Холодное золото - Валерий Георгиевич Шарапов

вы были последним, кто видел Бориса Соколова живым, – объяснил Егоров. – Этот факт вы сами признали. Также вы признали, что снабжали артиста редкими книгами и прекрасно знали, что находится в его библиотеке. Вы лучше всех знали, какие раритеты там хранятся. Это так?

– Да, знал я, что у него есть, это верно, – согласился библиофил. – Но ведь не я один ему книжки поставлял, и не я один был у него в кабинете. А главное – я его не убивал!

– Ну, это пока что одни слова, – сказал Егоров. – Скажите, как давно вы знакомы с Соколовым?

– Лет шесть, наверно, будет, – ответил Маркуша. – Помню, я ему достал первый русский перевод басен Лафонтена, еще восемнадцатого века. Настоящий был раритет! Вот с этого наше сотрудничество и началось.

– Как часто вы у него бывали?

– Примерно раз в месяц, иногда раз в два месяца.

– Как строилось ваше сотрудничество? Вы приносили ему какие-то новинки, предлагали, а он выбирал?

– Нет, что вы! Настоящие собиратели так не работают. Иногда, конечно, я ему предлагал что-то, что у меня только что появилось. Но обычно я работал по заказам. Он где-то находил сведения о редкой книге, которая находится у кого-то на руках, и просил меня ее найти. Я искал, уговаривал владельца продать книгу и, если это получалось, звонил Борису Никитовичу, и он назначал мне время, когда прийти.

– Сколько всего книг вы ему достали?

– Всего… – Маркуша задумался. – Трудно сосчитать… Сорок, а может, пятьдесят…

– И все были такие редкие, как басни Лафонтена?

– Нет, конечно. Такие раритеты встречаются редко. Чаще были прижизненные издания писателей и поэтов нашего века, реже – девятнадцатого. Помню, я принес ему прижизненное издание Вальтера Скотта, а потом Конан Дойля.

– Русское издание?

– Нет, английское. Русские переводы позже появились.

– А что же, Соколов читал на английском языке?

– Немного читал. Но ведь такие книги собирают не для чтения. Почитать и сегодняшнее издание можно. А эти книги покупают, чтобы любоваться на них, держать в руках, перелистывать… Чтобы показывать другим знатокам…

– А к Соколову ходило много таких знатоков?

– Да, ходили люди. Не скажу, чтобы их было много… Так, человек шесть близких друзей-книголюбов. Среди них, между прочим, были писатели, например Леонид Горбовский.

– А еще кто? Давайте, перечисляйте остальных.

– Остальные? Хорошо, сейчас назову. Ну, про Горбовского я уже сказал… Следующим по степени известности я бы поставил оператора Бориса Верника. В мире кино его хорошо знают. Он тоже собирал редкие издания, они с Соколовым соревновались, кто соберет больше редкостей. Остальные – обычные собиратели. Игорь Цветков – он, кажется, инженер. Еще Константин Дерюгин, капитан речного судоходства. Потом Антон Дулин, журналист. И наконец, представитель молодого поколения – студент Никита Донской.

– Давайте сделаем так. Возьмите вот этот листок бумаги, ручку и составьте список всех этих людей. Если знаете чьи-то адреса, телефоны, место работы или учебы, еще какие-то сведения – их тоже запишите.

Несколько минут в кабинете царило молчание. Маркуша составлял список частых посетителей квартиры Бориса Соколова, а Егоров в это время писал протокол допроса этого самого Маркуши. Закончили они почти одновременно. Капитан взял листок с записями библиофила, просмотрел их и положил листок рядом с блокнотом.

– Значит, вы принесли Соколову не то сорок, не то пятьдесят книг, – сказал он. – И сколько вы получили с каждой?

– Но я не помню! – Маркуша прижал руки к груди. – Это было давно!

– А вы напрягите память. Постарайтесь вспомнить здесь, в этом кабинете, иначе придется вспоминать, сидя на нарах в Лефортово.

Сидеть на нарах Маркуше явно не хотелось. Он закатил глаза к потолку, начал загибать пальцы, ведя в уме какие-то сложные подсчеты. И наконец заговорил:

– Ну, с большинства книг я получал по двести-триста рублей. Хотя с редких изданий можно было получить и больше. Вот и считайте.

– Хорошо, я посчитаю. Неплохие деньги получаются, а, Маркуша? По пятьсот, а то и по шестьсот рублей в месяц. У нас столько профессора не получают. Ведь это нетрудовые доходы! Так что в тюрьме вам все равно придется сидеть. Вопрос только – по какой статье и какой срок. Давайте теперь определимся…

– Нет, постойте! – воскликнул Маркуша. – В тюрьме, вы сказали? Но я не хочу сидеть в тюрьме! Я не могу! Мне нельзя долго оставаться в одном помещении, мне там плохо становится! Я у себя дома-то не могу подолгу оставаться! Нет, если вы говорите, что в любом случае посадите меня в тюрьму, я больше ни слова не скажу. Какая разница, какая у меня будет статья? Я никакой срок в тюрьме не выдержу, я себе вены вскрою, голову о стену разобью!

И Маркуша уселся на стул, скрестил на груди руки и уставился в пол. Вид у него при этом был не гордый и отрешенный – наоборот. Губы у библиофила прыгали, лицо дергалось, а на глазах появились слезы. «А ведь он, пожалуй, не врет, – подумал Егоров. – Он и вправду теперь будет в молчанку играть, ни слова больше не скажет. А в СИЗО голову себе разобьет». Капитану был известен такой тип людей. Они действительно не могли находиться в заключении и готовы были решиться на что угодно, лишь бы вырваться на свободу.

Перед Егоровым вставал нелегкий выбор: настаивать на строгом соблюдении закона, рискуя при этом потерять свидетеля, обладающего ценными сведениями, или немного допустить послабление, закрыть глаза на некоторые делишки свидетеля, но при этом сохранить с ним контакт. До сих пор капитан Егоров редко шел на уступки фигурантам уголовных дел. Но тут, как ему казалось, был особый случай. И он решил уступить.

– Зачем столько эмоций, Семен Львович? – произнес он. – Никто не собирается отправлять вас в тюрьму. Я только указал на незаконный характер вашего заработка. Если мы с вами продолжим сотрудничество, то никакая тюрьма вам угрожать не будет.

– Вы это обещаете? – спросил Маркуша.

– Да, я это могу обещать, – твердо сказал капитан.

– Ну, в таком случае… – протянул Маркуша. – Тогда можете задавать ваш следующий вопрос. Кажется, вы говорили, что хотите с чем-то там определиться…

– Да, я хотел сказать вот что, – с облегчением произнес Егоров. – Давайте теперь определимся, какие люди еще бывали у Соколова, кроме любителей редких книг. Кого вы там видели, о ком слышали? Давайте, вспоминайте всех.

– Тут много имен придется называть. Ведь Борис был человек открытый, он терпеть не мог одиночества. Казалось бы, такое пристрастие к компании не сочетается с любовью к собиранию книжек, но у него это как-то сочеталось. И еще у него была одна страсть, которая