Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

— Слава аллаху и святому духу, кажется, лед тронулся! весело воскликнул Вугар и, пододвинув стул, уселся возле постели Исмета. — Пусть эта глупость катится к лешему… Расскажи, как живешь?

— Неплохо.

— Это я уже понял… — Вугар осмелел, услышав спокойный ответ Исмета. — Что делается в амурных сферах? Удалось тебе встретиться с ней?

— Удалось. Сегодня я был у них.

— Ты? У них? — Вугар не мог скрыть своего изумления. — Как ты попал туда?

— Очень просто. Дело к профессору!

— Дело?

— Да. Хотел с ним посоветоваться.

— Уж не по поводу ли Алагёз?… — усмехнулся Вугар.

— О нет!

— Какое же дело, если не секрет?

— Я хочу перейти в его отдел.

Вугар нахмурился, мгновение размышляя о чем-то.

— Вот оно что! — снова повеселев, воскликнул он. — Как говорит поэт: «Чтобы увидеть возлюбленную, и это предлог!»

— При чем тут предлог? Я говорю совершенно серьезно: хочу работать в его отделе! Понятно? — Глаза Исмета сузились и потемнели.

— Что ответил профессор? Согласен?

— Его не было дома. Я долго ждал и не дождался. Он задержался в академии, на совещании.

Несколько минут в комнате царило напряженное молчание. Вугар не хотел затевать серьезного разговора, — с таким трудом помирились, а подобный разговор привел бы к новой ссоре.

— Ну, так о чем же ты говорил с Алагёз? Вам удалось остаться наедине?

Исмет медлил с ответом. Он взглянул на приоткрытую дверь, быстро поднялся и с шумом захлопнул ее. Вугар понял: Исмет не желает, чтобы мама Джаннат слышала их разговор. Наконец, он негромко сказал:

— Нет! Мать не оставляла нас одних ни на минуту…

— Эх ты, мямля! — громко засмеялся Вугар. — Столько дней злился, что я не передал твоего письма. Понял теперь, что это невозможно? И не стыдно? Целую неделю молчал как сыч! Хоть бы вот этих постыдился… — Вугар указал на фотографию в деревянной рамке, висевшую на стене: два малыша, крепко обнявшись, целовали друг друга. Это отец Вугара сфотографировал их, когда и Вугар и Исмет были еще совсем маленькими.

Где бы ни жили братья, в их комнате всегда висела эта фотография, как символ дружбы и родства.

Но сегодня Исмет даже не взглянул на нее. Просить прощения он тоже, кажется, не собирался. Исмет принадлежал к тем людям, что всегда считают себя правыми.

— Не сравнивай свое положение с моим… — обиженно процедил он.

— Не понимаю! Изволь растолковать.

— Не понимаешь! За другого всегда легко говорить, а вот самому вымолвить слово — духа не хватает.

— Ты хочешь сказать, что тебе нужен сват?

— Не надо мне свата! Мне нужен человек, который сможет сказать ей, как я люблю ее…

— Ах, так тебе необходим посредник?! Нет, брат мой, на такую роль я не гожусь, уволь!

— А что ж тут обидного? Тебе ничего не стоит исполнить мою просьбу. В этом доме так уважают тебя!

— Вспомни поговорку наших дедов: «Кому нужна свежая рыба, тот пусть сам лезет в студеную воду…»

— Но неужели ты не понимаешь, что, если бы я мог обойтись без помощи, я никогда бы не стал просить…

Вугар развел руками:

— Исмет, я не узнаю тебя! Скольким девушкам ты морочил голову, измывался над ними, и вдруг такая застенчивость…

— Ты смеешься надо мной, а я потерял голову. Я не знаю, что мне делать.

— Ты что, действительно ее любишь?

— Решил издеваться надо мной?

— Ради бога, успокойся! Если все так серьезно, о какой издевке может идти речь? Но я хочу знать правду… Может, это очередная шутка?

— Разве любовь и шутка совместимы? — рассердился Исмет.

— Будем честными, припомним кое-что… Год назад ты был влюблен в Зарифу. Клялся: умру, но не покину ее. Даже во сне шептал ее имя. Просил мать отнести ей обручальное кольцо и свадебные подарки. А потом что? Я уж не говорю о других… И вот снова ты умираешь от любви.

Исмет разозлился:

— Кто старое помянет, тому глаз вон! С этим навсегда покончено. Раз и навсегда, понял? А ты…

— Да, я… Ну что, договаривай!

— А ты скрываешь свою любовь, это нечестно!

— Когда я скрывал? Где?

— В доме профессора! — Исмет торжествующе замолчал, словно поймал молочного брата с поличным. — Что ты ответил Мархамат-ханум, когда она спросила, есть ли у тебя невеста?

— Не помню…

Исмет возвысил голос, и в нем зазвучали обвинительные нотки:

— Ты сказал, что никакой невесты у тебя нет, что ты чист и свят, как ангел.

— Я говорил правду.

— Правда? А кем тебе приходится Арзу?

— Я люблю ее, но мы не обручены. Или ты не понимаешь, что я не имею права называть ее невестой?..

Слова Вугара были просты и логичны. Не зная, что возразить, Исмет замолчал и обиженно отвернулся к стенке. Но Вугар настойчиво продолжал:

— Изволь договорить до конца! Кто рассказал тебе о разговоре в доме профессора?

— Сама Мархамат-ханум, — ответил Исмет.

— Сегодня?

— Да, именно сегодня! — Исмет говорил, не оборачиваясь, казалось, разговаривает не с Вугаром, а со стенкой. — Мархамат-ханум спросила, знаю ли я тебя. «Как же, — ответил я, это мой брат, мы вместе живем…» Вот тут-то она и стала расспрашивать, есть ли у тебя невеста. Я ничего не утаил, все рассказал.

— Молодец! Так чего же ты злишься? О чем еще вы говорили?

— Ни о чем! Все время, пока я там находился, говорили только о тебе…

Исмет помолчал, потом вдруг повернулся к Вугару и сказал совсем другим тоном, мягким и доверительным:

— Одно меня беспокоит, Вугар…

— Именно?

— Не нравится мне Мархамат-ханум! Зачем она так подробно выспрашивала о тебе? И вообще, почему она проявляет к тебе интерес?

— Уж не думаешь ли ты, что она хочет выдать за меня дочку?

— Вот, вот… — Исмет опустил глаза. — Когда я сказал ей, что ты любишь Арзу, она в лице переменилась.

— Эх, Исмет, Исмет! Ну что ты выдумываешь! — Вугар поднялся со стула и подошел к своей кровати. — Ну, спросила обо мне, что ж в этом такого? Обыкновенное женское любопытство. Или ты не знаешь, как любопытны все женщины и плохие и хорошие?.. У тебя нет оснований для подозрений. А вот у меня, кажется, есть! — И, уже не сдерживаясь, он грубо спросил: — Почему меняешь отдел?

Резкий тон удивил Исмета. Вугар никогда так не разговаривал с ним. На какое-то мгновение он оробел и, растерянно моргая, негромко, но заносчиво ответил:

— А почему тебя это беспокоит? Не нравится?

— Нравится мне или не нравится, науке до этого нет дела!

— Если ты хочешь перейти в отдел Гюнашли, чтобы сблизиться с его семьёй, — говори прямо!

— Допустим, ты прав. Но еще раз спрашиваю: какое тебе дело?

— Менять науку на любовь непростительно для ученого. Завоевывай сердце девушки иными путями.

— А если есть другие причины?

— Исмет, не хитри! Нет других причин! У тебя интереснейшая работа! Теоретические проблемы современной химии становятся с каждым годом все актуальнее, за ними будущее…

— Не вижу я этого будущего!

— Тебя ослепила любовь! — Вугар улыбнулся, но улыбка была невеселая. Одумайся, прошу тебя. Ты избрал опасный путь. Хочешь породниться с профессором Гюнашли и пригреться под его крылышком? Достойно ли это мужчины?

— Не учи меня!

— Не собираюсь учить, но как брат обязан дать тебе совет. Ты вот-вот должен закончить аспирантуру. И вдруг решаешь менять тему! Не стыдно?

— Чего же стыдиться?! Цыплят по осени считают!

— О какой осени ты говоришь? Хочешь дождаться, пока все твои товарищи защитят диссертации и обгонят тебя?

— Это еще неизвестно, кто и как защитит диссертацию! — в запальчивости крикнул Исмет. — Пусть некоторые не теряют головы от ложных дифирамбов!

— Если некоторые теряют головы от ложных дифирамбов, то другие, подобно древним алхимикам, строят свои расчеты на философском камне.

— Кроме философского камня есть случай. И порой именно случай решает все в человеческой судьбе. А планы, заранее продуманные, терпят крах!

— Чушь! Метафизика!

— Это не моя мысль. Так утверждал английский ученый Джозеф Пристли. И было бы нахальством утверждать, что крупнейший ученый, впервые высказавший предположение о существовании газового вещества, сыгравшего затем огромную роль в развитии химической промышленности, мог говорить чушь!

— И до Пристли и после него ученые занимались поисками этого вещества. Флогистонские теоретики, потом Келмонт, Бойль, лорд Кавендиш, Лавуазье…

— Паскаль, Фарадей, Ломоносов, Менделеев… Знаю!… Выходит, в науке случай не играет никакой роли, нет неожидан ностей, нет находок?

— Есть и случай, и находки, но каждое открытие рождается из предыдущего. Каждая последующая мысль продолжает предыдущую и отшлифовывает ее.