Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господский дом получился на загляденье, роскошным без надменности, веселым без легкомыслия. А она тем временем занялась усадьбой. Все старые постройки велела сносить безо всякой жалости. Кузницы, сапожные и скорняжные мастерские вынесла за город, оставив только самые необходимые службы, отстроенные заново. Опоясала двор водоотводными трубами, победив непролазную новгородскую грязь. Внутренние дорожки с умыслом отложила напоследок, дав людям сначала самим протоптать тропинки, а уж потом застлав их сосновыми плахами.
Покончив со строительством, занялась внутренним убранством. Половину нижнего этажа господского дома отвела под огромную горницу для пиров, вмещавшую до двухсот гостей. С детства помнила, что в Новгороде на пирах и братчинах не просто едят и пьют, а решают важные дела, завязывают нужные связи. В подарок мужу сделала для него настоящий кабинет с библиотекой и инкрустированным шахматным столиком, благо на склоне лет посадник все больше тянулся к книгам и шахматам. Рядом обустроила свою светелку с выходом на опоясывающую дом крытую галерею. С особым тщанием обставила супружескую спальню с огромной кроватью под балдахином.
Вместо русских печей заказала изразцовые камины, вместо лавок — стулья немецкой работы, вместо сундуков — шкапы с расписными дверками. На вощеные полы легли не домотканные половики, а настоящие хорасанские ковры. Даже нужные места устроила как во владычном дворце — с удобными сиденьями, водосливами и оконцами для проветривания.
Новая усадьба Борецких стала притягивать восхищенные взоры горожан, с чьей-то легкой руки к ней приклеилось прозвище Чудный двор Марфы-посадницы. Сам Исак Андреевич не мешал Марфе обустраиваться, дивуясь ее практичному уму и деловой хватке. Теперь он часто недужил, и она все увереннее брала в свои руки бразды правления громадным хозяйством. Строгостью, а когда и плетью вышколила челядь, скоро сообразившую, что от зоркого взора боярыни ничего не укроется. Но зато ее слуги были всегда сыты, хорошо одеты, а женившись, получали добротные избы и деньги на обзаведение.
Выходя по утрам на галерею своего нового дома, Марфа с наслаждением вдыхала речной воздух, подолгу любовалась видом пробуждающегося Новгорода. Медленно катил свои бурые волны Волхов, уже поднимались над крышами столбы дымов, звонили к заутрене колокола, мычало выгоняемое из хлевов огромное городское стадо, помаленьку оживал Торг. Как же любила она этот город! Это был ее мир, и она была его малой частичкой, но частичкой разумной, деятельной, сумевшей обустроить в нем свой собственный заветный мирок. Теперь у нее было все: семья, дом, сказочное богатство, а дела и заботы приносили больше радости, чем огорчений.
Но отчего-то все чаще подсасывала в груди возле левой ключицы непонятная тревога и нарастало в душе смутное предчувствие надвигающейся беды…
2
Если первый муж учил Марфу хозяйствовать, то второй приохотил ее к политике. За долгие годы посадничества Исак Борецкий досконально изучил явные и тайные пружины власти. И хоть сказано, что жена, домогающаяся власти, становится тираном своего мужа, старый посадник охотно делился с Марфой всем, что знал и помнил, ибо уверовал, что только она сможет возглавить клан Борецких после его смерти.
Многие годы Исак Андреевич преданно служил республике, его тяжелый бас веско звучал на совете господ. Не в пример чванливым «золотым поясам» старый посадник не пренебрегал городской чернью. Знал, что хотя всем в Новгороде правят сорок боярских семей, но рано или поздно настает момент, когда свое последнее слово скажет простая чадь. А потому надо умерять алчных и по возможности поддерживать слабых.
Главную угрозу для республики Исак Андреевич видел в Москве. От одной мысли о том, что кто-то хочет наложить жадную лапу на новгородские, а значит, и на его владения, в душе посадника поднималась волна ярости. Но он тут же охолаживал себя. Слепая ярость позволительна в молодые лета, муж умудренный обязан зряче смотреть на вещи. А трезвый рассудок отвечал: право на стороне силы! И разве не пользовался этим правом сам Великий Новгород, захватывая новые земли и тесня в глухие чащи местные племена? Силе может противостоять только сила, а если ее нет, значит, надо договариваться, отдавать меньшее, чтобы не потерять все.
В том, что сила на стороне Москвы, Исак Борецкий убедился после злополучной битвы под Руссой, в которой немногочисленное московское войско наголову разгромило кованую новгородскую рать. Это его, Исака Борецкого, республика послала вместе с престарелым владыкой Евфимием вести переговоры с князем Василием Темным, который по-хозяйски расположился в валдайском селе Яжелбицы. Была на то особая причина, о которой знали немногие. За три года до войны с Москвой Исак Борецкий помог Василию Темному избавиться от его заклятого врага князя Дмитрия Шемяки, нашедшего пристанище в Новгороде. Посадник свел подосланного из Москвы дьяка Степана Брадатого с шемякиным поваром, а тот приготовил своему хозяину курицу по особенному рецепту, отведав которую князь с неделю промаялся животом, а потом и вовсе отдал Господу свою мятежную душу. Сделал это Исак Андреевич, радея за республику, на которую Шемяка навлекал войну с Москвой. И все же на душе у него долго было муторно от сознания собственного вероломства.
Зато та давняя услуга помогла посаднику в тяжелых переговорах с великим князем Василием. И хотя полынно-горьким был заключенный в Яжелбицах мир, лишивший республику древних прав и обложивший ее подушной податью, но именно он, Исак Борецкий, уберег от тяжкой московской длани становой хребет Великого Новгорода — его вечевой строй.
Рассказывая об этом Марфе, посадник хотел, чтобы она усвоила: политика бывает жестокой и коварной, а потому волей-неволей приходится нарушать Божьи заповеди. И все же по глазам жены видел, что она не одобряет его поступок и сама не смогла бы предать доверившегося новгородцам Шемяку. С сожалением сознавал: хоть и ума палата, а все одно баба, думает больше сердцем, чем головой, а сердце в государственных делах плохой советчик.
И все же Марфа многому научилась от мужа. На пирах и важных переговорах она всегда сидела с ним рядом, легко вступала в общий разговор, и хотя поначалу ловила недоуменные взоры других бояр, но постепенно посадник приучил к ней своих гостей. Когда оставались вдвоем, терпеливо объяснял, как наклонять дела в свою пользу, как молвить кстати и вовремя смолчать, уступить или явить силу и упорство. И в этих потаенных беседах меж супругами возникала особенная близость, которой они дорожили больше, чем близостью телесной.
3
Но и второй брак Марфы длился недолго. Проснувшись однажды среди ночи, почувствовала на
