владыки.

На своих пирах Марфа неожиданно открыла у себя дар красноречия. Пригодились уроки мужа, не раз повторявшего: люди идут за теми, кто говорит им то, что они сами хотят услышать. С детства приученных к публичным речам новгородцев было трудно удивить краснословием, но, когда вставала Марфа, воцарялась полная тишина в предчувствии чего-то значительного. Говорила просто, без витийства, речь лилась легко и свободно, мысли приходили словно сами собой, согретые чувством. Ей нравилось покорять людей словом, в этом было что-то от любовной игры, когда один человек стремится пленить другого, и теперь вся ее женская нерастраченность изливалась в идущих от ума и сердца словах.

Умела Марфа и повеселить своих гостей. После застолья все высыпали на широкий двор. Здесь устраивались медвежьи забавы, играли гусляры, веселые скоморохи потешали гостей лицедейством. На дощатых подмостках появлялся старый купец, жалуясь, что молодая жена отказывает ему в близости, ссылаясь на недуг. Потом появлялись скоморохи, обещавшие вылечить супругу. Они прятали купца в мешок и, принеся его в дом, сообщали жене, что купец умер. Та на радостях устраивала пир, в разгар которого купец вылезал из мешка и «лечил» жену дубиной, а ее «недуг» бежал в окно, оставив второпях одежду и деньги. Такой конец гости, среди которых было немало пожилых мужей, встречали дружным смехом.

Вот так исподволь Марфа стала признанным вождем могущественной боярской партии. И даже то, что она женщина, неожиданно обернулось преимуществом, ей дозволялось то, что не стерпели бы от мужчины. А те, кто не воспринял Марфу всерьез, скоро на себе испытали ее железную хватку. Боярин Василий Своеземцев позарился на пограничные земли Борецких по реке Ваге. Дело дошло до суда. Марфа наняла лучших «докащиков» и «ябетников» и выиграла распрю, а сам Своеземцев в страхе бежал со всем семейством в Заонежье и сидел там тише воды ниже травы. А боярин Милославский после тяжбы с Марфой и вовсе оказался в подземной тюрьме.

Много шума в Новгороде наделал судебный процесс Марфы с другой знатной вдовой — Настасьей Григорьевой. Дело было пустячное, межевое, однако ни одна из женщин не хотела уступать. В конце концов судья приговорил решить дело «полем», то есть судебным поединком, полагая, что боярыни, по обыкновению, выставят наемных поединщиков. Но Марфа к общему изумлению, объявила, что будет драться сама, и ее сопернице пришлось принять вызов.

В назначенный день на Духовском поле, где обычно проходили поединки, собралась большая толпа любопытных. Бороться решили без оружия, на поясах. Не успел судья дать знак к началу схватки, как Марфа ловким приемом припечатала дородную боярыню к земле. И тут она снова всех удивила. Помогла подняться сопернице с земли и громко объявила, что отказывается от своего иска в пользу Настасьи. Под одобрительные крики толпы женщины троекратно облобызались и с этого момента стали задушевными подругами.

Изменилась Марфа и внешне. Раздалась в бедрах, высокая грудь, которой она сама выкормила пятерых детей, с годами отяжелела, стремительная походка сменилась величавой поступью. Вот только глаза цвета ильменской волны остались прежними: то холодные серо-голубые, то фиолетовые с грозовыми просверками, когда гневалась.

Короткие досуги посвящала оставшейся после мужа библиотеке. Привечала иностранцев, часто общаясь с ганзейцами, научилась бегло говорить на нижненемецком. О третьем замужестве думать себе запретила, ибо первый брак от Бога, второй от людей, третий от сатаны. Моясь с подругами Настасьей Григорьевой и Евфимией Горошковой в бане, со смехом слушала их беззастенчивые откровения про молодых любовников, но сама никого до себя не допускала. Власть возбуждала ее больше, чем бабьи услады. Да и выросших детей стеснялась.

Увы, детей за делами почти что упустила. С дочерью Ксенией у нее так и не возникло душевной близости, та росла пугливой и замкнутой, чуралась людей, мечтала уйти в монастырь. Младший сын Федор вымахал в сажень ростом, а ума не нажил, за что и получил обидное уличное прозвище Дурень. Дела семьи считал пустой докукой, зато до страсти любил кулачные бои. На Масленицу, когда на волховском льду сходились стенка на стенку, шел в челе софийской стороны, как косой снося противников пудовыми кулачищами. Этим его доблести и кончались.

И только старший сын стал ее гордостью и надеждой. От матери Дмитрий унаследовал красоту и гордую стать, от отца — ум и рассудительность. Правда, смущало Марфу его женолюбие, бил, как говорят, сороку и ворону, не пропускал даже дворовых девок. Не раз подстерегали молодого боярина в темных заулках мужья-рогоносцы и отцы порушенных девиц, а с него все как с гуся вода. На материнские укоры только улыбался, да и долго сердиться на него Марфа не могла, потому и простила ему историю с тайной женитьбой.

Не успела подумать о Дмитрии, как он сам стремительно вошел в горницу. Взгляд тревожный, сразу поняла, что-то стряслось. И точно! Вестей было две, и обе плохие. Весть первая: из Москвы вернулся Никита Ларионов, которого нареченный Новгородский владыка