Последнее письмо от твоего любимого - Мойес Джоджо

– В другой раз, – отказался Энтони.

Стерлинг отрывисто и уверенно пожал ему руку, Монкрифф последовал его примеру, а затем молча отсалютовал.

Энтони пошел по тропинке, освещенной установленными в клумбах фонариками. Где-то далеко в ночном море мерцали огни кораблей.

Ветер донес с террасы отзвуки приглушенных голосов:

– Интересный парень, – сказал Монкрифф, но по тону было ясно, что он, мягко говоря, придерживается иного мнения.

– Вот самодовольный хлыщ! – пробормотал себе под нос Энтони.

– Мистер О’Хара? Можно мне с вами?

Слегка покачиваясь, Энтони обернулся и увидел Мариетту. Она стояла перед ним в накинутом на плечи кардигане, сжимая в руках сумочку.

– Я знаю, как дойти до города. Есть горная тропинка, можем пройти по ней. Мне почему-то кажется, что один вы обязательно заблудитесь, – заявила девушка, беря едва держащегося на ногах журналиста под руку. – Нам повезло, что сегодня чистое небо. В свете луны хотя бы будем видеть, куда идем.

Сначала они шли молча.

Прислушиваясь к шуршанию песка под ногами, Энтони зацепился за невысокий лавандовый куст и тихонько вздохнул. Несмотря на чудесную погоду и очаровательную спутницу, ему вдруг стало отчаянно тоскливо. Он и сам плохо понимал отчего.

– А вы не очень-то разговорчивы, мистер О’Хара. Вы там еще не заснули? – спросила Мариетта под доносящийся со стороны виллы смех.

– Скажите, а вам нравятся такие вечера? – ответил вопросом на вопрос журналист.

– Милый дом, – пожала плечами она.

– Милый дом. Это и есть ваш критерий того, насколько удачно вы провели вечер, мадемуазель?

– Мариетта, – слегка приподняв бровь, но не обращая внимания на его резкий тон, поправила она. – Пожалуйста, называйте меня просто Мариетта. То есть вы хотите сказать, что вам вечер не понравился?

– После общения с такими людьми, – провозгласил он, вполне отдавая себе отчет, что выпил и ведет себя агрессивно, – мне хочется засунуть револьвер в рот и нажать на курок. – Мариетта хихикнула, и, заручившись ее негласной поддержкой, Энтони продолжил развивать тему: – Мужчины говорят только о том, у кого что есть. Женщины не видят ничего, кроме своих украшений. У них есть деньги, есть возможность делать что угодно или поехать куда угодно, но никто из них и носа не высунет за пределы своего ограниченного мирка. – Энтони снова споткнулся, но Мариетта успела поддержать его под локоть. – Я бы с большим удовольствием провел вечер с попрошайками, которые ошиваются около отеля «Кап». Если, конечно, типы вроде Стерлинга еще не привели все в порядок и не вывезли неугодных лиц в какое-нибудь менее бросающееся в глаза место.

– А я-то думала, вам понравилась мадам Стерлинг, – упрекнула его девушка. – В нее влюблена половина мужского населения Ривьеры… судя по всему.

– Маленькая избалованная тай-тай. Таких полно в любом городе, мадемуа… простите, Мариетта. Красива, словно кукла, и ни одной оригинальной мысли в голове, – увлекшись собственным красноречием, продолжал он, но вдруг заметил, что девушка остановилась.

Почувствовав, что тут что-то не так, Энтони обернулся и с ужасом увидел на тропинке в двух шагах от него Дженнифер Стерлинг.

Она сжимала в руках его льняной пиджак, светлые волосы серебрились в лунном свете.

– Вы забыли, – процедила она сквозь зубы, глаза сердито сверкали в голубоватом свете луны.

Энтони шагнул вперед и забрал у нее пиджак, и тут Дженнифер повысила голос:

– Прошу простить нас, мистер О’Хара, что мы так вас разочаровали. Простите нас за то, что наш образ жизни столь оскорбляет ваши нежные чувства. Видимо, для того, чтобы заслужить ваше одобрение, надо иметь черную кожу и жить в абсолютной нищете.

– Господи! – встревоженно воскликнул он. – Простите! Простите, ради бога. Я выпил лишнего.

– Это точно. В любом случае, я нижайше прошу вас не нападать на Лоренса в прессе, каким бы ни было ваше личное мнение по поводу меня и моей избалованной натуры, – отчеканила она и, развернувшись, пошла к дому.

Энтони поморщился и беззвучно выругался, и тут ветер донес до него ее последние, брошенные через плечо слова:

– Возможно, в следующий раз вы дважды подумаете, прежде чем соглашаться провести вечер в компании таких зануд, и поймете, что можно просто вежливо отказаться.

4

Ты не позволяла мне взять тебя за руку, не позволяла даже дотронуться до твоего мизинца, персик мой нежный.

– Мадам, я не помешаю вам, если начну пылесосить? – донеслось из коридора, и Дженнифер, заслышав шаги экономки, села на пятки. – О! Все ваши вещи… – опешила миссис Кордоза, застыв на пороге с пылесосом в руках. – Не знала, что вы решили привести в порядок комнату. Позволите вам помочь?

– Нет, спасибо, миссис Кордоза, – ответила Дженнифер, вытирая лоб и окидывая взглядом содержимое шкафа, равномерно разбросанное по всей спальне. – Занимайтесь своими делами, я просто разбираю вещи, чтобы самой знать, где что лежит.

– Как скажете, – нерешительно ответила экономка, не двигаясь с места. – Я закончу, а потом пойду по магазинам. В холодильнике есть мясная нарезка. Вы сказали, что не хотите плотно обедать.

– Да-да, этого вполне достаточно, спасибо.

Вскоре в коридоре загудел пылесос, и Дженнифер снова осталась одна. Выпрямившись, она открыла очередную обувную коробку. С помощь миссис Кордозы Дженнифер уже несколько дней в самый разгар зимы занималась весенней уборкой: доставала все с полок и из ящиков, рассматривала, перекладывала, наводила чистоту и порядок с внушающей ужас скоростью и тщательностью, запоминала, как выглядят ее вещи, – одним словом, пыталась показать дому, который упорно отказывался признавать ее, кто здесь хозяйка.

Генеральную уборку Дженнифер поначалу затеяла ради развлечения, чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей о том, что она обречена играть роль, которую ей отвели. Однако со временем это занятие привязало ее к дому, помогло лучше понять, какой она была раньше и как жила. Она обнаружила письма, фотографии и детский альбом – с одной из фотографий на нее хмуро смотрела маленькая девочка с хвостиком, которая сидела на упитанном белом пони. Разглядывая старательно исписанные школьные тетради и легкомысленные, шутливые письма, Дженнифер с облегчением поняла, что многое ей действительно кажется знакомым. Как далеко была эта избалованная, всеми обожаемая и, наверное, даже испорченная девочка от женщины, в теле которой она теперь оказалась…

Она узнала о своей жизни практически все, что только возможно, но чувство потерянности, ощущение чужой жизни не исчезало. Вчера вечером после двух мартини она пожаловалась на это Ивонне.

– Дорогая, такое со всеми бывает, – ласково погладила ее по плечу подруга. – Ты себе не представляешь, сколько раз я просыпалась, смотрела на храпящего мужа, от которого так и разило перегаром, – в общем, само очарование! – и думала: «Боже мой, как я могла до такого докатиться?»

Дженнифер заставила себя улыбнуться. Ее, как всегда, никто не слушает, и остается лишь смириться с этим. На следующий день после ужина, встревоженная и расстроенная, она поехала в клинику, чтобы поговорить с мистером Харгривзом. Тот сразу же принял ее, хотя Дженнифер сочла это скорее знаком внимания к жене особо состоятельного клиента, чем профессиональным отношением к работе. Доктор сказал ей примерно то же самое, что Ивонна, однако не так образно.

– Травма головы может по-разному повлиять на человека, – сообщил он, затушив сигарету. – Одним сложно сосредоточиться, другие начинают рыдать в неподобающих ситуациях, третьи длительное время испытывают приступы агрессии. Я лечил нескольких джентльменов, которые после таких травм вдруг стали проявлять склонность к насилию. Депрессия – довольно распространенная реакция на то, что с вами произошло.

– Мистер Харгривз, но дело не только в депрессии. Я действительно надеялась… надеялась, что со временем приду в себя.