Неверный муж (СИ) - Коваль Лина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему-то вспоминается самый первостепенный в жизни ужас. Тот мужчина в черном и всё, что связано со старшим Андреевым. В голове проносятся страшные картинки. Может, правду говорят, что с годами мужчина становится всё больше похож на своего отца?
Вот и Матвей изменился.
Из милого, улыбчивого и доброго парня, с которым я познакомилась чуть больше двух лет назад, превратился в жестокого, бесчувственного человека? Что если смерть матери и то, что он называет моим предательством, выжгли в его светлой душе всё подчистую? Дотла…
Возможно, обстоятельства сделали из него монстра?
Пытаюсь заставить себя посмотреть ему в глаза, но не могу. Взгляд застыл в районе широкого подбородка и жестких, сложенных в линию губ. А выше не поднимается, хоть домкратом тяни.
Боюсь разочароваться.
Одно дело ставить мне фантастические условия по причине того, что я отказалась быть с ним. Другое дело – у человека нет банального сочувствия к физической боли.
Когда решаюсь, вижу в светло-серых глазах схлынувшее море злости и небольшую обескураженность. Словно их хозяину самому стало не очень удобно за свое поведение.
- При чем здесь очки? – говорю робко. – В меня въехали.
- Простите, пожалуйста, - продолжает причитать самокатчик. Видно, что парень сам перепугался и находится в состоянии шока.
Матвей еще раз переводит взгляд на скинутый на асфальт транспорт и серьезно обращается к гонщику:
- Сколько тебе лет?
- Четырнадцать, - шмыгая носом, выдает парень.
- Дай мне номер своих родителей, - приказывает Матвей, доставая из кармана брюк телефон.
Люди, разглядывающие нас, расходятся, а я ковыляю до ближайшей лавочки. Разглядываю ссадину на ноге и борюсь со слезами.
- Мам, все хорошо? – спрашивает испуганно Марк, присаживаясь рядом.
- Да.
- Я тоже падал пару раз, - старается меня подбодрить. – Помнишь однажды, сколько крови было?
Вопреки боли и досаде, пытаюсь улыбнуться и приобнимаю его за плечи. Целую в щеку.
- Я помню. Спасибо.
Припекающее солнышко успокаивает нервы.
- Мам, а Матвей - хороший человек? – спрашивает настороженно Марк, поглядывая на Андреева.
- Конечно, - отвечаю без заминки. – Что за мысли?
- Он какой-то злой стал.
Да ладно? Почему-то не хочется, чтобы он разочаровался в своем давнем кумире.
- Может, тебе показалось?
Сын задумчиво пожимает плечами.
Смотрю за тем, как Матвей разговаривает по телефону, по всей видимости, с родителями гонщика. Тот, виновато глазеет под ноги. После Андреев поднимает мой велосипед и проверят его на целостность. Взявшись за руль, везет к нам.
- Как ты? – спрашивает приближаясь.
- Нормально, - сообщаю равнодушно.
- Марк, - говорит Матвей, доставая из кармана банковскую карту. – Пойди купи маме кофе. Американо, как она любит.
Головой указывает на киоск на другой стороне набережной.
- Хорошо, - нерешительно говорит Марк и воинственно добавляет. – Только маму не обижай!
Эта трогательная забота сына почему-то бьет под дых и заставляет мою броню треснуть даже больше, чем тот факт, что Матвей помнит, какой именно кофе я люблю.
- Иди давай, - легко улыбается Андреев. – Не обижу, конечно.
Смотрю вслед удаляющемуся сыну и перевожу взгляд на опухшую ногу. О каблуках и юбках можно забыть. Досадно вздыхаю, вытирая руки о футболку.
- Больно? – Матвей садится рядом, снова заполняя воздух вокруг собой.
- Терпимо.
- Дай посмотрю.
Его бережное прикосновение обжигает локоть.
- Не надо, - резко выдираю руку.
- Ты… ты что боишься меня? – спрашивает он непонимающе.
- А что? У меня нет повода?
- Я…
Матвей виновато растирает лицо ладонями.
- Прости, - говорит на выдохе. – Я перегнул палку. Как мудак на тебя набросился.
- Я даже отрицать не буду! – фыркаю, растирая ногу.
Вместе с тем атмосфера как-то враз расслабляется, впервые за последний месяц становится чуточку комфортнее. Словно несколько стен непонимания между нами разрушили. Но львиная доля всё же осталась.
Матвей широко улыбается и давит смешок.
- Не пощадишь моё самолюбие, да?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Да пошёл ты, Андреев, - бью кулачком его в плечо. – Твоё самолюбие давно пора подрезать как следует.
- Даже так? – его брови изгибаются, а на лице появляется очередная ухмылка, от которой умственные способности отключаются.
Мы что? Флиртуем?
- Так, - соглашаюсь, склонив голову.
- Пожалуй, спрячу все ножи в среду. Мало ли.
Сердце устремляется вскачь, а низ живота заливается теплом. И всё это только от одного упоминания проклятой среды! Тут же улавливаю запах.
Он… Вздыхаю. Несмотря ни на что от него веет счастьем. Прошлым.
Моя жизнь два года назад разделилась на «до» и «после».
Так вот, у Матвея запах моего «до». Терпкий, крышесносный. Сейчас рядом с ним хочется не дышать, чтобы не дай бог ничего не вспомнить. Потому что у воспоминаний слишком горькое послевкусие из тягостных мыслей.
Например, о его жене.
Марк возвращается со стаканчиком кофе, и я под двумя пристальными взглядами быстро выпиваю его, стараясь не обжечься.
После этого мы с Матвеем пешком отправляемся в сторону парка, а сын уезжает вперед.
- Марк сказал, он практически не общается с отцом, - как-то задумчиво произносит Матвей.
Цепляю взглядом быстро удаляющийся детский велосипед.
- По мере возможности, - замечаю.
- Если ты так не хотела уходить от него, почему вы все-таки развелись? – спрашивает Матвей после паузы.
Немного цепенею от опасной темы. В конце концов, та легкость, которая создалась за последние минуты, мне нравится, и я не хочу ее терять. Не сейчас.
- Может, он не успел спрятать ножи в доме? - чуть улыбаюсь.
- Аааа, - иронично ухмыляется Матвей. – Зная тебя, ты бы стала, скорее, вдовой.
Весело смеюсь. Это очень удивительно рядом с ним.
- Ну, а если серьезно, Вик? – спрашивает еще раз.
- Боже, - в миг взрываюсь. – Ну зачем тебе это, Матвей?
- Просто хочу разобраться, - он вдруг раздражается. - Здесь что-то не совпадает. Ты признаешься мне в любви и собираешься развестись. Потом резко меняешь планы. Говоришь, что ни за что от своего мужа не уйдешь. А через полгода ты, блд, разводишься. Что-то тут не сходится.
- Кроме собственной переменчивости, ничего такого не вижу, - тихо произношу.
Боже! Сделай так, чтобы он перестал меня расспрашивать. Я не могу рассказать ему всё, что связано с его отцом. Цена слишком высока.
Несколько минут движемся каждый в своих мыслях.
- Он приходил ко мне, - мрачно бросает Матвей.
- Кто? – не сразу понимаю.
- Твой муж, - сипло произносит.
Останавливаюсь посреди дороги и врезаюсь ошарашенным взглядом в его безжизненные глаза.
- Зачем? – удивляюсь, сдавливая пальцами руль.
Это что за новости? Откуда он вообще…
Матвей трудно сглатывает слюну, будто комок в горле застрял.
- Приходил. Сказал, что у вас это не в первый раз, и ты… и раньше ему изменяла. А он слишком любит тебя, чтобы отпустить. И за меня тоже простил. И вы все решили.
- Боже, - внутри все леденеет. Я ведь помню его состояние. Это так жестоко. – Это неправда.
- Да? – напряженно осматривает улицу за моим плечом.
- Конечно. За кого ты меня принимаешь?
Матвей резко отворачивается, словно хотел бы скрыться и произносит:
- Тогда ничего не понимаю. Зачем ему это надо было?
- Не знаю, - медленно отвечаю, прокручивая в голове варианты.
А потом меня осеняет мысль, которая тащит меня в очередную пропасть.
- Когда Свободин приходил к тебе, Матвей? Когда?
Широкие плечи резко дергаются, он поворачивается. В его глазах арктические осколки, которые не тают даже под палящим солнцем.
- Когда, Матвей?
- В тот день. Перед аварией.
Глава 17. Виктория
- Я поверить не могу, что Леша такое совершил, - произносит Тая с удивленными глазами на следующий день за обеденным перерывом.